Три главных слова)

[zosiapupkina]

Пусть будет в новом посте))



1.  urfinj

на картинку


Один мир

Нагретые доски пирса вкусно пахнут деревом, ленивая вода облизывает сваи и урчит от удовольствия, перекатываясь под полуденно щедрым солнцем. Мир сквозь закрытые веки подкрашен в красное моей собственной кровью.
– Ты зачем в мой мир залез?
Мне даже смотреть на Него не надо. Я и так знаю, что Он крайне серьезен – маленький залом морщинки меж бровями и «вековая мудрость в очах».
– Ты же знаешь, что так нельзя.
– У тебя Герой слишком геройский, а мир слишком справедливый. Подвигов явно не хватает. Вот, пусть будет то самое Зло, что приходит извне.
– Зло какое-то у тебя костлявое, – Он тычет пальцем в экран ноутбука. – И несчастное.
На краю скалы, скрестив по-турецки ноги, сидит мое вписанное в его мир Зло. Оно и правда не блистает телесной мощью. Узкий подбородок, тонкие угловатые руки-ноги. Ключицы, бессовестно подчеркнутые широким воротом. Даже позвонки, кажется, топорщатся сквозь ткань.
– Оно еще не освоилось просто.
Зло, посидев пару секунд и утомившись от созерцания, вцепляется зубами в заусеницу на пальце. Выкусывает ее, шикает от боли. Густая челка по-мультяшному закрывает глаза, оставляя для портретности только задорный нос и большой подвижный рот – я решил, что будет менее банально, если эмоции будут отражаться не в глазах.
– Что он собирается делать?
– Не знаю, – я пожимаю плечами. – Я дал ему полную свободу действий.
– Ты лентяй. Ты даже опции ему толком не прописал.
– Пусть изворачивается.
– А если мой Герой его убьет?
– Он не убьет, – морщусь я. – Используй правильные слова. Он победит Зло. «Убивать» – слово с негативным оттенком, а он у тебя весь в доспехах славы. Так недолго и репутацию подмочить.
– Стремно как-то с таким недокормленным Злом бороться. Засмеют же.
Он задумчиво стучит по клавиатуре, сгущая над своим миром тучи, «поражая небеса молниями и громом». Атмосферу создавая, в общем. Его герой тут же вздергивается, будто выпадая из коматоза. Поводит плечами и красиво замирает, глядя вдаль и скрестив на мощной груди руки. Позер какой.
Зло тоже оживляется, с интересом разглядывая атмосферные явления. Пробурчав что-то, встопорщивается всеми своими косточками, которые вдруг прорастают по хребту острыми иглами шипов. Грудь раскрывается, ноги выворачиваются, удлиняются, руки, разведенные резким рывком в стороны, затягиваются перепонками и тут же шатром укрывают Зло. Трансформация, что ли? Крылья расправляются, открывая застывшего над рекой дракона. Белого. От дурень. Тоже позер. Нет бы выбрать более камуфляжный оттенок.
– Драко-о-он? – уважительно тянет Он. – Белый, – почти с восхищением добавляет, поглаживая чучело, сидящее на камне. – Что делать будет? Терроризировать деревни и требовать себе девственниц?
– Зачем ему девственницы?
– Не знаю. Может, потому что их кровь позволяет ему продлить собственное бессмертие?
– Ну ладно. Пусть будет так.
Дракон расправляет крылья и неторопливо планирует над ближайшей деревней, аккуратно подпалив по пути боковые хатки и кабак. Нельзя ж выжигать все подряд, где потом девственниц раздобыть-то? Точки, изображающие людей, хаотично мечутся по экрану. Все, зло свершилось. Теперь остается лениво греть бока, пожирать выкуп и ждать героя. Я не люблю эту нудную часть, технических вопросов и нюансов море, а толку мало.
Пара точек бросается в сторону, за помощью, надо полагать. Может, скрасить как-то нудный быт захваченной деревни? Забираю ноутбук и бужу уставшее Зло. Он, лениво приоткрыв один глаз, зевает во всю свою клыкастую пасть. Давай, покажи класс! Создай фон для геройства. Дракон взлетает, красиво кружит над деревней, сея положенную панику и ужас. Плюет небольшим запасом огня в почти отстроенный кабак, делает «бочку» и угребает на скалу. Мол, план выполнил.
– Что там твой герой?
– Собирается.
Смотрю, как на груди героя в истерике бьется златокудрая девица. Не отпускает. Любит. Почему-то ревниво поджимаю губы.
– Ты знаешь, мне кажется, вот это противостояние добра и зла жутко сексуальная штука.
– Ты вечно все к постели сводишь, – Он заправляет длинную прядь за ухо и отлепляет Златовласку от Героя.
– Сам подумай: герои, как подорванные, бросаются искоренять зло. Скачут, возбужденные, при параде, как на первое свидание.
– Бг-г-г…
– Не хихикай мне тут, а то у тебя герой сейчас в два счета безгеморройно доскачет до дракона. Ему бы еще пару подвигов совершить по пути.
– Точно.
Он тщательно прописывает разной степени каверзы, оставив на своем Герое слегка помятые доспехи и один симпатичный шрам.
– Доскакал. Чего теперь?
– Чего… Как-то бесчеловечно на ночь глядя Зло будить. Пусть ему там баньку истопят, медом и квасом угостят. Расскажут, какое Зло злодейское.
На самом деле мне жалко убивать этого мальчишку с красивым ртом. Он немного циничный, пакостник… и не такое уж и Зло. Поет хорошо. Чуть надорванным хрипловатым голосом. Я смотрю на фигуру подростка, что сидит на краю скалы и с пониманием кривит свой рот. Эмоции, блин.
– Давай ночь прокрутим, по-быстрому?
Ну все, увлекся. Теперь будет геройствовать, пока не добьет.
– Прокручивай. Чего уж. Нет в тебе созерцательности, – ворчу, просчитывая пару внезапных идей. Подмигиваю Злу, и тот понятливо кивает. Рот перекашивает то ли задорная, то ли саркастичная усмешка.
– Поскакал.
Заглядываю через плечо в ноут. Герой летит стремительно, плащ красиво развевается за плечами. Все по канону. Навстречу ему вылетает дракон.
– Упс! Извини, не дал дотянуть эпичный момент.
– Что ты задумал?
Дракон удирает, выписывая кренделя в небе, разве что «фак» не показывает опешившему Герою. Что, выкусил? Хотел, поди, геройскую речь толкнуть? Но надо отдать должное – Герой быстро мобилизуется и раскручивает какое-то светящееся лассо.
– Эй! Это что за мексиканско-ковбойский прибабах?! Мы так не договаривались! – я возмущен.
– А то!
Герой арканит белого дракона уже почти над самой рекой. Аркан ощутимо сдавливает горло, заставляя дракона задохнуться и рухнуть вниз.
– Разбился, что ли? – Он обескуражен быстрой победой.– А где смертельный бой?
– А откуда ты это лассо припер?
– А чего он раньше времени вылетел?
Герой тоже в задумчивой печали, стоит рядом с расшибшимся в лепешку драконом – ну еще бы, тонкая белая кожа, хрупкая кость, вымирающий вид… Ге-е-ер-р-ро-о-ой. Молодец, ухайдакал последнего дракона.
– Че делать-то будем? Ощущения победы нет, – Он печалится, ему тоже жалко красоту погубленную.
– Руби ему голову.
– Не… совсем мародерство какое-то.
– Руби, я сказал, пока у меня мысль не упорхнула!
Герой поднимает тяжелый двуручный меч и одним махом отрубает голову. Дракон вспыхивает мистическим светом, тот клубится, сжимается, мгновенно рассеивается, и в небо взлетает птица. Реинкарнация, бля! Не ожидали?!
– От черт, ловкий! – его пальцы лихорадочно скользят по клавиатуре, заставляя Героя выхватить стрелу и выпустить в птицу.
– Мимо! – кричу я, радуясь. – Мимо!
Герой свистом подзывает верного коня (а то как же!) и мчится с красиво развевающимся (опять) плащом вслед за птицей… Фух…
– Может, перекусим? После обеда продолжим?

Жую горячий хлеб с подтаявшим на нем куском сыра.
– Шлуша… – набитый рот мешает новосозревшей мысли звучать внятно, – а давай он его увидит?
– Кого?
– Зло же. Пусть, так сказать, увидит врага в лицо. Без личин.
– Ты знаешь… – Он скатывает в пальцах хлебный мякиш и швыряет шарик в воду, – это плохая идея.
– Че эта?
– Зло у тебя… такое. Убивать… побеждать его потом стыдно будет. А он у меня герой все-таки. Его муки совести загрызут.
– Ну давай! Добавим драмы.
– Не знаю…
– Вот увидишь, получится прикольно.
Я его уговорю. Я всегда могу его уговорить, хотя идея мне уже не кажется такой правильной. Вечно я хочу все усложнить.
– А как он его увидит без обличия?
– Придумаем!

Герой стоит, сжав меч в руках. Он обескуражен. Мы тоже. Зло, скрестив руки на груди и спрятав глаза, закусывает губы. Реветь, что ли, надумал? Ты же Зло! «По деяниям и кара». Ну же! Утри сопли! Ты это с самого начала знал. С первых штрихов, с первой черты там, над утесом. Ты родился, чтобы умереть. Во имя славы, блин!
– Че стоит, пусть убивает уже, – отворачиваюсь в сторону, пряча глаза.
Он оттирает несуществующее пятно на клавиатуре.
– Прикольное у тебя Зло вышло в этот раз. Губы какие красивые.
– Да не тяни ты. Не рви мне душу, – психую.
– Может…
– Нет! Ты не перевоспитаешь мое Зло. Оно не измениться, понимаешь?! Оно будет жечь деревни и пожирать твоих немытых селянок.
– Ты, блин… мудак такой иногда…
– Побеждай уже.
Герой тяжело замахивается мечом и пронзает Зло. Мой мальчик красиво падает на колени, скручивается черной дымкой вокруг клинка и исчезает. Все. Хеппи-энд. Тучи рассеиваются, и выглядывает солнце. Настроение на нуле.
Он что-то там продолжает вычерчивать.
– Скачет твой Герой к своей Златовласке? – хмуро интересуюсь я.
– Нет. К ней он уже не сможет вернуться.
– Почему?
– Он же увидел твое Зло.
– И что? – любопытство во мне побеждает, и я заглядываю через плечо.
По монитору скользит голубая бабочка, она опускается на рукоять меча и раскрывает крылья. Герой осторожно протягивает к бабочке руку, и та тут же срывается с места. Он провожает ее задумчиво-печальным взглядом.
– Романтик, – хмыкаю я, чувствуя, как осадок на душе рассасывается. – Что, теперь страдать будет?
Он пожимает плечами.
– Трудно быть богом.
– Творцом, – поправляю я своего пафосного друга. – Творцом быть трудно.

2. LENAsan

на картинку



А может - без слов, а может - не надо.
Об тебя обжигаться смущенными взглядами.
Перехватывать дыханье твое, сухими губами.
Одурев, ошалев, прикасаться жадными руками.
Хочу тебя! Хочу тебя всего, до родинки.
Этой, у ключицы, такой сладкой впадинки.
Хочу быть еще ниже! Хочу быть еще глубже!
Шептать тебе признания, голосом простуженным.
Растекаться размазанной тенью по твоей коже.
Люблю! Весь смысл моей жизни в одно слово вложен.
Срываться на "нет", пусть слышат нас за тонкой стеной.
Пусть все знают, как я сгораю с тобой!


Cкачать Мо Люблю бесплатно на pleer.com

3. Bai Linmei

на картинку



Над Лондоном-дождь

Мы снижаемся. Дама, сидящая рядом,
прячет в сумку бульварный роман
про чужое бульварное счастье,
равнодушно скользит по мне взглядом.
Разошлись облака. Под крылом уже видно Ла-Манш.
Волны катятся к берегу, лижут прибрежные скалы,
но отсюда не слышно прибой –
только гул
равномерный турбин, «Пристегните ремни, отключите устройства!»
Предпосадочное беспокойство
океанской незримой волной
накрывает салон, оставляя меня безучастным.
Все, что било навылет и жгло,
что горело и рвало на части –
на том берегу.

И хотел бы не думать, не помнить… но все бесполезно.
Вас теперь из меня – разве только огнем и железом!
Словно в рану стекло.
(Круг за кругом, все ниже и ниже…
Если вниз посмотреть, то увижу
Аббатство, Биг-Бэн и Парламент
сквозь привычную серую дымку: над Лондоном – дождь,
размывающий лица и краски).
Я не знал, что бывает настолько мучительной ласка,
что от боли бывает так жарко, так остро и сладко,
что тепло ваших рук…
Самолет раскрывает крыло,
выпускает закрылки и делает круг,
заходя на посадку.

Что сказать? «Вы нужны мне как воздух»? Но это ведь ложь!
Если так, я б давно задохнулся, но вот же – дышу.
Разве может чужое тепло так безжалостно ранить?
Разве нежностью можно назвать, когда в кровь и до стона?..
Громче сделался шум.
Самолет выпускает шасси, чтоб коснуться бетона.


Cкачать Мо над Лондоном-дождь бесплатно на pleer.com

4. К.А.Н.

на картинки




Я люблю тебя..
Люблю тебя… Люблю тебя… Люблю тебя…
Эти слова так и отпечатались на моем сердце, стоило их только прочитать на клочке тетрадного листка в клетку, оставленном тобой тогда.
Помнится, я пришел в тот вечер навеселе, отмечали как-никак мое повышение по службе. Я еще поначалу удивился тому, что ты не встретил меня в прихожей, как делал это всегда, когда я приходил сюда голодный и холодный. Ты же обещал меня дождаться, но… Тебя нигде не было, я обошел весь дом вдоль и поперек, толку от этих хождений не было никакого, но я упорно проходил одну комнату за другой, только ты пропал, будто канул в лету. И только спустя несколько минут я сообразил, что что-то не так. Все-таки и вправду говорят, что алкоголь притупляет мышление.
Но, все же взяв себя в руки, мой взгляд зацепился за тетрадный листок на дубовом столе, на котором красовалась ручка перо, ты всегда любил такие вещи, твое отличие от многих. И вот я беру этот клочок бумаги и читаю: «Люблю тебя… »
Мы никогда не говорили друг другу таких слов, не бросались ими, как я однажды сказал тебе. Ты еще якобы пошутил однажды, что если скажешь эти слова, то просто потому что поймешь, что ты будешь никому не нужен и кроме меня тебе любить некого. Я отшутился, как мог и не придал этим словам должного внимания, и что же получается теперь…
Прошло уже несколько месяцев, а я все жду, что каждый вечер ты все также будешь встречать меня в прихожей этого огромного дома, но тебя все нет и нет. Это так непривычно и неуютно, что до сих пор не могу относиться к этому нормально. Пробовал тебя найти, но ты и вправду, будто сквозь землю провалился. Друзей общих у нас с тобой не было, так один-два приятеля, а если честно, я и не интересовался толком, что и как у тебя. Встречались, спали вместе, да ладно, вот и все, что я знал о тебе, а ты обо мне. Ты, как я помню, пытался что-то мне рассказывать, но я отчего-то всю эту информацию попросту игнорировал, за что и поплатился, как говорится. Корю себя сейчас, но ведь толку от этого никакого все равно не будет.
И вообще начинаю ругать себя, на чем свет стоит, понимая только одно, что во всем этом виноват только я. Нужно было как-то догадаться, что ли, или просто поговорить и обсудить все с ним, но нет, зачем? Конечно, я сам все знаю и не зачем тут мне что-либо говорить! Какой же я все-таки придур…
- Егор! – трясу головой, кажется, я уже и сходить с ума начинаю, мерещится уже собственное имя, произнесенное его голосом. – Егор?!
- Да что воо… - резко оборачиваюсь и оскорбления для зануды, приставшего ко мне, мгновенно застревают в горле. – Ты? Пашка! Это ты?! – все-таки не могу в это поверить. – Как ты здесь… ты же… - пытаюсь задать толком хоть какой-нибудь вопрос, а выходит черти что. – Я так… ты… - и тут я слышу его смех, тот самый, который я так люблю?! И вот тут-то, будто ледяной водой с головы до ног облили. Не могу ни слова сказать. Это что же получается, что все-таки я и вправду люблю, хоть поначалу и придумывал себе отговорки насчет привязанности всякой, дружбы, удовольствия и приятного времяпровождения?
- Егор, ты все-таки идиот… - смеется мой Пашка, а я думаю, что все так и есть.
И пусть я только потом узнаю, что ему тяжело было так поступить, но скрепя сердце, он все-таки решил, что так будет лучше для нас обоих. Но, слава богу, что Пашка все-таки не смог без меня и вернулся, пусть и боялся, что я его пошлю далеко и надолго, только вот я решил тоже время зря не терять и признаться в том, что я к нему все-таки чувствую. Ведь Пашкино признание послужило для меня хорошим толчком для того, чтобы слова «Люблю тебя» и для меня стали не пустым звуком.

5. Пелагея 007
на картинку ... которой не было,но мы под шумок добавим)))



Дождь - это боль, что меня утешает,
Дождь - это горечь, что жить не мешает,
Дождь - это грусть, что пронзает и лечит,
Дождь - это нежность, что душу калечит.

Дождь - это радость, что сердце наполнит,
Дождь - это миг, о котором не помнят,
Дождь - это друг, что всегда будет рядом,
Дождь - это память, которой не надо.

Дождь... Он вокруг, он внутри, он повсюду,
Дождь - это то, чем я был, чем я буду.
Только в глазах твоих - дымчатых, льдистых,
Я утону, отыщу новый смысл.

Только во взгляде пронзительном, нежном,
Я уловлю отголосок надежды.
Губы твои отогреют и в стужу...
Рядом с тобой даже дождь мне не нужен!


Cкачать Мо дождь бесплатно на pleer.com

6. Pel89

на картинку


Вовка распрямил затёкшую спину, потянулся, потёр поясницу и оглянулся на своих. Мама и бабушка всё ещё хлопотали над грядками, отец прятался за сарайчиком, раскурив сигарету. Нет, он не боялся быть застигнутым за постыдным занятием, к его вредной привычке все давно относились равнодушно. Но бабушка могла возмутиться бесполезному простою, когда ещё не все дела переделаны. А как их завершить, если эта возня на гигантском огороде бесконечна, словно вселенная? Но уже вечерело, солнце клонилось к горизонту, выматывающая жара спала, и оживились вреднючие насекомые.
- Вова, - окликнул сына мужчина, - кажется, там мотор зачихал. Сходи, проверь. Наверное, бензин заканчивается.
А парню и в радость такое задание, законный повод сбежать от поливных шлангов и тяпки к речной прохладе.
- Ты, если что, не глуши насос сразу, пускай всё доработает, - донеслось вслед ему наставление бабули, - хоть ещё что успеем полить.
Вот ведь, а притворяется глухой. Но если захочет, всё услышит. Вовка махнул в ответ рукой и неторопливо двинулся в сторону реки. Спешить некуда, техника заглохнет сама без бензина. А чтобы на тележку его поставить, да вывести с берега, так это нужно будет ждать, когда раскалившийся металл остынет. Точно час на мечтания и размышления у Вовки есть.

Река встретила парня радостными песнями лягушек. Ишь, расшумелись, да звонко как! Говорят, хорошая погода будет, коли они так распелись.
Вовка помнил, как в детстве он ловил маленьких лягушат сачком, вытаскивал их из воды и наблюдал, как мелкие существа забавно скачут, стремясь убежать от страшного огромного животного – человека. Эх, вроде вчера всё это было, а сколько лет прошло. Тогда он только первый класс окончил, теперь же - рабочий человек. Но прежний ребёнок сохранился, лишь спрятался за взрослой личиной. Вовка осторожно подкрался к краю воды, заглянул за куст рогоза и обнаружил важного зелёного жениха, раздувающего пузыри – щёки и призывающего невесту. Лягушечья свадьба, смешная. Странные существа, с какой стороны на них не посмотри, а туда же, чувства у них, страсть! Ишь, как старается, призывает даму сердца. Вовка не сдержался, хихикнул, напугав певуна. Тот поспешил прыгнуть в воду, чтобы отплыть от опасного места и снова завести свою лирическую мелодию.
Парень же поспешил к песчаному деревенскому пляжу, на котором громыхал поливной насос. И правда, механизм работал с перебоями. Вот он фыркнул несколько раз, да заглох. Всё, полив на сей день завершился. И сразу парня окружила тишина. Несколько мгновений Вовка ничего не слышал, затем вокруг него начали проявляться звуки, рассказывающие о торжествующей природе.
Лягушки, кажется, обрадовались, что глушившая их крик техника замолчала. Они с утроенным энтузиазмом принялись распевать серенады. Как сопровождение им звучал плеск воды – окунь гонял рыбёшек, а те в страхе выпрыгивали на воздух, стараясь спастись от страшной зубастой пасти. Потом в эту мелодию включился стрекот сверчка. Запищали комары, вечерний концерт только набирал обороты.
Вовка блаженно растянулся на песке, ещё хранившем дневное тепло. Приятно было слушать музыку летнего вечера и предаваться воспоминаниям.

Всё его деревенское детство было связано с рекой. В жару мальчишки не вылезали из воды, а взрослые шутили, что их дети уже отрастили жабры. Но ведь как чудесно войти, чуть поёживаясь, в кажущуюся холодной воду, чтобы остудить разгорячённую кожу. Или наоборот, разбежаться и отчаянно прыгнуть в реку, в обжигающий холод. Почувствовать, как ёкает всё внутри, ощутить давление воды и с наслаждением вынырнуть, поспешно хватануть недостающего воздуха, а потом долго отфыркиваться, трясти головой, разметая брызги влаги во все стороны. Потом ощутить, что привыкаешь к прохладе, и на самом деле вода не ледяная. Наоборот, к вечеру на поверхности реки она становится тёплой. «Как парное молоко», - говорят местные. И лишь в некоторых местах ноги струёй холода обдаёт – это если на родник попасть, которых в реке много.
Ещё здорово было Мишку дразнить. Он городской, к реке не особо привычный. Пока он боязливо входил в воду, нужно было демонстративно нырнуть рядом, окатив его веером брызг, веселясь над его почти девчоночьим визгом. А потом тихонько подплыть к нему, разглядев в зеленоватой мути белые коленки, обогнуть мальчишку так, чтобы вынырнуть у него за спиной. Сделать это нужно было тихо, практически бесшумно. Сидеть в воде позади Мишки и ждать его реакции. А тот растерянно вглядывался в спокойную водную гладь, не понимая, когда же его друг вынырнет на поверхность. Вовка просто кожей ощущал, как нарастает паника у Мишки. Главное, не переборщить, выбрать тот самый момент, когда испуг ещё не успел перерасти в истерику, подняться во весь рост и спросить: «Кого ищем?» Мишка вздрагивал, резко разворачивался и громко охал. А в глазах – смесь разных эмоций: от возмущения до восторга и гордости за друга - вон как, однако, умеет. За эту бесконечную веру в него Вовка мог простить Михаилу всё. И его занудство, и его неуклюжесть, и пугливость, и неприспособленность к деревенской жизни. Вовка чувствовал себя рядом с рохлей – Мишкой настоящим героем, с удовольствием внимал его восторгам по поводу своей пацанячей крутизны. А городской мальчик нисколько не обижался на шутки своего друга. Он спокойно воспринимал все его шутки и лишь близоруко улыбался, наблюдая за очередной проказой Вовки.

Тогда казалось, что этой дружбе не будет конца. Как и беззаботным дням. Но потом Вовка узнал, что вся семья Мишки переехала в другой город, а потому его друг больше не приедет в любимую им деревню. В тот момент мальчишка впервые понял, что такое потеря и как её сложно пережить. Вроде весь мир остался привычным, все предметы - на своих местах. Но не хватало маленькой частички, штришка, без которого все проказы, все удовольствия и развлечения потеряли свою привлекательность. Или Вовка просто вырос? Никогда бы он не признался, что плакал от отчаянья и обиды, переживая свою потерю. А ещё не понял он тогда, почему так ноет в груди, отчего так тяжело?

- Эй, ты заснул тут? Помощь не нужна? Бабушка уже ужинать зовёт, а тебя всё нет и нет, - знакомый и родной голос заставил Вовку очнуться от грёз.
- Миш, я тут замечтался, - отозвался парень, разглядывая нависшего над ним друга.
- И о чём ты грезишь? – ехидно поинтересовался Михаил, присаживаясь рядом.
- Помнишь, как мы на речке играли, как рыбу ловили? – Вовка приподнялся, сел и, ничуть не смущаясь, положил руку на плечо друга.
- О, да тебя ностальгия замучила, - засмеялся Мишка, прижимаясь к Владимиру, - стареешь, однако.
- Глупый ты, - возмутился Вовка и звонко чмокнул друга в вихрастую макушку, - просто мне приятно вспоминать о своём любимом человеке.
- Думаю, тебя не обрадует тот факт, что этот самый человек помирает с голода. Хотя, вот само признание мне понравилось.
- Значит, я буду говорить это слово как можно чаще, всё ради тебя. Люблю, Мишка, просто сил нет, как люблю, - Вовка крепко-крепко обнял своего парня, с восторгом осознавая, что тот замер, чуть задержал дыхание. А сердце у Мишки забилось часто-часто.
- И я тебя, - тихо выдал он, млея в руках Владимира.
Лягушки же продолжали свою волшебную песню, восхваляя торжество неугасимого чувства…

7. Светаклевер
на картинку


Уезжаю

Уезжаю. Вот билет на поезд.
Долгий путь, колес усталый стук.
Хоть немного в сердце успокоит
Тяжесть мерный и привычный звук.

Проводи, раз нужно непременно.
Не просил, но если хочешь сам...
Обними. Неловко, странно, нервно:
На прощанье можно и друзьям.

Мы не дети, чтобы верить в сказки.
Начинать - так с чистого листа.
Разорвали все свои привязки.
И готовы заново. Ведь так?

Не вернуться... Нет, приехать можно,
Обнимать неловко и вдвоем
Говорить о вечном и несложном.
Помнишь, были... Только не о том.

Пустота не ищет виноватых,
Кто терял однажды, тот поймет.
Уезжаю. Помнишь ли, когда-то
Было все совсем наоборот?

Удержать, просить, кричать в запале,
Понимать и навсегда терять.
Помнишь ли, мы что-то обещали?
Это было сотни лет назад.

Стук колес, тоска осядет пылью,
Мы итак безумно далеко...
До сих пор тебя... Да нет, забыли.
Вот и все. Прощаться так легко.

Уезжаю... Глупый детский лепет
Про "удачи, легкого пути".
Нервный. И неловкий, и нелепый.
Что ж ты глаз не можешь отвести?

Кто-то нужный, нежный, лучший... лишний.
Пусть картинки за окном летят.
Уезжаю. То на то и вышло:
Прошлого не вытянешь назад.

Мне теперь легко с тобой прощаться.
Может, просто так легко солгать...
Между нами столько миль и станций...
Научиться бы еще
Прощать...


Cкачать Мо уезжаю бесплатно на pleer.com

8. DreamGalaxy

на картинку


"На теплоходе музыка играет...
А я один стою..."

Ну, допустим, не совсем один. И даже на палубе. Хотя от этого уточнения в нынешнем раскладе ни жарко ни холодно. Близость Макса волнует - всего несколько шагов к противоположному борту, обнять со спины такого родного, теплого, носом потереться о бугорок позвонка в основании шеи, что-то рыкнуть тихонько, согревая выдохом... Нельзя. На этом празднике жизни мы - всего лишь две параллельно существующие Вселенные, по очередной случайности еще и разделенные на "сторону невесты" и "сторону жениха".
"Как и в первую встречу...", - воспоминание слишком яркое, чтобы тень улыбки не затаилась шаловливым котенком в уголках губ. Тогда моя сестра в пару фраз, насквозь пропитанных обидой за разрушенные девичьи грезы, "сдала" Макса с потрохами, неосознанно спровоцировав череду последующих событий. Воистину не знала, что творила. Хотя я предпочитаю думать, что это моя Судьба вложила заветные слова в Линкины уста.
Случайная встреча в кафе. Забытый телефон. Флирт на грани с откровенной провокацией... Без малого год, омраченный лишь необходимостью скрывать отношения от друзей и родных.

"- Крас... Рыжая шапочка, что ж ты бесстрашный такой? Лес же... волки вдруг.
- Волков бояться - в лес не ходить... А у меня, знаешь ли, пирожки стынут ..."

Обидно осознавать, что для таких, как мы, сказкам суждено существовать лишь в закрытом мире на двоих. От роли "приличного мальчика" порядком подташнивает. Опираюсь локтями о перила, прикрываю глаза, устав от мельтешения знакомых и не очень лиц и желая сейчас побыстрее оказаться дома, чтобы снять и вышвырнуть за ненадобностью в темноту угла приевшуюся маску отстраненности. Стрелки часов неумолимо ползут к полуночи, а тело, разгоряченное танцами и алкоголем, с удовольствием купается в свежести и прохладе ночи.
Похищено и возвращено за соответствующее вознаграждение все, что положено было украсть. Время вольной программы - дискотеки для самых стойких, но танцевать я уже не хочу.
- Дядя Алекс, дядя Алекс...- двоюродная племянница, шестилетняя Мила, настойчиво дергает за полы пиджака.
- А? - присаживаюсь на корточки, чтобы быть с малышкой на одном уровне, заправляю распушившуюся светлую прядку за аккуратное ушко.
- А я сегодня Фея! - глазки уже сонные, но от этого не менее восторженные.
- Самая красивая и добрая Фея на свете? - тепло улыбаюсь, поглаживаю хрупкие предплечья, ощущая на себе чей-то взгляд. Макс? Так и есть, смотрит задумчиво с едва заметной улыбкой, только у меня от нее вдруг морозец по коже, словно вот сейчас возьмет и, опустив глаза, скажет: "Ты ведь создан для семьи и детей... а я - лишнее звено"...
- Самая-самая, - Мила кивает совершенно серьезно, возвращая меня в реальность. Выдыхаю шумно - морок растворяется, как и не было.
- А если я попрошу у тебя выполнить одно маленькое, но оооочень важное для меня желание? Поможешь?
Брови девчушки слегка сходятся на переносице, знаменуя начало бурного мыслительного процесса, на замену которому внезапно приходит озарение. Дети не умеют скрывать эмоций - в этом их особенная прелесть, так и моя Фея расцвела, чуть не светится:
- А тетя Лина даст мне примерять фату?
- Обещаю, - шепчу тихо.


Касание волшебной палочки к локтю заставляет Макса удивленно обернуться.
- А ты и вправду Волк? - Мила недоверчиво щурится, недопонимая, как этот чужой дядька может быть волком: хвоста нет и лап нет...
- Волк-Волк, - Макс улыбается в ответ, кидая на меня короткий, вопросительный взгляд.
- Руку дай...- в протянутую ладонь аккуратно ложится вырванный с блокнота и сложенный вчетверо листок в бледно-голубую "школьную" клетку. Маленькая Фея тут же упархивает к окликнувшей ее матери.

"я ТЕБЯ люблю :-Р" - наскоро нацарапанные чернильные завитки недолго наслаждаются видом ночного неба, вместе с листком отправляясь в нагрудный карман пиджака. Ближе к сердцу. Ближе к нашему миру только для двоих.
Тепло. Хорошо.

9. Motik71 не прошло и года ,как Мотька решилась на очередные написульки) на буке я объяснила что к чему,но повторю и тут) это отрывок из текста,который может быть когда-нибудь появится в полном размере) со всеми обоснуями ) пока только так) легло на картинку,хотя в ангстовом варианте) и любовь тут,безусловно, есть))) только вот такая трагичная)))

песня бонусом)


Download Alter Bridge Broken Wings for free from pleer.com

на картинку



Они явно ругаются. Один кружит, истерично выламывая крылья, поднимается выше и тут же бросается вниз с громким визгливым криком, пытаясь то ли перекричать, то ли доказать что-то. Злится еще сильнее, взмывает ввысь и снова, и снова падает стремительно, вспарывает своим большим загнутым клювом, заходится в крике, и бьет раз за разом все больнее и глубже. Второй грозным басом бьется о камни, пытается защититься, отогнать, достать обидчика мириадами брызг, шипит белой пеной, отступает и мрачнеет все больше.
Небо темнеет, словно гневаясь на двух спорщиков, хмурит брови-тучи, оттесняет солнце себе за спину и, кажется, дает последний шанс успокоиться. Предупреждает свистом ветра и готово разметать их по разные стороны хлыстом-молнией.
Лицо Вика кривит болезненная гримаса. Это все так похоже на что-то. На то, что заставляет тело мгновенно цепенеть до сих пор. Что не отпускает на протяжении нескольких лет. Словно занозу в ноге от той злополучной паркетной доски опять начали теребить подушечкой пальца.
Мурашки врассыпную бегут вниз по рукам. Надо вернуться назад в комнату, но Виктор продолжает стоять на террасе, вцепившись в перила. Упасть бы животом на каменную перегородку, пережать подступающую темноту, спрятаться от беспощадных ударов слов, которые порывы ветра бросают Вику в спину из приоткрытых дверей номера. Он не слышал их несколько лет, почему опять?..

Fight the fight alone
When the world is full of victims
Dims a fading light
In our souls

Тогда...

Витя, как загипнотизированный, не мог отвести глаз от вспыхивающих ярко-красных огоньков включенного музыкального центра. Казалось, с каждым следующим миганием они, наконец, порвут истончившийся, будто старая нить, пульс, и наступит долгожданная темнота. Хотелось закрыть глаза или хотя бы моргнуть. Несколько раз он даже пытался поднять руку, чтобы совершенно по-детски прикрыть их ладонями. Но беспрерывно мелькающие маленькие красные точки неуклонно превращались в один белый сверкающий треугольник, который, словно наконечник стрелы, пропитанный ядом Кураре, прошил тело насквозь, мгновенно его парализовав. Вите хотелось, чтобы вместе с телом застыла камнем и душа. Чтобы не рвалась в клочья, не выла раненым зверем, который понимает, что конец, но еще дышит, потому что пока еще жив.
Если бы спустя много лет кто-нибудь спросил, сколько он так просидел в тот вечер, Витя не смог бы ответить точно. Ему казалось, что тогда он просто провалился в безвременье. Ухнул с разбега в воронку, где не было ни света, ни звуков, ни… жизни.
Сверкающий в полумраке комнаты белый треугольник все так же не отпускал, приковав взгляд намертво. Почти исчезал, сузившись до микроскопического, едва различимого пятнышка, и внезапно вспыхивал вновь, увеличиваясь перед глазами. Фантомным движением Витя пытался его схватить, смять, порвать, чтобы никогда не-видеть-не знать-не читать единственное слово, написанное крупным размашистым почерком. Слово, ржавым гвоздем процарапавшее душу и оставившее в свежей ране крупицы грязи, которые будут теперь всегда гнить и нарывать, не давая краям стянуться.
В абсолютную тишину вокруг вдруг стал пробиваться какой-то назойливый звук, словно уши Вити были полны ватой, а теперь кто-то играл и дразнил его, то вытаскивая ее, то заталкивая обратно. Неприятное щекотное шипение сменялось заглушенным звоном, на минуту замолкало и опять появлялось. Тело все так же не слушалось, не давая возможности встряхнуть головой или заткнуть уши руками, чтобы не слышать эти отвратительные шумы, которые иглами впивались в мозг. А потом все пропало. Исчез белый треугольник, уши не терзало непонятными звуками, и Витя на мгновение обрадовался, что и его самого больше не существует. Нет тела, нет души. Не. Больно.
Всего несколько секунд блаженной анестезии и совершенного безразличия ко всему были прерваны резким, показавшимся оглушительно громким в гробовой тишине квартиры звонком в дверь, отрезвляющей пощечиной швырнувшим Витю назад в реальность.
Он с трудом повернул голову в сторону темного коридора. Медленно поднялся и сгорбленным двадцатилетним стариком, еле переставляя ноги, пошел к двери.
На один призрачный миг светлячком в ночи сверкнула надежда, что открывшаяся дверь, будто заслонка, позволит выдуть эти страшные часы. И все закончится или забудется как страшный сон, потому что за дверью будет стоять его Гошка, который как всегда не может найти ключи. А Витя замрет, прислонившись к дверному косяку, и будет счастливо улыбаться, глядя на самое любимое на свете лицо. И Гоша обязательно начнет бурчать и ворчать, что он точно брал утром ключи, но сейчас они ни в какую не хотят находиться…
Промелькнувшая перед глазами картинка была такой мучительно реальной, почти осязаемой, казалось – протяни руку и коснешься теплой кожи под выступившей за день щетиной, привычной, знакомой и необходимой, что Витя, не глядя в «глазок», резко рванул дверь на себя и…
– Слышь, паря, я тут… это… Вася я, сосед твой снизу.
Пытаясь перекричать музыку, которая шумовой волной едва не снесла его от двери, мужичок протянул было руку для приветствия, но словно споткнулся о пустой взгляд Вити, передумал и замолчал. Начал переминаться с ноги на ногу, как будто ему было стыдно за то, что он собирался попросить, но, все же решившись, затараторил:
– Ты бы оралку-то свою приглушил малеха, а? У меня баба беременная, рожать скоро, говорит, что от твоей музыки малой в пузе ворочается. А мне бы на рыбалку с мужиками завтра, а? Войди в положение, будь другом? А то рожать начнет, что ж тогда-то, а? На рыбалку тогда точно никак, сам понимаешь, а? Ты же мужик, должен сам по…
«Музыка», «Вася», «рыбалка», «беременная баба», слова, слова, слова кружились детской каруселью, лошадками и слониками, поднимались и отпускались, моргали разноцветной гирляндой и никак не хотели остановиться. Витя пытался понять значение каждого из них, но они песком осыпались в темноту сознания. Что-то никак не давало ему сосредоточиться. Что-то белое, то, что торчало у незнакомого человека из кармана. Что-то очень страшное, чего там быть не должно было.
– Что у тебя в кармане? – губы кривило, словно вкололи заморозку, и они стали чужими.
Сосед тут же замолчал, уставился на Витю и даже слегка попятился от двери. Но, видимо, понял, что иначе его рыбалка все же накроется, и послушно сунул руки в карманы, выворачивая их наружу.
– Дык нет ничего, – словно оправдываясь, Вася готов был снять штаны и вытряхнуть их перед застывшим парнем, – дырка, вот и вылазит подкладка иногда. Все забываю Ирку попросить, но вот прям сейчас сразу, ты не волнуйся только. Она у меня, знаешь, какая рукастая баба! Она у меня…
Карусель слов закружилась еще быстрее, превращая милые мордахи зверят-сидений в злобные оскалы чудовищ. Вите казалось, что он слышит их издевательский смех и громкий скрипучий шепот: «Дурак-дурак-дурак, это всего лишь кусок белой подкладки».
Тошнота центрифугой скрутила внутренности. Все оказалось так просто. Вася просто порвал штаны и все забывал попросить свою рукастую жену зашить эту безобидную дырку. И, наверное, можно было бы выдохнуть, потому что сосед не Игорь Кио и не достанет сейчас из кармана то, от чего захочется заорать. Только уже не беззвучно, не где-то внутри, а по-настоящему. Громко и во всю глотку, чтобы криком выхаркать больное кровавое нутро и ошметки души.
– Так я пойду, да?
Василий явно хотел смыться быстрее, но не был уверен, что этот чудак его понял или услышал хотя бы слово из заранее продуманной речи. Рыбалка все еще оставалась под угрозой, да и сам парень выглядел очень странно. «Похоронил, что ль, кого, что так перекосило его. Или принял что-то, дурак. Молодой же совсем, идиотина. Вот родится у меня пацан, самолично оторву яйца, если надумает такую срань».
От мыслей о сыне Вася слегка повеселел и даже, забыв о рыбалке, разулыбался, но тут же спохватился – у человека горе может быть, а он тут светится стоваттной лампочкой. Он сам не понял, что произошло, но парень внезапно вполне осознанно на него посмотрел.
Улыбка мужчины сработала для Вити щелчком пальцев, выводящих из гипноза.
– Хорошо.
Василий скорее прочитал это по губам, чем услышал, и дверь захлопнули перед носом так же внезапно, как и открыли несколько минут назад. Вася вспомнил ощущения после чистки ушей у ЛОРа, когда сразу начинаешь слышать все, вплоть до взмаха крыльев мухи. Если муха в этот момент, конечно, летает где-то поблизости. В подъезде воцарилась благодатная тишина, и счастливый Вася с чувством выполненного долга побежал домой собирать рыболовные снасти на завтра.
После ярко освещенной лестничной площадки квартира своей кромешной темнотой стерла Витю, растворила в себе, будто и не существовал он никогда. Они прожили в ней год, и ему казалось, что он знает тут каждую трещину и царапину, помнит, где отскочил паркет, который так и не дошли руки приклеить, и который они каждый раз просто перешагивали, чтобы не споткнуться и не пораниться. Сейчас же ему пришлось вести рукой по стене, чтобы не упасть в ставшей вдруг совершенно чужой и незнакомой однушке. Он должен был что-то сделать. Что-то, что только что обещал кому-то странному. Или ему все это привиделось? И не было звонка в дверь, не было непонятного человека с дыркой в поношенных домашних трениках, из которой торчало что-то белое и опасное. Не было, потому что там был не Гоша. Не. Гоша.
А если это не он, то зачем надо куда-то идти и что-то делать?
Он все же наступил босой ногой на тот опасно торчащий уголок паркетной дощечки. Внезапная острая боль прошила насквозь и оглушила ревом музыки. Любимая Гошкина песня «Broken wings» каждым словом-пулей расстреливала застывшего Витю.

On broken wings I'm falling…

С трудом сделав несколько шагов, он вырвал шнур вместе с розеткой. Подкошенный тишиной, упал на пол, свернулся эмбрионом и, наконец, завыл…

Через пять лет Виктор все еще оборачивается на темные вихрастые макушки в толпе...
Через тысячу восемьсот двадцать шесть дней Вик все еще не может произнести: «Я отпускаю тебя».

10. A.Raff

на картинку


Качели
*******
Если сильно зажмуриться и медленно раскачаться, оттолкнувшись ногой, то тридцать лет превращаются в портал-туннель, по которому за миллисекунду переносишься в 1980 год. На вечернюю окраинную площадку, заполненную детьми. В такие же сумерки, в такой же воздух, и такое же ощущение твердой деревяшки под задницей. Только на качелях сидит не тридцатишестилетний мужик, а щербатый растрепанный пацан. Не Юрий Германович, а Юрик. Зажимающий ладонями цепь, летящий головой в небо и картаво фальшиво поющий фальшивой: «С голюбоооово ллучиииийка начинается лллииика, ну а длллушба начинааааится с улыыыыпки». Пацану легко, свободно и весело, хочется дарить всем, каждому свою радость, даже тому серьезному Никитосу, наполняющему песком игрушечный самосвал.
Но вскоре Юрик вырос, вначале став колючим Юркой, потом клубным Юрисом, и, наконец, уважаемым бизнесменом Юрием Германовичем. Никитос же так и остался Никитосом-с-самосвалом, шофером обыкновенным, водилой-дальнобойщиком, правда, докатался аж до Америки, лет семь как живет в Хьюстоне, рассекая по буквенно-цифровым заокеанским шоссе.
Тридцать лет назад мелкий Юрик, спрыгнув с качелей, сказал в затылок занятому делом Никитосу: «Давай длужить». Но тот не обернулся.
Двадцать лет назад шестнадцатилетний Никитос ором шипел в лицо нетрезвому Юрке, что если не перестанет провоцировать, то он, Никитос, переедет его вдоль-поперек, располосует накрест. Шестнадцатилетний тогдашний Юрка больше всего хотел вмазать ему по кривящимся губам, ударить сильно, так, чтоб кровь брызнула, чтоб запнулся и тогда Юрка смог навалиться, всосать в рот его разбитые губы, дергать их, кусать, трепать. До боли, до противостояния и сравнения хуев, до "где когда куда откуда почему зачем и как". Но вместо этого начал ржать, называя Никитоса озабоченным пидором.
Пятнадцать лет назад размажоренного Юриса Никитос выебал в кабине огромного грузовика. Теплая влажная ночь, горячее влажное тело, раскаленный влажный секс. Белые кожаные штанцы валялись одним комком с грязными джинсами, пачки «Мальборо» и «Явы» лежали друг на друге и подергивались в такт резким движениям в глубине кабины. Голый длинный белокожий Юрис и голый широкий смуглокожий Никитос. Черная шевелюра-русые лохмы. Смачно, звучно, жадно. Взахлеб. Взасос. Вразмах. Руки, ноги, ноги, руки, вверх-вниз, вправо-влево. «Раком, Юрик, раком, жопу выше, тсс, тсс, все окей», «Ник… Никит… Никитос, блядь, откуда ты… бабу раком будешь…. а я… хорошо, так, так… откуда ты взялся только».
Дальше ебались без слов, иногда шипели сквозь зубы, мат-перемат как междометье, срыв в пике, движуха уши закладывала. Когда Никотос в конце обнял, просто обнял, и поцеловал, просто поцеловал в висок, натянутая струна в животе Юрки запела голосом шестилетнего пацана «с голюбоооово ллучиииийка начанается лллииика». Заглянул в лицо Никитосу: «Ну ладно, если так, давай дружить». «Нет», – ответил тот, – «нихуя, Юрка, не выйдет. Мало. Этого мало». «А что надо?» «Да ничего», - сказал Никитос, - «вали, опоздаешь в гламурный клубец, где гибкие голубые феи отсасывают в розовом сортире под модный аромат и расслабляющий музон. Вали…», - и прибавил с насмешкой, – «друг».
Конечно же, он свалил. Обиделся. Разозлился. Был уверен, что вычеркнул. Навсегда.
Но через пять лет, уже Юрием Германовичем, случайно увидел из тачки на улице Никитоса: раздавшегося в плечах, неторопливого, уверенного.
Выражение «прошило током» перестало быть метафорой.
Прошило. Долбануло. Затрясло.
Припарковался. Вышел. Подходя, поймал его прямой взгляд, жадный, мощный, а на миг – еще и нежный, откровенно-нежный, всего на мгновенье, но сердце вздернулось к глотке.
Вдруг, именно вдруг: сразу, не раздумывая, отчетливо и ясно понял, какого тогда свалял дурака. И что пряталось за «этого мало». И что Никитос, как ни крути-забывай, гораздо больше, чем все остальные. За последние пять лет не было у него ничего более глубокого и настоящего, чем пыльная кабина грузовика. Когда тело до сих пор помнит тело, а мозг… мозг воспроизводит прошлое в мельчайших деталях.
Может, долбанный знак? Банальным картоном, примитивным мылом, но при этом жизненно как миллион подобных историй…
Подошел. Никитос приветственно кивнул. Молчали. Еще молчали. И еще. Качнулся с пятки на носок. «Ники… Никитос. Тогда ты сказал, не дружба. Имел ввиду другое? Большее? Можешь послать…» Тот перебил: «Баран ты, Юрка, да, другое. Помнишь мои-твои шестнадцать? Я конкретные и знаю, знал, что чувствую. Уже тогда, да. Ты понял». «Понял. Но я не...» «Расслабься. Лишь отвечаю на вопрос, ответ не требуется. Пока, Юрий Германович, меня ждут».
Один пошел вперед, второй сел в машину, поехал следом.
Увидел, как у входа в метро к Никитосу подошел паренек в круглых очечках, чмокнул в щеку, боднул лбом в плечо, засмеялся и они скрылись в дверях.
Семь лет прошло.
Юрий Германович за это время женился, дом построил, сына, правда, не родил, развелся, но не беда, успеет. Девочки, мальчики, собаки две, машины две, лошадь, газонокосилка… Не чах он: бизнес, работа. Отдых, друзья, секс: год, два, три, пять, семь и далее. Качественное обеспеченное бытие - сознание приложением. Сложившийся образ-стиль жизни со своими правилами, стандартами, запретными плодами и красными флажками. Способами нарушения границ, играми, жертвенными агнцами и популярными победителями. Жаловаться не на что.
Что хотел - то имеет.
Вот только Никитос не исчезал. Никак.
Поэтому-то и приходил Юрий Германович дважды в год, ранней осенью и поздней весной сюда, на детскую площадку, тридцать лет назад маленькую и уютную, сейчас заасфальтированную и пустующую: старые дома снесли, вместо них офисные здания, зачем оставили качели - непонятно…
Садился – вспоминал.
Курил - смотрел кино про себя и Никитоса с конца к началу.
Не произносил этого слова, даже мысленно не произносил, - но ощущал.
Вставал, садился в авто, уезжал.
Но через несколько месяцев возвращался.

11. Lana Mak
на картинку



текст большой, поэтому дам ссылку на бук) идем читать туда)

ficbook.net/readfic/3340297