Жаааркое лето))

[zosiapupkina]

Жара всех доводит до... одним словом, доводит))) градус подходящий для горячего, страстного секса так не устроить ли нам очередной моб?)


Download Sherrie Lea No Ordinary Love for free from pleer.com



уже в деле)

 DreamGalaxy,  FNerium, Mebius Cat, Оичи,  nohromo,  Motik71 и сильно надеюсь на  VikTalis

АПД. Олларис будет постараться))) и еще один автор, чье имя пока подержу в секрете))) но согласился))

 Пелагея 007, Светаклевер, LENAsan вас очень хочу!)

 Pel89,  К.А.Н.,[J]Bai Linmei[/J],[J]Татьяна_Кряжевских[/J], Lana Mak, Vineta1, Сэриэль. и вас очень хочу)))) и всех, всех очень хочу))

[J]treffdame[/J] и  A.Raff Полинуш, Ань, очень вас хотела бы, но понимаю, что реал и текст) если вдруг, будем сильно рады))

картинки давать или нет? кому-то они и не нужны) своя картинка в голове) но если кто хочет, киньте в комменты)

сроки, как всегда открытые) текст приносим мне в умыл, чтобы я сразу в шапку)

1.  LENAsan
на свою картинку



В голове моей плавится лето,
Переплетаясь, ложится на кожу полоскою света.
Шелком узорным ведет по твоим обожженным губам,
Я, как к спасительной влаге, к ним припал.
Пью и пью, твой мятно - полынный вкус,
Попутно зализав злой чувственный укус.
Помечая, как зверь свою непокорную территорию,
Ты смеешься, и в смехе твоем плещется море.
Блеском лазурным, отражаясь в шалых глазах твоих,
А я погибаю в атаках, на тебя, лобовых.
Погружаясь неспешно, в замедленном темпе,
Накручиваю на запястье твои, алые ленты.
Перевернув, и входя плавным рывком в тебя.
Кольцами, свернулась на плече моем змея.
Я в тебе - весь, я в тебе - до основания,
Заставляю кричать, на кромке шаткого сознания.
Имя мое повтори еще раз, повтори с придыханием,
Пусть впишут любовь: в сумасшествие, в заболевание.
Но колотым льдом рассыпаясь по горячему золоту.
Остаешься во мне, словно сердце тобою вспорото.
Расплавленным клином, вбиваясь в твой хрип,
Замру, ты услышишь мой оргазменный всхлип.
В разодранных чувствах, я слышу: "Люблю..."
Рот твой дерзкий, бесстыжий поцелуем спалю.
***
2. Сэриэль.
ficbook.net/readfic/3497996
на свою картинку





Кое-что о любви
Белоснежная, изящная красавица-яхта мягко ткнулась носом в причал. На палубе ее показался мужчина. Луи, привстав на цыпочки, помахал рукой, шестым чувством поняв, что это именно тот, кто ему нужен.

* * *

— Луи, — обратился накануне вечером к нему отец. Отложил в сторону кожаную папку и, подняв глаза, посмотрел на сына. — Я прошу тебя встретить завтра кое-кого.

Сидевший напротив него молодой мужчина вскинул брови. Паоло редко обращался к нему с подобными просьбами. Только в том случае, если клиент был действительно важен. Откинувшись в кресле и закинув ногу на ногу, Луи задумчиво почесал бровь.

— Это кто-то из наших партнеров, отец?

Тот, сразу как-то расслабившись и просветлев лицом, покачал головой.

— Нет, Луиджи.

Луи удивился.

— Речь идет о моем давнем друге. Он приезжает на несколько дней, а меня, как назло, не будет в городе. — Луи кивнул, начиная понимать. — Он совсем не знает Венеции, поэтому я прошу тебя.

— Да, конечно, — согласился сын.

Он частенько слышал от отца о его приятеле раньше. Тони, так он его всегда звал. Хотя вообще-то его имя было Антонио. Он родился в Италии, кажется, в Риме, но родители увезли его в Англию еще младенцем, и с тех пор семья жила там. Они с отцом учились в колледже — Тони на первом курсе, отец на последнем. Частенько кутили вместе на вечеринках. Луи предпочитал не думать, чем они там занимались, просто потому, что думать такое о родном отце неприлично, но сам не так уж давно занимался тем же, и по оброненным вскользь фразам успел понять, что молодость у них обоих была достаточно бурная. И сам себе удивился, осознав, до какой степени ему не терпится увидеть Тони и познакомиться, наконец, с ним. Завтра.

— Я очень жалею, что не смогу встретить его завтра сам, — продолжал отец.

Луи сделал нетерпеливый жест рукой.

— Ни о чем не волнуйся, я все сделаю.

Паоло замолчал, кажется, слегка растерявшись.

— Да, конечно, — проговорил он и как-то странно посмотрел на сына. — Конечно, Луи, извини.

* * *

«Кажется, они вели с отцом какие-то дела уже после учебы», — подумал Луи и тут же отбросил прочь посторонние мысли. Сейчас это не имело никакого значения.

Приложив руку козырьком к глазам, он посмотрел в даль — спустившись по трапу, к нему легким, пружинящим шагом приближался мужчина. Луи даже усомнился на миг, не ошибся ли он. Удивительно молодой на вид, на лице ни одной морщинки. В черных как смоль волосах почти не было седины, лишь на висках серебрились пряди. Красивая, подтянутая фигура.

«Я для своих двадцати семи, — подумал Луи невольно, — выгляжу гораздо хуже. Ему ведь, кажется, сорок девять? Ни за что бы не подумал».

Вся фигура Тони словно светилась, обласканная лучами поднимающегося над крышами солнца. Луи внезапно осознал, что пялится на него во все глаза, откровенно любуясь, и, невольно смутившись, опустил взгляд.

«Каким же он был в двадцать лет?» — подумалось ему, и тут же от овладевших сознанием мыслей покраснел до ушей.

Тем временем тот, кого он ждал, остановился прямо напротив и, окинув взглядом его с ног до головы, прищурился немного насмешливо. От уголков глаз его тут же разбежались тонкие лучики морщинок — единственное напоминание о возрасте на лице. Склонил голову на бок.

— Я уверен, что не ошибся – это, должно быть, ты, — проговорил он. — Антонио. Можно Тони.

Луи кивнул и протянул руку.

— Я Луиджи, — представился он. – Луи.

И они широко и ясно улыбнулись друг другу.

* * *

— Ты голоден? — спросил Луи, отчего-то надеясь, что ответ будет утвердительным. — Тут неподалеку есть небольшое кафе. До него можно добраться пешком. Посидим там, попьем кофе. А потом наймем гондолу.

Луи обернулся и посмотрел Тони в глаза. Взгляд у того был серьезен и даже строг. Он смотрел внимательно на Луи и словно размышлял о чем-то. Потом вдруг расслабил плечи и широко улыбнулся.

— Там просто чудесный кофе, — добавил Луи.

— Да, конечно, — ответил Тони.

И они пошли вперед.

Вскоре глазам их предстало кафе. Небольшая витрина, увитая плющом и украшенная живыми цветами. Под ярким полосатым тентом разместилась пара крошечных столиков. Утренний свет золотил стекла витрины. Луи почувствовал, как теплеет у него на душе, и обернулся к Тони, чутьем угадав, что на сердце у того творилось сейчас то же самое. Взгляды их пересеклись, и Луи словно молния прошила. По спине пробежали мурашки. Восторга? Нет, предвкушения. Он внезапно осознал, что сердце его ждет какого-то чуда, и совершенно растерялся. Он не ждал такого, а потому теперь не знал, как реагировать.

— Туристы сюда не забредают, — проговорил он. Просто для того, чтобы хоть что-то сказать.

— Да, я понял это, — ответил Тони серьезно. — Пройдем внутрь?

И отчего-то посмотрел на Луи долгим взглядом.

* * *

— Еще вот эти конфеты возьми, — советовал Луи, стоя рядом с Антонио у прилавка. — Они здесь ручной работы. И кофе не забудь. Вот этот, с лакрицей и кардамоном мой самый любимый.

Тони поднял взгляд и улыбнулся старухе-хозяйке.

— Тогда его и возьму, — ответил он и пояснил: — Я в вашем городе новичок, а потому доверюсь в этом вопросе своему спутнику.

Луи обрадовался этим словам почти как мальчишка и обратил к женщине сияющий взгляд. Та в ответ тепло улыбнулась.

— Садитесь, синьоры, сейчас вам принесут заказ.

Они устроились за столиком у окна. Падающий с улицы яркий свет играл на бокалах с водой и тонкой хрустальной вазе. Нежно-желтые и алые герберы источали тонкий, мягкий аромат. За окном открывался чудесный вид на один из каналов.

— Удивительное местечко, — проговорил Тони, откинувшись на спинку стула и отпивая глоток воды. — Спасибо, что привел сюда.

Луи кивнул, не в силах обратить свои мысли в слова. Взгляды их снова пересеклись, и Луиджи, опять смутившись, поспешно откашлялся.

Неслышно подошедший старший сын хозяйки расставил на столе заказ и улыбнулся гостям:

— Приятного аппетита.

И испарился в мгновение ока, словно и не было его здесь никогда.

Луи сделал приглашающий жест рукой, и оба с энтузиазмом воздали должное напитку.

* * *

— Почему именно Венеция? — спросил Луи, отправляя в рот очередную конфету и с наслаждением ощущая, как горьковатый шоколад тает на языке. — Ты же, вроде, родом из Вечного города?

Тони последовал его примеру и посмотрел на Луиджи внимательно.

— Да, конечно, — ответил он. — Из этих мест была моя мать. — Луи кивнул понимающе. — Она плохо знала Рим, но о Венеции могла говорить часами. С детства я заочно полюбил этот город, но увидеть его воочию как-то не довелось. И вот теперь я передал дела племяннику, плюнув на все, и решил посетить те места, о которых давно грезил. Воплотить, так сказать, мечту.

Поглощенный охватившими его мыслями, Луи ответил не сразу. Наконец он тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и решительно поднялся.

— Так с чего мы начнем?

* * *

— Покажи мне, пожалуйста, парадную часть города, — попросил Тони. – Ту, которую обычно демонстрируют туристам. А потом, когда я снова приеду сюда, мы пройдем по тем местам, куда посторонних не водят.

Луи смотрел на него и понимал, что попроси Тони сейчас хоть камень со дна канала, хоть Луну с неба, он полез бы за ними, не задумываясь. В душе его сейчас разливалось блаженство. Он вдруг отчетливо понял, что пропал, окончательно и бесповоротно, и совершенно не желает что-либо с этим делать.

И они направились сначала на Гранд-канал. Сняли там гондолу и отправились путешествовать по главной водной артерии города. Гондольер рассказывал обычную чепуху о проплывающих мимо зданиях, а Луи сидел на корме, рассматривал фигуру Тони и думал о том, до какой степени это все сейчас не важно. А тот стоял на носу лодки, закинув руки за голову и подставив лицо жарким, но таким ласковым солнечным лучам.

«О чем он думает?» — с нежностью размышлял Луи, чувствуя, как заходится сердце и тяжелеет в паху. Он был влюблен. И он хотел друга своего отца. Он закусил губу и прерывисто вздохнул. Не в силах смотреть на него дальше, будто боясь ослепнуть, опустил глаза и тут же поймал понимающий, немного лукавый взгляд гондольера. Не зная, плакать ему или смеяться, усмехнулся невольно, и тут же громко, заразительно рассмеялся.

* * *

А потом они кормили голубей на площади Сан-Марко, посетили галерею Академии и посмотрели, проплывая внизу, на Мост Вздохов.

— А вот это место мне знакомо, — кивнул головой Тони в сторону Дворца дожей.

Луи непонимающе уставился на спутника.

— Откуда?

— Картина Каналетто «Праздник обручения венецианского дожа с Адриатическим морем».

Луи прищурился лукаво, а потом рассмеялся.

— Ты знаешь, — говорил он Тони, — так часто я за всю свою жизнь не смеялся. Меня вообще считают довольно-таки мрачным малым. Но с тобой…

Антонио снова покачал головой. Остановился посреди площади и, посмотрев Луиджи в глаза, дотронулся до его щеки, задержав на несколько мгновений дыхание.

В груди Луи словно сердце остановилось. Медленно подняв руку, он дотронулся пальцами до руки Тони и, повернув голову, неожиданно для самого себя поцеловал его ладонь.

В душе Луи поселилось отчаяние. Как он будет жить после отъезда Антонио, он не знал. Не мог себе представить. Желания разрывали его на части, но под пристальным взглядом друга отца он терялся, не имея сил высказать их вслух.

* * *

День близился к концу. Ноги гудели.

— Тут неподалеку есть симпатичный частный пляж. Не хочешь искупаться?

— У меня с собой ничего нет.

Луи беспечно махнул рукой.

— Там сейчас все равно ни души.

Антонио согласился.

— Тогда пошли.

* * *

Заходящее солнце окрасило небо в багряный цвет. Над пустынным пляжем летали чайки.

— Я надеюсь, ты не будешь шокирован? — спросил Тони, и вслед за брюками и рубашкой снял и откинул в сторону и белье тоже.

Луи задохнулся. Тони был прекрасен, словно молодой бог. Аполлон вполне мог иметь такой торс. Луиджи почувствовал, как жар волной заливает его лицо. Как восстает плоть. Кончики пальцев покалывало от возбуждения.

Антонио, тем временем, вошел в воду. Обернулся к Луи.

— Ну, чего же ты ждешь? — спросил он и тряхнул головой.

Луи сам не понял, как оказался в воде. Положив ладонь Тони на плечо, дерзко заглянул в глаза, но ничего не смог прочитать на дне его черных, словно южная ночь, глаз. Прерывисто вздохнул, опустил ладони ниже.

В следующий миг руки Тони обняли его, прижали к себе. Губы его коснулись пульсирующей на шее голубой жилки, пальцы обхватили возбужденную плоть. Луи застонал. Закрыл глаза, отдаваясь страсти, растворяясь в горячих ласках старшего, более опытного и умелого любовника, и кожей бедра ощущая, что тот хочет его не меньше.

Обхватив ногами бедра Антонио, он ощутил, как тот пальцами бережно готовит его, и, склонившись к уху любимого, прошептал горячо:

— Я хочу тебя. Сейчас. Скорее. Oh, mio Dio…

И тогда Тони, перехватив его поудобнее, овладел им. Не имея сил молчать, Луи закричал. Тони входил в него снова и снова, то совсем неглубоко, словно дразнясь, то на всю длину. Луи как мог помогал. Одной рукой Тони поддерживал молодого любовника, а другой ласкал его напряженную плоть. Луи же лишь тяжело дышал, вцепившись обеими руками в плечи Тони и плохо соображая, что происходит вокруг, где они. Он находился сейчас в каком-то своем, отдельном мире. В мире, где существуют лишь эти крепкие, шершавые руки, нежные губы, язык, ласкающий его грудь и соски. Где есть только это дикое, не похожее ни на что наслаждение и затихающий где-то в дали крик. Его собственный крик или рык Антонио? Рука Тони еще сильнее впилась в его ягодицы, и старший любовник, толкнувшись в последний раз, кончил вслед за Луи.

Ошеломленный ветер обдувал их разгоряченные тела. Эхо медленно затухало в дали.

* * *

Солнце давно уже погрузилось в море. Миру светила умиротворенным серебряным светом луна.
Луи пальцами нашел руку Тони и ощутил, как возбуждение вновь охватывает его существо. Приподнявшись на локте, он заглянул любовнику в глаза. Рука сама потянулась к его члену, начала ласкать. Тони ласково усмехнулся и запустил руку в волосы молодого любовника. Луи ощутил, как в сердце его растет восторг. Губы его сомкнулись на столь желанном — члене Антонио. По телу пробежала дрожь. О том, что будет через два дня, он старался не думать.

* * *

Однако неизбежное все-таки наступило. Как и предполагалось с самого начала, Тони уехал. Отправился дальше своим маршрутом — Флоренция, Рим, Мадрид, потом еще куда-то. Луи знал с самого начала, что так будет, и не упрекал ни в чем. Не задавал вопросов. Ни себе, ни ему. Зачем и какой в том смысл? Да ровным счетом никакого. Он был нестерпимо счастлив эти дни и не хотел бы ничего изменить. Вот только…

«Господи, ну почему так болит душа?» — думал Луи с горечью, сидя в кафе и с трудом удерживая рвущиеся из глаз слезы. Мужчины не плачут…

Отец его тоже не упрекал ни в чем. Лишь смотрел с пониманием, видя понурое лицо сына, его потухший взор, и сильнее сжимал его плечо, остановившись на миг. И это молчаливое сочувствие тоже было невыносимо.

Луи давно потерял счет дням. В кафе приходил он уже пять раз. Или семь? Впрочем, какая разница. Новый месяц начался вчера, значит, прошло три недели с отъезда Тони.

«Ну вот, опять», — подумал Луи с тоской.

И вдруг увидел, как столик его накрыла чья-то тень. Радостно вскрикнула старушка-хозяйка.

— Луи, глядите! — воскликнула она.

Мужчина замер. Сердце его, дрогнув, остановилось.

— Луи, — услышал он тихий голос и понял, что ему это все не снится. Медленно поднял повлажневший взор. На губах невольно заиграла улыбка.

Антонио откашлялся, подошел ближе. Пристально посмотрел.

Луи встал.

— Я тоже не смог быть вдали от тебя, — прошептал Антонио.

И крепко обнял своего возлюбленного.

____________

Oh, mio Dio (итал.) - о боже

3. Пелагея 007
на картинку



Нарисуй меня. Кистью своею небрежно
Проведи по холсту, пусть эскиз оживёт.
Пусть исчезнут преграды, запреты, одежды,
И останется только совместный полёт.

Нарисуй меня томным, таинственным, нежным,
Очерти точным контуром чувственность рта
Обещанием ласки бесстыдной, неспешной...
Пусть тебя не пугает моя нагота.

Нарисуй меня диким, развратным безбожно,
Всё забывшим, рванувшись навстречу тебе,
Чтобы не прикоснуться - уже невозможно,
Чтобы вновь задохнуться в извечной борьбе.

Нарисуй меня жадным, манящим, покорным,
Не сдержавшим последний приглушенный стон,
И стремящимся снова и снова упорно
Хоть на миг, но продлить этот сладостный сон.

Нарисуй меня...

4. Светаклевер
на картинку
*фем




Вдали от мира, любопытных глаз
С претензией на чью-то безупречность,
Я выбираю нас - не на показ.
Я выбираю чувства, страсть и нежность.

Люблю тебя, что даже дрожь берет,
Как бабочек по теплой коже стая.
Легко губами считываю код.
Я пью тебя. Вдыхаю. Забираю.

Твой терпкий запах, до глубин знаком,
Твой яркий вкус с опасной ноткой страсти,
И прядку, что поддразнит завитком.
И напою в ответ огнем и счастьем.

Ты задохнешься. Задохнусь сама:
От вкуса, линий, нежности и прядки.
Вновь "перебрав", совсем сойду с ума,
Сгорю дотла в любовной лихорадке.

Я пью тебя, пьянящий запах, вкус,
И искры страсти, чувственность ответа.
Изысканность и тайна: ты искус.
И легкость: ты ромашковое лето.

Возьму, что есть, и все отдам взамен.
Твой вкус и стон... Мир за стеной оставлен
Я захвачу тебя... И сдамся в плен.
Сожгу тебя, вдохну, допью, расплавлю!

Сожгу тебя, до неба и до звезд,
До стона, крика, до души, похоже...
И снова буду считывать твой код
Губами по теплом манящей коже.

5. автор, которого я обещала, но не называла) Ебанутый2 чудесный, талантливый Саша , которого многие уже знают отсюда) ficbook.net/authors/442769
это дебют в написании нцы)) мне кажется, что получилось очень здорово!)
на свою картинку



- Прости, - произнес я, чувствуя себя ужасно виноватым. Вчерашнюю проблему он решил, а я взъелся неизвестно на что и теперь полностью осознавал это. – Ну, урод я.
Меня обдали ледяным взглядом.
- Думаю, больше проблем нет? Тогда, я поработаю немного, если ты разрешишь.
И уткнулся в свои бумаги. Я вздохнул. Нет, дорогой, сегодня этим разговор заканчивать не будем. И не отвертишься. Я подошел сзади, положил руки на плечи и на секунду прижался низом живота, давая прочувствовать свое желание. Затем чуть наклонился и вдохнул запах его волос. Слабый аромат морского бриза перебиваемый крепкими сигаретами. Спускаюсь ниже, прикусываю мочку уха, в которой красуется агатового цвета серьга. Добираюсь до шеи, покрываю ее мокрыми поцелуями и, наткнувшись на преграду в виде ворота футболки, размашисто провожу языком снизу-вверх. Просовываю ладонь под футболку, с намерениями добраться до...
- Ты мешаешь мне работать.

Пиздец. Психанув, и резко выпрямившись, я направился в сторону ванной, по пути неслабо пнув диван ногой. Всегда вот так. Извиниться хочешь. Не так, как обычно ведешь себя. По-другому пытаешься, нежно. А ни фига. Мое «валить и трахать», не спрашивая разрешения – куда действеннее. К черту все это, теперь в душ – либо врубить холодную воду со злости, либо все-таки снимать напряжение самостоятельно. Хлопнув дверью в ванную комнату, я стянул с себя футболку, освободился от всего остального и перебрался по ту сторону прозрачной перегородки. Рука покрутила краники, возбуждение все же пересилило злость и сверху хлынул поток умеренно теплой и такой живительной влаги. Оперевшись одной рукой о кафельную стенку, я размеренно работал второй и конечно же вздрогнул от неожиданности, когда на мой живот легли чужие холодные руки.
- Ты провинился, помнишь? – горячее дыхание опалило левое ухо, - Извинялся… А теперь стоишь тут спиной ко мне… Ласкаешь себя… Запрокидываешь голову и, кажется, сам не замечаешь своих тихих стонов… Жаль, ты не видишь, как струи из-под душа бьются о твою напряженную спину… Как стекают по ней соблазнительными ручейками… Отросшие волосы прилипли к шее, и это все так соблазнительно смотрится… А ноги как широко расставлены… Что бы ты сделал на моем месте?
Сука. Ноги были расставлены для устойчивости, но он прекрасно знает, что сделал бы я, так что сегодня, кажется, придется извиняться по полной. Один только пошлый шепот уже прогонял по моему телу волны мурашек, а когда мою действующую руку накрыла его ладонь, я выгнулся, стиснув зубы и почти сходя с ума от внезапно усилившихся ощущений. Он ритмично двигался вместе со мной, положив вторую руку на бедро и вжимаясь в меня всем своим телом. И когда я уже готов был к разрядке, эта сволочь резко отдернула все, что помогало этому процессу и развернула меня к себя лицом. Я почувствовал резкую боль в лопатках, мое воображение даже нарисовало хруст, когда спина грубо стукнулась о стенку. А он часто дышал, и не видел ничего кроме моего мутного, не соображающего взгляда, по крайней мере мне так казалось, потому что, от всей моей сущности не оставалось ничего кроме этого всепоглощающего желания. Теперь мы соприкасались всеми оголенными участками своей плоти, и я, не выдержав, первый потянулся к нему за поцелуем. Он ответил немедля, накрыв мои губы своими, и жадно сминая их в головокружительном импульсе, проталкивая язык глубже, наталкиваясь на мой, заставляя терять остатки здравого смысла. И даже пустил в ход зубы, что случалось с ним довольно редко. Я мычал что-то в ответ , не представляя, чем замаскировывать опухшие губы завтра, перед походом на работу. Его руки собственнически двигались по моему телу, цепляя самые чувствительные точки, а я впивался ногтями ему в плечо, чтобы хоть как-то отомстить за свое сегодняшнее беспомощное положение. Еще беспомощнее я почувствовал себя в следующее мгновение, когда меня нехилым рывком опустили коленями на белый мрамор. Я понял, что рано начал переживать за свои губы. Он управлял моими движениями, схватив за волосы, но мне так было реально проще, потому что мастером спорта в этом деле я пока не заделался. Возбуждение все-таки нарастало, одна мысль о том, что я делаю приятно своему любимому человеку, его учащенное дыхание сквозь шум воды – я просто не мог не попытаться довести себя до логического окончания. Но сегодня это не могло было быть так просто, и через пару мгновений почти задыхающегося меня впечатали грудью в покрытую каплями стену.
- Все по плану, мой хороший, - хриплый голос за спиной и удар моего кулака в непосредственной близости от зеркала.
- Давай уже, - выдавил я из себя, собрав последние силы, - или планы сейчас поменяются.
Действительно, еще чуть-чуть, и я занял бы привычную для себя позицию, наплевав на извинение. Он хмыкнул. Пара минут необходимой подготовки, и я наконец ощутил полное единение с ним. Из моей груди рвалось что-то, больше похожее на хрипы, он прижимал мои запястья к холодному кафелю, а я отдавался на полную катушку, забыв о желании извиниться и попросту ловя кайф от всего происходящего. И я чувствовал себя ведущим, потому что сейчас он подстраивался под меня. Дарил удовольствие, а я просто эгоистично принимал это, расслабившись и полностью отпустив себя . К финишу я пришел, опять же, не без помощи его рук, но первым. Следующие несколько минут приходил в себя, пытаясь отдышаться, и дожидаясь, когда кончит он.

А после всех прописанных водных процедур, сил на что-то, кроме как поваляться в кровати, не оставалось. Он лежал, закинув на меня ногу и уткнувшись носом куда-то между шеей и подбородком. Я тихо матюгался – поясница болела, все, что пониже тоже. Да и спина была не в самом лучшем своем состоянии.
- Ты чего там бурчишь? – сонным голосом пробормотал он.
- Сука, да ты со своими извинениями, я теперь сидеть нормально не смогу, сволочь!
- Да пошел ты, - неожиданно донеслось до моего слуха. – Знаешь ведь, что я бы и так простил. Причину… просто… ищешь…

На последних словах он заснул. Вот сука. А я думал, он не догадывается.

6. Laise кто не читал, бегом в дневник! там море волшебных текстов!
на картинку



Я звал его про себя «Мое маленькое наваждение». Наваждением он и был. Не слишком высокий. Пронзительно-тонкий. Презрительно-изысканный. И ничуточки, ни разу не простой. Моя обсессия. Я зафиксировался на нем. Запечатлелся. И потерял всякое моральное и этическое право приходить сюда, в эту группу.
Но как всякий одержимый идеей, как самый настоящий маньяк и снова и снова обманывал себя, доказывая обратное.
Я исподволь наблюдал за ним. За тем, как он двигается. Как садится в бесформенное кресло-мешок и мечтал стать этим дурацким креслом, чтоб обтечь узкие бедра, обнять плечи и зарыться лицом в тугие русые кудри. Я вслушивался в его голос. Читал артикуляцию тонких нервных губ. Упивался потрясающей его мимикой, такой живой, такой яркой. И понимал, что именно таким он и должен быть. Это его призвание. Быть живым и помогать оживать другим.
Я ждал четвергового вечера как некоторые ждут божественного откровения. Для того, чтоб снова прочесть по его острым лопаткам интерес. Увидеть за закушенными губами напряженную работу ума. Ощутить настроение в том, как сегодня он одет.
Жара. Жара плавит не только мозги и асфальт. Жара этого лета плавит намерения и жесткие принципы так же верно, как плавит шоколад. Сколько ни бодрись, все тщетно и бесполезно. Не спасает ни кондиционер, ни укладка колы в переноске-холодильнике.
Жара выматывает. Вытягивает из тела вместе с каплями пота признание в собственной несостоятельности и непрофессионализме. Я должен помогать ветеранам обретать себя. Вместо этого с каждым новым занятием я теряю себя.
Сегодня он пришел в джинсах и майке, обнажающей предплечья и плечи. Сегодня я вижу то, что было недоступно весной и в начале лета. Прихотливую вязь татуировок, заплетающую красиво выточенное плечо. И обсессия накрывает меня с новой силой.
Я залипаю на узоре, прослеживаю его взглядом до самого шва майки и думаю, переходит ли этот узор дальше. Стекает герихом на грудь или обвивается лентой ислими вокруг талии? Или где-то на его теле дышит огнем китайский дракон? Может, впадинку пупка охватывают солнечные протуберанцы?
Мои мысли блуждают по его телу, выводя на золотисто-медовой коже все новые и новые рисунки. Малазийские трайблы, японские цветы, скандинавские руны. В моих думах он выгибается и вздрагивает, когда плоти касается станок. Кусает губы, стоит краске из игл войти в кожу. Стонет, достаточно только салфетке смахнуть капли крови, выступившей из ранок…
А он все говорит, говорит и слушает, убеждает, доказывает. Мужчины и женщины, прошедшие тяжелые бои рядом с ним ведут себя как дети. Сидят, кто на полу, кто в таких же креслах-мешках и смотрят на него едва не с немым обожанием. А он улыбается. И по капле вытягивает из них боль. Инкуб и суккуб в одном лице.
А я все плавлюсь, все отчетливее понимая, что должен либо уйти, либо сделать хоть что-то, чтобы обуздать свое наваждение. Или грехопасть окончательно и бесповоротно.
…он прощается с последним посетителем и закрывает зал. Нам остается немного. Разобрать учебные пособия, сложить методички в шкаф, сгрузить мешки в один угол и погасить свет.
Я наркоман. Я знаю это. Он мой наркотик. Целую неделю меня ломает без него. В офисе, на частных приемах, меня ломает и корежит без дозы его голоса. Без острого ломкого кайфа звука его шагов и дыхания. Без его смеха. Наклона головы. Выпирающих позвонков. Пальцев, обнимающих острое колено.
Я вижу его отражение в окне. Он стаскивает майку и бросает ее на мешок. Разводит руки в стороны и с наслаждением становится под упругие потоки воздуха из кондиционера. Узкая дорожка тонких волосков сбегает от пупка под пояс джинсов. В левом соске – колечко пирсинга. И я немедленно представляю, как было бы здорово подцепить его кончиком языка и губами оттянуть, заставляя его дыхание сбиваться с ритма.
Я опускаю жалюзи, отрезая зал от окружающего мира. От автобусов и трамваев, от спешащих по домам людей, от мутного света фонарей. Там, за окном – августовская четверговая жара. Здесь…
Его ладонь ложится на мое плечо и я не желаю больше противиться собственной слабости.
На лопатке – листок клевера. На пояснице – стилизованная ночная бабочка. Мы молчим. Мы оба слишком много разговариваем. Треп – наша работа. Суметь вонзиться в чужой разум, препарировать его, перекроить, подтолкнуть в правильном направлении. Такова уж суть психолога. Выслушать, поговорить. Нам обоим это уже давно не нужно. Я чувствую это, усаживая его на себя. Чувствую в том, как впиваются его губы в мои, как жадно касаются его руки моей груди.
- Обсессия… - шепчет он, шире разводя бедра. – Ты моя обсессия, - и судорожно выдыхает, когда я толчками прокладываю путь в его тело. – Я как маньяк, - кончики пальцев касаются моих губ, проникают в рот и я с удовольствием ласкаю их языком, позволяя ему трахать мой рот пальцами в том же ритме, в котором я беру его.
Потом я раскладываю его прямо на полу. Распинаю. Мне нравится пятнать его тело следами. Это тоже элемент одержимости. Как и его желание оставить свой след во мне.
- Ты моя обсессия, - шепчу я ему в зацелованные губы, обведенные болезненно-красной каймой, и он смеется, щекоча меня пружинками русых волос.
***

7. VikTalis

ficbook.net/readfic/3504767

об этих героях больше можно почитать тут ) ficbook.net/readfic/3212340

на картинку



с пестней)))


Cкачать Враги Танго бесплатно на pleer.com
Вчерашний вечер прошёл весьма продуктивно. Почаще гостей звать, что ли? Прибрался, постирал и даже приготовил нормальную еду. А сегодня полдня соображал, откуда парень знает меня. Перебрал в памяти возможные варианты. Не так уж их и много. Алекс явно в курсе моих… жизненных ориентиров. Иначе не стал бы так откровенно… Нет, здорово, наверное, быть весёлым и безмятежным, да и наглость – второе счастье на пути к своей цели. Но инстинкты самосохранения ещё никто не отменял.
В обед я решил-таки позвонить, уточнить всё ли в силе и договориться о времени. Настроение у парня преотличное. Такой же весёлый, малость дерзкий, говорил без умолку о какой-то ерунде. Странное ощущение. Словно мы сто лет знакомы, и его активность и болтовня ни разу не напрягали. Наоборот, тепло такое искреннее, солнечное, рыжее…
Твою ж мать! Рыжий. Свадьба. Это же брат девушки, как её… Лины-Полины. Они же, кажется, даже двойняшки. Она ко мне вроде сначала… а потом как-то резко, р-раз и не подходила больше. Кто ж вам меня сдал, рыжики? Знали только двое, но об этом я подумаю потом. Факт, как говорится, налицо. Вернее, на его ухмыляющейся мордахе, когда он говорил:
«Ты же не дашь Шапке умереть от любопытства, а, Волк?»
Да ты не Шапка, а лисёнок хитрый. И смотрел на меня тогда с интересом, пожалуй, более глубоким, чем обычно бывает к незнакомому гостю «с другой стороны» на свадьбе. Но ведь с девчонками активно отплясывал. Хотя всё-таки чаще с сестрой. Да и в целом, я уже и сам убедился, что его коммуникабельности можно только позавидовать.
Интересно получается. Узнал он меня. Это факт. И, мол, ой-ой, как же мне любопытно, помоги вспомнить. Поиграть захотелось, малыш? Ох, опасные развлечения ты ищешь на свою… Я-то хоть добрый волк. Не съем, повезло тебе. А другие? Но ладно будем посмотреть по мере поступления.

Открывая ему дверь, ещё раз убеждаюсь, что с такими чертенятами в глазах мно-ого граблей можно не заметить.
– А я пирожков принёс. С мясом. Прости, корзинки у мамы закончились, – и вручает мне пакет в руки.
– Пирожки-то сам пёк? – спрашиваю, принимая пакет.
– Неа, не я. Так что не боись, не отравимся. Куртку сюда кину? – и, не дожидаясь ответа, раздевается.
Ну, кто ж так к волкам-то ходит? Раздолбай мелкий. Ох, не пуганый он ещё… Отодвигает меня и спокойно озирается. Ходит, нору мою осматривает. Чего смотреть? Коридор, санузел, кухня, комната. Мебель, правда, вся разношёрстная. Из оперы «хозяева привезли всё, что самим не надо, а выбросить жалко». Но она есть, и на том спасибо. Сам-то я – «люди мы не местные», своих мебелей не имею, да и ни к чему заводить.
Ну вот, уже в ванную нос суёт.
– Руки можно здесь помыть? – спрашивает рыжее создание.
– Ну, помой, – отзываюсь я с улыбкой.
Сам пока иду на кухню, ставлю чайник и выкладываю пироги на большое блюдо. Ох, домашние ведь. Неужели, правда, мать пекла? Смех разбирает от этой игры в Красную Шапочку. Впрочем, я же сам её невольно и начал. Не хватает только больших ушей, глаз и зубов. Нет, на зубы он на своем веку ещё наглядится. А вот посмотреть и послушать, что деточка споёт – интересно.
Алекс заходит в кухню, и мы одновременно говорим:
– Пироги все сразу подогреть?
– Фотки у тебя будет, где посмотреть?
А потом так же одновременно улыбаемся.
– Ты сейчас хочешь? – спрашиваю я.
– Да как скажешь, ты ж хозяин. А пироги, да, можно все, чего там есть-то? – отзывается Алекс с усмешкой.
Так, значит? Голодный небось. Набегался где-то. Волосы вон мокрые у лба. Видимо, не только руки мыл. И что он там нащёлкал интересного?
– Ну… чайник вскипел, но давай начнём, пока пироги разогреваются. Идём в комнату.
– Зря ты со мной не пошёл, погода шепчет, – говорит Алекс, подключая шнурок от своего фотоаппарата.
И показывает. Сам даже не присел, а только склонился к компу и опёрся рукой о столешницу. Я стою за ним. На фотках – дикий пляж с солнцем между камышами, брызги фонтана в центре города, статуя ангела в парке. Открывает следующий кадр и… Я даже не сразу понял, что произошло. Он выпрямляется и прижимается ко мне спиной. Аккуратно, плавно якобы не намеренно.
– И вот, смотри. Я на эту крышу три недели пропуск пробивал. Фотки – ничто по сравнению с ощущениями.
Это уж точно. Ну, что ж он творит? Нарочно, что ли, нарывается? Экспериментатор хренов. Показать ему какие бывают волки? Нет, нельзя. Дитё же. Максималист. Сейчас такой… тёплый, открытый. Ангелами любуется. Все люди братья, бля, все должны помогать друг другу. А потом ведь всем верить перестанет и с таким же искренним максимализмом. Закроется, спрячется. Чёрт, прибрать бы себе это солнышко, да ведь там, видать, одни игры в голове. Из оперы «попробовать» или «на слабо» самому себе. Не-ет, такие только до первого раза смелые, а потом сольётся к маме, к девкам. Да и на раз-то может не хватить. Как до дела дойдёт, срочно вспомнит, что утюг дома не выключил.
«…пустяк – сделать хоть раз что-нибудь не так, но что-то всерьёз менять, не побоясь в мелочах потерять…»
А, плевать. Сольётся – так сольётся, сбежит – пусть. Но оттого, что я буду тут сопли жевать в сомнениях, точно ничего путного не получится.
Поворачиваю к себе лицом и держу, просто обнимая руками, не крепко, не слабо. И взгляд. Ничего не прошу, ничего не требую. Просто смотрю. И вижу. Всё. Как улыбка слетела, будто и не было. Как дважды коротко моргнул, как дрогнули желваки, как качнулся кадык, как слегка разошлись ноздри, потому что чуть резче вдохнул.
Сейчас, малыш. Решать тебе. Свобода выбора – великий дар, и я не вправе его отнять.

– Что ты?.. – бормочет еле слышно, не спуская с меня взгляда. Секунда, третья, пятая. Когда я, наконец, хочу ответить, прикладывает пальцы к моим губам и едва заметно кивает, давая безмолвное разрешение продолжать.
Отстраняюсь от шустрых пальцев. Касаюсь их рукой, почти невесомо, потом осторожно «вплетаю» свои и аккуратно тяну его ладонь вниз. Отпускаю. Снова касаюсь, теперь уже обеих рук своими. Медленно, то едва дотрагиваясь, то чуть сжимая его ладони. Потом выше к запястьям… эмм…
– Давай пока снимем твои цацки?
Он удивлённо смотрит на меня, потом себе на руки, снова на меня. Кивает, снимает часы, браслет и кладёт их на стол позади себя. А пальцы-то дрожат. Замечаю мелькнувшую на запястье вязь тату. Что тут у нас? Virginity is a luxury. Мда… Улыбаюсь, скольжу ладонями вверх по рукам на плечи и снова вниз. Опять касаюсь его пальцев. Объединить, замереть, подержать, смотреть в глаза. Ощутить, как в руках рождается тепло. Растёт, увеличивается.
Завораживает. Каждый раз. А ведь это всего лишь физика.
Слегка подталкиваю руки выше. Давай же, Рыжая Шапочка. Позволяет. Поднимает руки. А я снова скольжу пальцами по его ладоням, запястьям и дальше, теперь уже вниз. Не разрывая контакт глаз, нащупываю края футболки. А вот теперь медлить не стоит. Быстро стягиваю её, не глядя бросаю куда-то рядом. Цепануло его волнением. Нет-нет, смотри на меня. Опять к рукам, погладить, чуть сжать, аккуратно опустить вниз. Всё хорошо.
Отстраняюсь, чтобы снять свою рубашку. Вот так. Снова на равных. Ещё немного «погреть» ладони и вверх к плечам. Там замереть. Через секунду погладить совсем немного и…
Танго, малыш.
«Вот эту руку сюда…» По шее назад, вскользь задевая ухо, к затылку.
«Эту сюда…» Ещё раз вниз по его руке до запястья, обхватить, отпустить. Скользнуть по животу и в сторону, и к спине. Прижать ладонь, замереть.
«Ногу вот так…» Отступить назад, потянуть за собой.
«Вот эту голову так…» Пальцы тонут в его волосах. Сжать легонько, потянуть назад, совсем чуть-чуть…
«Смотри на меня, двигайся в такт…» Ещё шаг назад, и ты со мной. Вот так, ещё… ещё.
«Когда я делаю так, ты делай вот так…» Опять рукой тронуть запястье, взять, потянуть себе за спину. Обними.
«Теперь поворот…» А там диван. Опустить плавно. Отстраниться резко. И языком по коже властно, быстро. От живота до шеи и выше. Чуть куснуть подбородок, улыбнуться мысли: «Брился перед приходом». И к губам. Целовать глубоко, медленно, долго, увлекая в нежность тягучую, мягкую. И отпустить, наконец.
– Мнхх… – шумно выдыхает Алекс.
«Хорошо-о…» Смешливые глаза закрыты, ресницы дрожат.
Теперь очень быстро. Пряжка ремня, болт джинсов, молния, руки под ткань и вниз вместе с бельём. Ох… оказывается, рыжий он везде. Что ж джинсы-то такие узкие? Носки тоже к чертям. Справляюсь быстро, но он уже опомнился. Голову приподнял, смотрит, сжимает пальцами покрывало.
Куда быстрее избавляюсь от своих домашних штанов и склоняюсь к нему.
– М-м-мать моя, – выдыхает мне в губы.
Нет, солнце, мама осталась дома. Здесь только серый волк.
– Страшно? – улыбаюсь ехидно и показательно облизываюсь.
– Не-е-е-а… – упрямо мотает головой, прикусывает нижнюю губу, но глаз не сводит.
– С девчонками-то было?
– Мм? – бровь вверх. – А, д-даа…
Прижимаюсь к нему, обхватываю, обнимаю крепко и переворачиваюсь на спину вместе с ним. Смена позиций, малыш.
– Тогда ты знаешь, что делать, – говорю я ему и с усмешкой добавляю: – Почти.

Вот что мне делать с этим юным натурали… исследователем? Пробует, изучает, следит за моей реакцией. Что ж, респект, малыш. Дерзай, получай свой опыт, удовлетворяй бурный интерес.
Бля, куда? Там же щекот…
Гнм-м… Кусаться то зачем?
А мордаха-то какая. А глазы-то как смотрят. В душу хочешь заглянуть? Или видишь плохо? Свет же включен. А может, и плохо, кстати.
О… А вот так хорош-ш… мм-м-м…
Что ты там бормочешь? Не будем торопиться? Нет, конечно, Рыжая Шапочка, ведь… Улыбаюсь грустно. Совсем забыл, чем заканчивается танго.
«Я знаю, вряд ли мы увидимся ещё…» Пусть. Лучше один раз с этим любопытным чудом, чем…
Что? Повернуться? Ну-ну. Ложусь на живот, тихо хмыкаю в покрывало. А потом уплываю на тёплых волнах за дали-дальние. Какое ласковое солнышко мне попалось. Лежу, балдею, как на пляже. Разнежил меня всего. Оно, конечно, всё хорошо, но так я скорее задремлю, нежели…
Что? Опять повернуться? Ладно. Мм-м… и тут ласкается. Улыбаюсь, а глаза закрываются…
Ух, ты! Куда это он полез? Да ещё ртом. Офигеть! Вот тебе и натурали… экспериментатор. Нет, я не против, понятное дело, только чтоб не зубам-м-м… Да-а-а…
Но скоро честно выполняемое обещание не торопиться и отсутствие опыта сказываются не в лучшую сторону. Толкнуться бы глубже, быстрее, сильнее. Да боюсь, что… А что это он там рукой делает со своим… А глаза какие. Моя не смотри. Та-ак, иди-ка сюда, малыш. Ты же сейчас у меня…
Притягиваю к себе, целую жадно, быстро. Потом толкаю на спину, сам опускаюсь вниз. Он что-то шепчет уже почти бессознательно, толкается мне в рот, елозит, дёргается и… вот оно. Та самая физика, бесшумный пульс, который чувствуешь кожей. Отпускаю, довожу рукой…
– Нн-хх-а… – рвано выдыхает, вытягивается струной и улетает в свой персональный кайф. А я на грани своего. Не хватает только его губ. Тянусь к ним. Вылизать, выласкать, прикусить. И уже плавая в море своего кайфа, ощущать тепло невесомых, плавных, мягких прикосновений.
Как же хорошо. И можно на время забыть, что это… всего лишь физика.

Надежда всё-таки странная особа. То сидит на твоём празднике жизни, выпивает, закусывает. Потом раз – слилась незаметно. Раньше всех гостей. То вот так, когда и не ждёшь, влетит и нежностью окатит. А ты думаешь: начинать бояться или добавки попросить?
Вот и сейчас мысль покоя не даёт, что солнце-то за тучки спрячется, а, может, и вовсе потухнет. Не в процессе, так после. Получит своё, да свалит за горизонт. Это только пока лежит весь такой яркий да жаркий, как в летний день… греет.
Что? В душ? А, ну да. «Секс – это грязное дело, люю-юбовь чиста…» Отвечаю, мол, иди, дорогу в ванную уже знаешь. Нет? Вместе? О, как. Ну, ладно. И под душем опять он обниматься. Да что ж ты голодный такой? Стоп! А может, ты… Погоди, малыш… Посоображать надо.
Одеваюсь быстрее него. Пока он в джинсах своих ковыряется, я чайник опять включаю. Хожу весь такой задумчивый. Может, я не прав? Может, не раздолбайство юное и не простое любопытство это. Может, и правда, голодный. Теорию-то, судя по всему, миллион раз «в глаза видел». Чтоб вот так, с первого раза хотеть всё попробовать, пусть неумело, но без страха и упрёка, так сказать. А с чего бы такому пацанчику, хоть и любопытному, просто так по теориям-то шариться? Девчонки, небось, и времени на подобные мысли не оставляют. А вдруг…

Вцепился я таки в подол ситцевого платья. Надежда, погоди, а? Побудь малость, садись с нами чайку попей… с пирожками?

А этот в дверях стоит. Застеснялся, неужто? Или что? А глаза восторженные. Прям сейчас на шею кинется. И ведь кидается. Только не на шею, а к спине прижимается и шепчет: «Спасибо». И всё. Опять ураган мелкий. Пирог чуть не целиком в рот запихал, при этом опять рассказывает что-то про свои крыши и закаты.

Эх, надежда, сучка ты крашена. Лучше б и не приходила вовсе. Платье аж с треском выдернула и дверью хорошенько хлопнула, мол, подавись ты своими пирожками.

Спасибо он мне говорит… Блядь, да на здоровье! Беги теперь к своим девкам или ещё куда. Дохера всякого ещё наэкспериментировать успеешь и приключений… налюбопытничать. Ох… поосторожнее только тебе бы. А я? Ну… не убыло нигде, как говорится. Только вот почему ж так больно-то?
– Глупо вот так, да?
Что он?..
– Прости, я прослушал, – признаюсь я.
– Да, ты и не слушал, Макс, – выдает рыжий, опираясь затылком о стену. – Вот я и подумал… Дураком меня наивным считаешь?
Вздыхаю устало.
– Нет, ты не дурак и уж точно не наивный, – усмехаюсь грустно. – Нормальный ты парень, Алекс. По крышам, вон, лазишь… по лесам бродишь. Смелый, любознательный. Только ты поаккуратнее… на будущее. Неблагодарное это дело – советы давать, но… волки разные бывают.
Ну вот, ещё и с заботой полез. Осталось только всплакнуть и платочком помахать.
– В смысле, на будущее? – напрягается Алекс. – Я надеялся, что ты ещё со мной на крышу… и в лес… побродить… одному в лесу как-то…
Отлично. Любопытство не порок, а наглость – счастье. Теперь я уже зло усмехаюсь.
– Знаешь, А-лекс, как-то не планировал я учителем подрабатывать. У меня… Короче, херовый из меня препод.
Вот это взгляд! Встаёт из-за стола. И я прямо физически ощущаю, как он словно набирает воздуха в грудь, чтобы…
– Знаешь, Ма-акс, – зеркалит мою издёвку, – опыт, конечно, дело важное. Но в ученики к тебе я точно не набивался. Понравился ты мне, – добавляет тихо, – и… не важно, уже не важно. Дверь найду, провожать не нужно.
Разворачивается и удаляется гордо в закат, вернее к этой самой двери, но вдруг останавливается и, повернув голову, добавляет всё с той же издёвкой:
– И, кстати, тоже на будущее. Может, тебе на входе табличку повесить? С опытом от… сколько там тебе нужно? Зато никакой возни.
И теперь уже окончательно исчезает в глубине коридора.
Чёрт-чёрт-чёрт! Меня сносит со стула так, что чуть не роняю его. Пребольно долблюсь коленкой о ножку стола, ломлюсь за ним, по дороге разъясняя себе, любимому, суть-да-дело, что относительно цензурно можно было бы перевести:
«Какой же ты, Макс, выщелбок. Глухой, слепой и без мозгов».
А это рыжее чудо уже куртку напялил, в кроссы свои втискивается, но вдруг замирает, думает о чём-то. Топает назад в комнату к компу моему. Точно, фотоаппарат же его тут. Но забрать он его не успевает. Обнимаю со спины, держу крепко, потому что вырывается, шипит сердито, чтоб отпустил и шёл по известному адресу. Не-не-не, я, бывает, торможу. Но давай разок спишем это на медленную загрузку данных. Просто временный сбой из-за подцепленных ранее вирусов.
– Неа, – усмехаюсь ему в затылок, – я ещё на солнце с крыши не смотрел. И в лесу ещё много всего интересного.
Расслабляется немного. Поворачиваю его к себе. Смотрит исподлобья с опаской, не верит до конца.
– Просто я… опасался, что не потяну, – сознаюсь ему, – к ученикам, знаешь ли, привязаться можно, а потом после выпускных…
Алекс улыбается мягко, открыто, тепло.
– Это да. Но и ученики разные. Одному отучиться и забыть, а другому… век живи – век просвещайся.
Обнимаю его крепко, порывисто, тычусь носом куда-то в шею.

Надеждочка, богиня ты великолепная, краса ненаглядная! Прости меня идиота, что я тебя этой, как её… я ж не знал, что ты ко мне с чемоданами.