Жаааркое лето))

[zosiapupkina]

в первом уже не помещаемся))



8. Pel89
на картинку



Динамики усердно исторгали грохот, который почему-то назывался музыкой. Сквозь дурацкий шум с трудом прорывалась мелодия, отчасти даже знакомая Руслану. Но ударники тщательно выстукивали ритм, а басы грозились вынести мозги слушателям, потому любая попытка чуть забыться оканчивалась провалом. Народ дёргался в такт устроенному грохоту, все смеялись, разгорячённые спиртным и шумовым эффектом. На Русю же почему-то всё это действовало иначе, удручающе как-то. И вообще, весь мир ополчился на Зырянова, вот точно! Изначально эта поездка была неудачным решением. Ну и что, что вместо нудной практики? Теперь вот мучайся.

А страдать Руслану было от чего. Потому, что его личная страсть, трагедия и мечта детства вдруг воплотилась наяву. Нарисовалась по-полной, не сотрёшь. Вон, лихо вытанцовывает вместе с Танечкой, извивается, гад. И за что Русику такое наказание по имени Богдан? Да уж, данный, явно, за все прегрешения, нынешние и будущие. Сведший с ума домашнего мальчика Руслана уже давно, забравший его покой и прочно поселившийся во всех его мечтаниях почти как десять лет. А теперь вот встретился вновь на жизненном пути Зырянова и… не узнал. Впрочем, чего уж удивительного? Даже сам Руслан понимал, что сильно изменился с того времени. Вместо нескладного прыщавого подростка теперь появился невысокий, но хорошо сложенный молодой человек. Все дефекты на лице давно канули в Лету, смешные детские русые кудряшки, любимые мамой, чуть распрямились и потемнели. Да и сам Руслан предпочитал стричься покороче, чтобы избавиться от несерьёзных завитушек, так раздражающих его. Чтобы добавить в свой образ серьёзности и мужественности Руся пытался отращивать бороду и усы. Но то недоразумение, что покрывало его по-девичьи розовые и нежные щёки, вызывало лишь усмешки у друзей. Потому с мечтами о бороде пришлось расстаться. Зато никто не мешал Руслану одеваться по-взрослому, и строгие костюмы, действительно, добавляли в его облик серьёзности. Потому в институте преподаватели называли его не иначе, как Руслан Александрович. А девочки с надеждой заглядывали Русе в глаза, стремясь заметить в них хоть каплю интереса к своим прелестям, и пристыженные отступали со вздохом «такой умный, весь в учёбе и науке». Странно, девицы не пытались мстить Руслану за его равнодушие к ним, как это случалось с другими парнями. Словно Зырянов установил некую границу дозволенного, и дамы соблюдали её неукоснительно. Наверное, срабатывало и знаменитое женское чутьё. Потому, что Руся, действительно, не нуждался в их обществе. Он болел давно и безнадёжно, влюбившись в детстве в одного безбашенного парня. А теперь трогательно хранил это чувство в душе. Не сказать, что иные мужские прелести не волновали Руслана, всё же молодой организм требовал и внимания, и разрядки. Но чего-то настоящего, сильного, как тогда, в далёком детстве, с ним не случалось.

В то лето отец вдруг достал путёвку в шикарный лагерь, располагавшийся в замечательном, практически курортном месте. Для Руслана это было просто подарком судьбы, о таких замечательных каникулах он и не мечтал. Мать с трудом вытягивала их с сестрой, хотя отец регулярно выплачивал алименты. Так что для Русика все летние каникулы проходили однообразно и достаточно уныло. Даже на велосипед средств у матери не было, что уж говорить про навороченные игрушки? Не до жиру. Правда, родители договорились, и однажды порадовали сына покупкой подержанного компьютера. Да, не такого навороченного, как у его друзей, но тоже вполне рабочего. Так что Руслан часто пропадал у монитора, уходя в мир интернета и компьютерных игр.
В их маленьком городишке особо заниматься нечем. Все спортивные секции и кружки были платными. И Руслан совсем бы прирос к компьютеру, если бы не учитель биологии. Он собрал ребят в так называемый «кружок юного натуралиста». Сначала мальчишки кривились, утверждая¸ что не пацанье это занятие, бабочек изучать. Но Леонид Петрович был мастером, профи в своём деле. А потому вдруг Руслан и несколько его одноклассников обнаружили, что им интересно. Так что проблем с посещением кружка у учителя не было. Летом Леонид Петрович таскал ребят по окрестным лесам – лугам, рассказывая невероятные истории о природе.
А тут у Руслана появилась возможность увидеть чуть больше, сравнить прелести северных широт с южными красотами. Да уж, там было на что полюбоваться. Но главное, здсь парень приобрёл новые знакомства. Особый восторг у него вызывал всеобщий любимчик Богдан из старшего отряда. Заводила в любом деле, шумный, быстрый, задорный, он сводил с ума всех девчонок в лагере. И те объявили борьбу за внимание местного «бога красоты». Мальчишки же попытались устроить соревнование с ним, но неизменно проигрывали. В конце концов, уступили Богдану пальму первенства и согласились на его лидирующую роль, одарив уважительной кликухой Бонд. «Джеймс Бонд», - смеялся иногда Богдан, представляясь.
Руслан Бонда стремился избегать, сам не понимая, почему. Что-то подсказывало ему, что в этом шумном парне заключена погибель для Руси. И, в общем-то, всю смену такая политика спасала мальчишку. Но тут вмешалась сама судьба.
До поездки в лагерь Руслан никогда не ходил на рыбалку. Отец не был любителем этого занятия, мать, конечно, тоже. С друзьями Руся дальше пределов города не ходил, а в походы с учителем как-то никто не брал снасти. В лагере же несколько пацанов привезли удочки и часто после завтрака убегали на речку, чтобы порыбачить. Правда, это занятие многим быстро надоедало, а вот Руся с удовольствием просиживал у воды, пристально вглядываясь в замерший поплавок и испытывая невероятный азарт и возбуждение, когда тот неожиданно начинал играть. А уж бьющаяся на ладони серебряная рыбёшка приводила парня в настоящий восторг. Потом Руслану рассказали, что самый клёв начинается вечером, перед заходом солнца. И он старался потихоньку сбежать с местных мероприятий, чтобы наслаждаться вечерней тишиной у реки.
В тот раз поднявшийся ветерок испортил всю рыбалку. Клёва не было, и Руслан предался мечтам, забыв об удочках и окружающем мире. Но из грёз его выдернули странные звуки: шёпот, смешки, сопение. Руся озадачился, пытаясь сообразить, что происходит неподалёку от него, за стеной зелёных зарослей. Он, стараясь не шуметь, осторожно двинулся в сторону непонятного действа. Чуть раздвинул ветви и замер. Да уж, увиденное заставило впасть в ступор. Двое вожатых из пятого отряда – Настя и Андрей – были заняты друг другом. Поцелуи, жаркие объятия так захватили этих двоих, что они не среагировали на хрустнувшую ветку. А Руслан чуть не вскрикнул от испуга, когда кто-то положил ему на плечо руку. Но не смог, так как другая рука зажала ему рот. Он попытался сопротивляться, но его соперник был намного сильнее. Не давая Руслану издать ни звука, незнакомец оттащил его подальше и шикнул на ухо: «Тихо, не мешай». Руся наконец смог обернуться и увидел Бонда.
- Любопытно? И мне, - усмехнулся Богдан, - только всё испортишь. Тут надо как партизаны, тихо-тихо. Пошли?
Руслан ничего не ответил, лишь кивнул. Он послушно двинулся за Бондом, а тот проявлял чудеса сноровки, занимая удобное для наблюдения место. Русе же с его точки расположения ничего из происходящего с вожатыми не было видно, но это оказалось неважным. Потому, что всем его вниманием завладел Богдан. Руслан рассматривал его раскрасневшееся лицо, его блестящие азартом глаза, и понимал, что пропадает. Потому, что нестерпимо хотелось так же до одури целоваться, только не с девочкой, а этим парнем. Руся закусил нижнюю губу, помотал головой, но легче не стало. Наваждение не пропало. Он не знал, сколько времени наблюдал за Богданом. А тот так был увлечён происходящим в зарослях, что не замечал пристального внимания Руслана. И лишь когда всё стихло, Бонд обернулся на зардевшего парня.
- Ну, как, нравится, когда всё по-взрослому? – подмигнул он онемевшему Русе.
- Не знаю, - выдавил из себя тот.
- Эх ты, салага, - засмеялся Богдан, - но о произошедшем - молчок!
- Могила, - кивнул в ответ Руслан.
- На ужин идём? – голос Бонда уже потерял таинственность, приобретая нотки обыденности.
- Мне удочки собрать, - Руся совершенно не был готов провести ещё сколько-то времени рядом со своим наваждением.
Произошедшее нужно было осмыслить и пережить.
- Ну, тогда нагоняй, - легко согласился Богдан и направился в сторону столовой.
Руслан же ещё долго просидел на берегу, пытаясь понять, что ему делать дальше. Слишком много открытий и откровений пришлось на один вечер.
А потом всё закружилось, завертелось. Вскоре закончилась смена, и ребята разъехались по домам. На прощанье же Богдан сам подошёл к Руслану и пожал ему руку.
- Ну, бывай, - проговорил он и чуть задержал кисть Руси в своей ладони, будто не хотел разрывать контакт.
А Руслан почувствовал, как жар охватил всего его, как заалели уши и щёки, как внутри что-то ёкнуло, а горло перехватило, не давая вытолкнуть из себя ни звука. И Богдан, кажется, всё понял. Подмигнул замершему парню, освободил его руку и чуть щёлкнул Русю по кончику носа. Этот жест оказался не обидным, а дружеским, поясняющим, что всё хорошо. Зырянов криво улыбнулся в ответ, понимая, что сейчас просто устроит истерику, если расставание продолжится. А потому он просто сорвался с места и побежал к ожидающему автобусу.

И вот теперь это наваждение неожиданно материализовалось, чтобы привести Руслана в расстроенные чувства. С одной стороны, его радовало, что Богдан не узнал его. Вон, как он лихо за девочками ухаживает. Не хватало раскрыться перед этим гетеро, чтобы получить в морду. А с другой – было обидно, что голубая мечта Руси совсем не узнал былого знакомого.
Руслан недолго ещё наблюдал за дикими танцами, отмечая пластику Богдана. Он среди остальных выделялся органичностью и раскрепощённостью. Впрочем, как и всегда. В конце концов, парень понял, что ничего хорошего из его наблюдений не выйдет. Получался особый вид мазохизма, когда само присутствие на празднике жизни других причиняло страдание. Но завидовать плохо, вот и смылся Руся потихоньку, отправившись к обрывистому берегу реки.
Это было место благоговейного сборища местных мальчишек, своеобразным полигоном для испытания на смелость и взрослость. С этого склона оказалось очень удобно нырять вниз, в тёмное глубокое окно реки. Течение слабое, водоворотов нет, а дно водоёма давно изучено местными. Так что особой опасности для прыгунов не было, если только не шлёпнуться со всего маха животом о водную гладь. Новички предпочитали сигать вниз «солдатиком», а уж ребята поопытнее могли изобразить и более красивые фигуры в прыжке. В любом случае, первый шаг в «бездну» становился испытанием на смелость.
Вот сюда и рванул Руслан в отчаянье. Хотелось смыть с себя всё это раздражение, ощутив сначала свободу в полёте, выкинуть прочь мрачные мысли, забыть о странных мечтах. Теперь уж точно, несбыточных. Руся практически набегу освободился от футболки, чуть замешкался, скидывая штаны, и ласточкой полетел в воду, навстречу тёмной прохладе, которая с материнской заботой приняла парня. Сотни мелких пузырьков окружили Руслана, забурлили, устремились вверх, к поверхности. За ними потянулся и парень, стремясь глотнуть свежего воздуха, наполненного вечерними ароматами природы. Почти рядом мелькнула тень, и смуглое тело разрезало водную гладь, окатив вынырнувшего Руслана сверкающими брызгами. Тот отплыл поближе к берегу, с любопытством всматриваясь в разбегающиеся круги и ожидая, когда появится ещё один любитель вечернего купания. Тот не заставил себя долго ждать, шумно вынырнул, начал быстро оглядываться, будто что-то потерял. Или кого-то?
- Руська, где ты, чёрт? – голос был знаком до боли.
- Бонд, здесь я, - отозвался Руслан, сам удивляясь своей реакции, - ты меня потерял?
- Дурак, ты что творишь? – Богдан рванул на голос, сокращая расстояние между собой и Зыряновым.
- Купаюсь, - опешил от такого наезда Руся.
- Ты… ты… ты же плавать не умеешь, - Бонд с удивлением ощутил под ногами твердь и встал.
- Умею, давно уже, - Руслану хотелось помотать головой, чтобы встряхнуться и понять ситуацию, абсурдность которой его уже напрягала.
Что, правда, Богдан не только узнал его, но ещё и проявил беспокойство? С чего бы это? А главное, так и есть, десять лет назад Руся плавал как топор. Потом уже мать купила для него абонемент в бассейн. Оказалось, он способный, и ему предложили заниматься прыжками в воду. С тех пор Руслан не только не боялся, но и обожал водную стихию. Только Богдан этого не знал.
- Вот дурной, - пробормотал Бонд, приближаясь к замершему Русе, - напугал. Сбежал, словно черти тебя гнали, одежду раскидал…
Свою фразу Богдан не завершил, схватив вдруг Руслана за плечи, дёрнув к себе и втянув в долгий поцелуй. Он сжимал крепкие пальцы, причиняя небольшую боль, словно боялся выпустить свою добычу. Но Русю это не напугало, наоборот, он почувствовал желание быть ещё ближе. Отбросив всякий стыд и размышления, он прижался к груди Бонда, практически запрыгнул на него, обхватив ногами за бёдра. А дальше Руслан уже не мог сказать, кто проявляет большую активность. Они целовались, позволяя безумству завладеть их телами. Ничто не могло разъединить этих двоих, даже постороннее присутствие. Благо, в этот момент никому не пришла в голову фантазия пойти искупаться.
- Хочу тебя, - бесстыдно простонал Руслан, цепляясь за Бонда, как утопающий за соломинку.
- И я, - выдохнул тот в ответ, не позволяя Русе отстраниться, так и понёс парня на руках к берегу.
Руслан почувствовал себя в роли принцессы, которую сказочный принц несёт на ложе любви. Но в тот момент против такого оборота он не возражал, лишь покрепче обхватил Богдана за шею и положил голову ему на плечи. Бонд остановился у кромки воды, озираясь по сторонам и не зная, куда опустить свою желанную добычу. Он был похож на встрёпанного дракона с добычей, за которую готов был биться с любым претендентом. Хотя, желающих не нашлось. Руся, почувствовав замешательство друга, чуть ослабил объятия, опустил ноги и встал на песок. А потом, недолго думая, потянул на него Богдана, заставляя принять горизонтальное положение. Бонд быстро сообразил, что от него требуется, и ничего не возразил против такого песчаного ложа.
Последующее действо со стороны больше походило на борьбу между соперниками. Парни наслаждались прикосновениями, катались по песку, подминая под себя друг друга, то уступая, то перехватывая инициативу. Возбуждение накрыло обоих, лишив разума. Оставался лишь зов природы. Они напоминали двух змей, что тёрлись друг о друга, извивались в немыслимых позах. Только сопровождало это действо не шипение, а стоны, вздохи, пошлые шлепки об обнажённое тело. Руслан вдруг понял, что оказался сверху, вжался в тело, распластавшееся под ним, совершая определённые поступательные движения. Мокрая ткань плавок не стала преградой, оба чувствовали друг друга слишком хорошо. И эти движения приносили столько удовольствия, что идти дальше не было желания. Руся почувствовал, как крепкие руки Богдана проникли под резинку его плавок, сжали ягодицы, заставляя замереть, прислушиваясь к новым ощущениям. Но их стало слишком мало, Зырянов снова возобновил свои движения. Он был уже на грани, когда палец Богдана скользнул вниз, коснулся чувствительного места, чуть надавил и… Этого оказалось достаточно, чтобы Руслан сорвался в бездну оргазма, в которую, судя по стонам, увлёк за собой и Бонда.
Долго наслаждаться бессилием не удалось, достали вредные насекомые, что счастливо летали над разгорячёнными, обнажёнными парнями и лихо пользовались предоставленной безнаказанностью. Богдан сел на песок, потянул к себе Русю, заставляя и его принять вертикальное положение. Оба уставились друг на друга и одновременно прыснули: грязные, вывалявшиеся в песке, с взлохмаченными мокрыми волосами и выражением безумного счастья на довольных мордах – красавцы, одним словом.
- Моемся, и домой, - подытожил Богдан, оставив Руслану возможность лишь согласиться.
Подобрав раскиданную одежду, счастливчики помчались в сторону турбазы, где ещё не прекращалось веселье, судя по гремящей музыке. Руслан направился, было, на центральную поляну, но Богдан дёрнул его за руку и поволок куда-то в сторону. Оказалось, что практически в зарослях находилось ещё несколько дощатых домиков, в один из которых и был затащен Руся.
- Располагайся, - кивнул на кровать Богдан, закрывая за собой дверь.
- Ты здесь один? А как же сосед? – засомневался Руслан, разглядев два «койкоместа».
- Уехал в город на три дня. Сегодня оставим всё как есть, а там подумаем, что дальше. Ты же не возражаешь? – мда, Богдан практически не изменился, всё был так же напорист и решителен, но в именно тот момент это не имело значения.
- Не возражаю, - успел согласиться Руслан, а его уже снова подмяли, уронив на кстати подвернувшуюся кровать.
Та жалобно скрипнула, но парням было наплевать. У них впереди - долгая ночь, а дальше и вся жизнь.

9. Laise
на картинку


Shot
ficbook.net/readfic/3518705

Я устал. Безумно устал. До того самого предела, за которым становится все равно, безразлично и бесцветно-серо. Когда один блеклый день сменяется другим, когда меняются только названия дней и числа дат в календаре, которыми эти сменяющиеся дни обозначаются.
Я устал. Дико. Страшно устал. Я перестал замечать, как сменяется сезон. Как лето с боями уступает место осени, как душная жара переплавляется в горне времени в плотную промозглую осень.
Время… полно, ученые доказали, что времени не существует, это всего только относительная шкала, которой мы измеряем наши отношения с гравитацией. Наши узаконенные, супружеские отношения с гравитацией, скучные и привычные. Эта шкала из прошлого в текущее, мгновенно становящееся минувшим, и никогда не становящееся будущее.
Я устал. И моя усталость перестала исчисляться днями. Я открывал глаза, я дышал, я совершал обычные привычные движения, будь то глоток воды или фрикции в теле моей такой же усталой женщины.
Я устал. Устал уставать, но усталость и дурацкая ответственность по-прежнему давят на мой мозг. Усталость проникает в члены тела, впитывается в легкие, впрыскивается в кровь, замещая кровяные тельца и ферромоны. Я – человек-усталость…
Я не помню когда в моей жизни появился он. Где в течении ленты-времени, бесконечной полоски Мебиуса внезапно произошел сбой. Какое порождение матрицы внедрило в мое существование его. Как вирус. Как фрустрацию. Он просто появился на моем горизонте событий. Маячил там как нечто странное, совершенно не свойственное ни мне, ни моему окружению. Маячил, заставляя исподволь привыкать к себе как к новому закону Эйнштейновской теории всего. Или может быть Хокинговской?
Он появился, выбив меня из состояния усталого покоя. Впечатался в меня с разгону. Устроил мне маленький «крэш-бум-бэнг!», совершенно не принимая мое выверенное и устаканившееся «я - устал».
Твидовый пиджак. Идеально сидящие джинсы. Строгий галстук, подчеркивающий элегантную сорочку слепяще-белую. Отвратительно-изысканную.
Сильные руки. Я позволил его рукам разорвать к чертовой матери мою усталость. Выдрать меня с мясом, с кровью из моего ареала обитания. Из уютной зоны комфорта. Из пресных поступательных движений. Из взгляда водянистых глаз. Из всего, что давило на меня и…
… ты будешь носить на руке шелковую ленту желтого цвета…
… ровно в полдень ты опустишь карандаш в чашку с кофе у себя на столе…
… в девять ты встанешь из-за стола и выйдешь в ДАМСКУЮ комнату и там, прислонившись к стене, ты будешь ласкать себя, но не позволишь себе кончить… ты понял меня?..
Я понял. ПОНЯЛ!!!
Ты засел во мне даже не занозой. Ты пророс в меня, укоренился во мне. Вцепился в меня восхитительными своими руками, и жила за жилой вытягивал из меня мою привычную усталость. Ты с улыбкой наматывал на пальцы мои нервы. Ты выдавливал из меня со стонами обещания больше-никогда-не… и я повиновался тебе с радостью, снова чувствуя влажную жару последних дней уходящего лета. Чувствуя, как отсчитывают чаны на стене секунды и минуты. И эти штрихи на циферблате складываются во ВРЕМЯ. То самое, что я провожу без тебя, в ожидании тебя, мечтая о твоем звонке и новом приказе.
Ты говоришь со мной так интимно, так хорошо, разбивая усталую тишину вокруг меня. И я не могу, просто не могу забыть об этом. И снова покоряюсь.
Ты приказываешь мне опуститься на колени. Ты велишь мне завести руки за спину. Ты говоришь мне молчать и смотреть тебе в глаза. И я верю. Верю каждому твоему вздоху. Потому что ТЫ ТАК СКАЗАЛ!
Ты берешь меня то грубо, то нежно. Ты трахаешь меня как последнюю блядь. Ты присваиваешь меня. Давно присвоил, но не оставляешь на моем теле ни единой отметины. Никогда. Ни единого следа. Ни укуса, ни сочного пятна поцелуя. Ты существуешь и нет. Ты делаешь мне больно так, как я того хочу. Так, как я кричу тебе всем своим телом, каждой его усталой клеткой. И усталость сползает со мной как старая змеиная кожа.
А я…
Я мечтаю о том, чтобы ты сжал мое горло, выжимая из меня только хрип. Чтоб след твоей пятерни остался со мной. Чтоб мою кожу расцветили, расписали твои пальцы. Я хочу этого. Больше всего на свете. Но я молчу об этом, глядя в твои глаза, взглядом целуя твои губы. Молчу, когда ты пригибаешь меня грудью к столу. Молчу, судорожно выдыхаю невысказанные, невыкричанные желания, когда спины касается кнут.
Мягко. Ярко. С оттягом.
Кнут целует меня вместо тебя.
…кричи…
И я кричу. Ору, что есть мочи. Жмурюсь, чувствую, как печет под веками от совершенно дикой смеси боли и удовольствия, возбуждения, кипящего в крови. Я срываю голос, я задыхаюсь от слез, от восторга, от бесподобного чувства: Я – ЖИВ! И я чувствую, как с каждым ударом, как с каждым толчком в моем теле я меняюсь. Ты меняешь меня, выцарапывая, выколачивая из меня усталость.
Мне жарко. Так жарко, что хочется выпрыгнуть из собственной кожи.
Я кончаю с протяжным стоном. Я выстанываю то единственное, что имею право выстонать в восхитительные соленые от моих слез твои губы.
- Шот…
И я чертовски рад видеть твою улыбку.

10. Pel89
внезапно, и пока без картинки) но очень здорово!

Пётр Николаевич вышел из здания, набрал полную грудь свежего вечернего воздуха и чуть замер на крыльце. Аромат прелой листвы смешивался с чуть горьковатым дымком – признаки осени не давали забывать о грустной поре увядания. И всё же прекрасной, если бы не проблемы на семейном фронте. Пётр Николаевич, строгий начальник отдела снабжения, страдал уже неделю от вынужденной холостяцкой жизни. И кто придумал эти командировки? Например, Петру никогда не приходилось ездить в другие города. На базы, на склады, в ближайшие фирмы – да, сколько угодно, но не на сутки, тем более не на долгий срок! Да и век информационных технологий не требовал личного присутствия. Для решения всех проблем был инет и прочее. Как бы то ни сложилось, но с одиноким вечером нужно было что-то решать. Стаж семейной жизни у Петра Николаевича насчитывался солидный, почти двадцать пять лет. Но за такой период, к стыду сказать, он не научился заботиться о себе и готовить. Поэтому в тот момент с грустью осознавал, что в холодильнике – шаром покати.
Можно было поехать в супермаркет и набрать изысканного и готового. Но всеми этими деликатесами Пётр Николаевич питался почти семь дней. Надоели! Хотелось жареной картошки, домашней, ароматной, с хрустящей корочкой. И к ней просто салат из огурцов. Или… Мужчина замечтался, представляя себе хороший семейный ужин на уютной кухне. Чтобы включен был только бабушкин старый торшер с помутневшим абажуром, создающим почти интимную мглу. Чтобы негромкая медленная музыка создавала соответствующий звуковой фон. Чтобы в воздухе витал запах вкусной, хоть и не очень полезной пищи. А на столе – скатерть в красную клетку и на ней белый тарелки с золотистыми аппетитными кусочками, от которых идёт пар. К ним – хорошая, настоящая котлета, сочная, румяная. Рядом – мисочка с зелёными кругляшами – дисками, от которых тянет свежестью последних осенних огурцов, да с мелко нарезанным укропчиком, под оливковым маслом. И бутылочка вина, любимого, в котором, похоже, растворился солнечный свет далёкой южной страны. Это ли не сказка?
Сказка, потому, что несбыточная. Так что, кажется, нужно решить, куда податься. Пётр Николаевич тяжело вздохнул и почти торжественно поплыл к верной боевой подруге – машине, поражающей окружающих своей красотой и хищным видом. Просто с невероятной любовью огладил мужчина капот, коснулся дверцы и нажал на кнопку пульта. Машина преданно гукнула и поморгала хозяину очами – фарами. Да уж, пара была – просто загляденье: чёрная иномарка с идеальной фигурой, отполированной до блеска поверхностью, тонированными задними стёклами. Ничего лишнего, всё именно так, чтобы подтвердить статус своего хозяина, пусть не заоблачный, но вполне достойный. Сам же Пётр Николаевич часто ловил взгляды шикарных дам, обещающих ему неземные наслаждения. Ведь был он мужчиной видным, солидным. Блондин от природы, к своим почти пятидесяти он стал обладателем шикарной седины, которая ничуть его не портила, добавляя лишь шарма к облику. Родители и сильная генетика одарили его хорошей фигурой, которую Петр, тем не менее, поддерживал частыми тренировками. Так что кубики пресса могли привести представительниц противоположного пола почти в священный экстаз. Впрочем, широкие плечи, узкая талия, правильные пропорции позволяли выглядеть шикарно и сексуально в любой одежде. А уж привычка носить классические костюмы на работу просто не давала никаких шансов его соперникам по очарованию женщин.
Правда, будучи строгим начальником, Пётр Николаевич часто хмурился и строжился. Но стоило улыбнуться, как его лицо озарялось, и наблюдателям становилось понятно, что перед ними очень добрый человек. Правда, доброта сия не распространялась на лентяев и дилетантов, которых мужчина терпеть не мог. Таких он доставал не только строгими распоряжениями, но и особым занудством, в коем был тоже спецом. Именно Пётр Николаевич мог рассмотреть поставленное на завод сырьё или оборудование так тщательно, что никакой мелкий дефект не мог скрыться от пытливого взора. Если возникала такая необходимость, то занудство начальника отдела снабжения возрастало в разы, и поставщики, зная его характер, готовы были пойти на многие уступки. В деловых кругах способности и профессионализм Петра Николаевича не являлись секретом, а его положительная оценка качества товара становилась шикарной рекламой для изготовителя.
Такое признание пришло не сразу. Понятное дело, для этого приходилось постоянно пропадать на работе. Вот и в эту пятницу Пётр Николаевич серьёзно задержался. Но тут сыграла свою роль не столько загруженность, сколько нежелание возвращаться в пустую квартиру. Потому хозяин не торопился садиться в водительское кресло, одаряя вниманием, да лаской своё ласточку. Но и тянуть дальше было бы смешно. А потому после тяжёлого вздоха Пётр занял место водителя, осторожно прикрыл дверцу, произвёл все необходимые манипуляции, которые для неопытного наблюдателя напомнили бы шаманские пляски, и всё же повернул ключ зажигания, наслаждаясь приятным тихим рокотом пробуждающегося мотора. Ещё пара выверенных движений, и машина с негромким шорохом покатила по дороге. Пётр Николаевич любил водить автомобиль, получая от этого процесса кучу приятных эмоций. Особенно, если в пути не обнаруживалось серьёзных помех и пробок. Вечерний город в пятницу, конечно, был наполнен движением. Казалось, что именно в этот момент на улицы выкатили свои железяки все самые бестолковые водилы, что не могло не раздражать. Да ещё эта неопределённость. Пётр до сего момента ещё сомневался, стоит ли ему искать развлечений, или всё же отправиться в пустое жилище. На одном из перекрёстков его машина попала в немалую пробку. Хотелось с досадой стукнуть по рулю, но это не было бы похоже на Петра, внешне сдержанного и терпеливого. Потому он просто опустил руки на колени и на несколько мгновений устало прикрыл глаза. В этот момент прозвучал сигнал сотового. СМСка не была неожиданностью, но сам резкий звук заставил хозяина машины вздрогнуть. Он излишне торопливо достал телефон и глянул на светящийся экран. «Приезжай. Я тебя жду», - гласило послание от абонента под кодовым названием Анне Чума. Пётр Николаевич довольно улыбнулся. Вечер прекращал быть занудным и обещал кучу приятных сюрпризов.
Вырвавшись таки из пробки, водитель чёрного хищника уверенно направил свой автомобиль навстречу приключениям.

Зарулив в уютный двор новой многоэтажки и порадовавшись свободному месту у нужного подъезда, Пётр стремительно покинул свою любимицу, не забыв включить противоугонную сигнализацию. Машина прощально мигнула ему фарами и замерла в вечерней полумгле. Мужчина запрокинул голову и отыскал нужное окно на пятнадцатом этаже, призывно светящее ему. Больше Пётр уже не медлил. Лифт уверенно вознёс его на нужную высоту, и седой красавец остановился перед входной дверью. В глаза бросилась новая наклейка с забытой фразой «Нeavy metal» и соответствующим рисунком. Мужчина замер на несколько мгновений, стараясь унять зашедшееся в бешеном ритме сердце, сделал пару глубоких вздохов и нажал на кнопку звонка. Кажется, за дверью его поджидали, так как она открылась практически одновременно с дребезжащей мелодией. В проёме появилось лохматое чудище, его рука с многочисленными металлическими браслетами стремительно выдвинулась вперёд, словно некий механический захват, ловко зацепила гостя за галстук и втянула в недра квартиры. Путь к отступлению отрезала хлопнувшая дверь.
Внутри царил полумрак, лишь мигание неоновых лампочек в комнате на мгновения чуть озаряло коридор через дверной проём. Эта световая пульсация совпадала с тактом быстрой музыки. Чудовище, похоже, пожалело нервы соседей, а потому динамики не надрывались. Но всё же казалось, что ударники били прямо по ушам, заставляя дуреть от таких музыкальных изысков. Пётр Николаевич вдруг превратился в Петю, заулыбался и сделал несколько знакомых движений, имитируя игру на гитаре. Чудовище с визгом подпрыгнуло на месте, подняв вверх руки и обозначая себя давним поклонником музыкального направления «металл». Потом кинулось к Петру, обняло его за шею и смачно чмокнуло в губы. Пётр Николаевич, а теперь уже Петя, опешил лишь на секунду, но потом с удовольствием включился в происходящее действо. Он обхватил друга за талию, крепко прижал к себе, постарался превратить беглый поцелуй в длительный и страстный. Чудовище оттолкнул нетерпеливого любовника, отступил на шаг, изображая игру на барабанах. Петя подыграл ему на воображаемой гитаре. Оба балбеса довольно улыбались. Со стороны зрелище было то ещё. Седовласый красавчик в классическом костюме и лохматый мужчина с диким макияжем пытались изобразить действо, создаваемое рок группой на сцене. Да уж, им не хватало зрителей, но те рисковали бы получить инфаркт.
Всё же Петя не выдержал и щёлкнул выключателем, включил бра в коридоре, желая разглядеть лохматого красавчика во всех подробностях. О, он был вполне колоритным! Неизвестно, где мужчина раздобыл этот костюм, но металлисты восьмидесятых удавились бы от зависти, увидев чёрные кожаные штаны с множеством блестящих наклёпок и такую же жилетку. Образ дополняли килограммы толстых цепей на шее, которые позвякивали с каждым движением. Странная причёска, напоминающая дикобраза, вполне гармонировала с тёмной подводкой глаз, выделенными краской скулами и чёрной помадой на губах. Серьги и перстни с черепами завершали картину. Немного сбивали с толку босые ноги, но Пете было уже наплевать. Потому, что чудовище протянуло ему гитару, новую, но являющуюся точной копией той, что была когда-то у гитариста местной рок группы Пети Красса. Да, да, именно так называл себя когда-то Пётр Николаевич.
- Чума, ты – гений! Я тебя обожаю! – воскликнул бывший Красс и с наслаждением ударил по струнам.
Инструмент отозвался. Петя вдохновлённо сыграл окончание звучавшей музыки и с восторгом уставился на гитару.
- Настроить нужно, а так – сказка, - вздохнул он.
- Сказка из прошлого, правда? – отозвалось чудовище и улыбнулось.
Петя осторожно отставил в сторону инструмент, заворожённый диким взглядом Чумы. А тот медленно, словно пантера двинулся вперёд, вдруг резко подскочил и распахнул пиджак на Крассе.
- Обожаю тебя, - простонал он, снова втягивая Петра в поцелуй.
Тот был только рад такому напору, нетерпеливо оглаживая тело любовника, забираясь под кожаную жилетку. Но тут же ойкнул, оцарапавшись о металлическую заклёпку. Это заставило его изменить тактику. Теперь Пётр стремился лишить своего любовника колючей брони, стянул с него жилетку и принялся воевать с застёжками на штанах. Чума не оставался безучастным, лихо разделываясь с одеждой Красса. Их движения были наполнены жаждой, звериным желанием, похотью. Мужчины не стонали – рычали, освобождая желанные тела от оболочки цивилизации. Вскоре эта парочка, не прекращая своеобразной борьбы за первенство и обладание любовником, переместилась в комнату и рухнула на диван, который в ответ только жалостно крякнул, призывая к спокойствию. Тщетно, никто его не слышал. В комнате проистекало действо, достойное кинематографа. Битва двух хищников, страсть, дикий танец – все эти фразы не отражают и десятой доли происходящего. И в тот момент для этой прекрасной пары не существовало ничего, были лишь они в мире, наполненном огненной любовью и музыкой.

Пётр ещё пребывал в сладких грёзах, когда его нос уловил божественный аромат жареной картошки. Мужчина пошарил рядом с собой, ожидаемо не обнаружив Чуму. Или правильнее сказать Германа Оттовича, Герку, Герасика – так он называл своего любимого, своего партнёра, своего верного мужа. Тот словно услышал немой призыв и появился в комнате, присел рядом, осторожно стянул с Петра покрывало, наслаждаясь великолепным видом обнажённого тела. Петя не возражал, лишь улыбнулся и демонстративно потянулся, являя себя во всей красе. Гера охнул, закусил губу и вернул покрывало на место, опасаясь, что быстро потеряет голову, а на второй заход неплохо было бы накопить силы.
- Ты давно приехал? – Пётр хмыкнул, прекрасно понимая все сложности супруга, ибо и сам страдал от того же.
- Утром сегодня, решил тебе сюрприз сделать, - Герман поднялся и кинул на диван халат, - одевайся, пойдём ужинать.
- Ага, - хитрая улыбка Петра стала ещё шире, чеширский кот обзавидовался бы, - сюрприз удался на славу.
В этот момент в комнату вбежал ещё один член семьи.
- О, и Ревна тут, – удивился Пётр Николаевич, протягивая псине руку, которую та с удовольствием облизала, - когда её-то забрал?
- Игорь ещё вчера с выставки приехал, но тебя беспокоить не стал, зная, что обязательно забудешь погулять с ней и накормить.
- Да, да, милая наша девочка, - повинился Петя, - я совершенно никудышный хозяин, и только твой великолепный Герман способен понять тонкую душу венгерской выжлы.
- Да, именно, а ещё и охотничью страсть, - строго добавил Гера, - между прочим, на её счету десяток вальдшнепов.
- Героиня, - согласился Пётр и тут же вспомнил о своей мечте, - мясца бы сейчас.
- Так нечего разлёживаться, всё готово, марш в кухню, - скомандовал Герман.
Осталось подчиниться. Правда, не забыл Петя и про ванную, которую всё же стоило посетить перед желанным ужином. Зато потом его ждал сюрприз, всё как он мечтал: скатерть, тарелки с картошкой и котлетами, салат и вино. Мягкий свет торшера создавал ту самую уютную атмосферу, ценную именно своими спокойствием, надёжностью. За столом уже сидел любимый, который давно избавился от глупого парика, украшений и макияжа. Теперь же он снова стал самым дорогим и любимым Германом, которого с таким нетерпением ждал Петя.
- Что это было за представление? – вспомнил о невысказанном вопросе Пётр, уплетая шикарную стряпню мужа.
- Ну, решил внести разнообразие в нашу жизнь и тряхнуть стариной. Что-то стал сдавать и испугался, что ты во мне разочаруешься, - Герман не стал юлить, мужчины давно договорились говорить обо всём достаточно откровенно, чтобы не рождать недомолвок и сомнений.
- Дурашка, ты для меня всегда самый лучший, - покачал головой Пётр, - но мне представление понравилось. Можно будет попозже повторить. Много позже. Через годик – другой.
- Ну-ну, - усмехнулся Герман, - и гитару до того момента спрятать?
- Нет, за такой подарок я готов повторить эту ролевую игру прямо сейчас. Впрочем, для тебя я готов играть в любые игры, если тебе такое нравится. Потому, что ты – моя жизнь, даже и не сомневайся больше. И знаешь… - Пётр затянул театральную паузу, заставляя чуть напрячься улыбающегося Германа, - спасибо тебе за прекрасную дикую сказку из прошлого!
Ответом стал ещё один жаркий поцелуй. Мужчины удалились в спальню, а в кухне так и остался гореть бабушкин торшер, освещая рамку со старыми фотографиями молодых рокеров из восьмидесятых.

11. Оичи
на картинки


с песней

Download ANOTHER PERFECT STORM for free from pleer.com

- Что?
Пистолет скользит в наплечную кобуру легко, почти изящно, так что Винсент невольно засматривается на пальцы, ласкающие самыми кончиками ребристую рукоять, прослеживает тонкие выступающие вены, которые тянуться до сгибов локтей. Там, где они пересекаются татуировкой, изображенный на ней дракон оживает – точно это жилы вздуваются на мощной шее.
- Твои методы ведения переговоров, Штефан. Не устаю им поражаться.
- Твои методы ведение переговоров, Винни, завели нас в тупик. Именно поэтому мы поступаем сейчас по-моему.
Штефан ведет плечом, сохраняя невозмутимый, расслабленный вид. Он опускает закатанные рукава рубашки, усмехается, бросая взгляд исподлобья, и в следующую минуту Винсент уже стоит рядом, сам застегивая его манжеты, оправляя их, скрывает раздражающие заломы на белоснежной рубашке рукавами пиджака, которые Штефан тоже задрал выше локтей в начале «переговоров».
Иногда Винсенту очень хочется убить за такое отношение к одежде и внешнему виду вообще, но он сдерживается всякий раз: у Штефана больше достоинств, чем недостатков.
Хотя…


- Ты нетерпелив.
Закругленный конец рукояти короткого кнута упирается под подбородок, сильно, вынуждая запрокинуть голову. Обычно яркие голубые глаза сейчас потемнели, и в глубине их таится огонь. Кончик языка проскальзывает по пересохшим губам, уголок рта дергается, но улыбку Штефан все-таки проглатывает, бросая вызов только взглядом.
И словом.
Промолчать – это не про него.
- Я само смирение.
Плечи дергаются, просто от напряжения: связанные за спиной руки еще не затекли, но приходится держать лопатки сведенными, а саму спину ровней, чтобы это не доставляло сильных неудобств.
- Если это – «смирение», то что же такое «нетерпение»? – Винсент приподнимает брови насмешливо, подступает ближе, чтобы через мгновение оказаться втиснутым в стену.
Штефану не нужны руки и много свободы, чтобы заставить Винсента растерять свою внешнюю отстраненность и холодность. Горячие губы и язык согревают сначала только кожу, а после заставляют гореть все тело, изнутри и снаружи.


- Добрый день. Меня зовут Винсент О’Рейли, - он перекладывает кожаную папку с бумагами в левую руку, протягивая правую для рукопожатия поднявшемуся навстречу мужчине. – Я здесь от имени господина Нолана.
Рука замирает в воздухе, низенький мужчина с отдуловатым лицом хмурится и кривится.
- Что значит «от имени»? Мы договаривались о…
- Господин Нолан искренне сожалеет, что не может присутствовать, - Винсент с улыбкой перебивает, не позволяет потоку негодования излиться. – А это мой помощник, Штефан Ковач.
Штефан выступает из-за спины, словно бы невзначай оправляя полу пиджака – Господи, опять эта пижонская клетка! – и прикрывая темнеющую рукоять пистолета.
Мужчина замечает «тонкий намек», меняется в лице моментально, снова устраивается на кожаном диване, который противно скрипит под ним, если нервно ерзать.
"Какой непродуманный выбор места для встречи", - Винсент мысленно цокает языком, косится на Штефана, и тот бросает ему кривоватую ухмылку в ответ. Любит красоваться, гад.


- Руки. Убрал.
Винсент не дергается, только шипит раздраженно, когда ему преграждают путь, сжимают пальцами запястье.
- А если нет? - самыми кончиками под край манжета, по внутренней стороне, там, где кожа тоньше и чувствительней всего. Дрожь прокатывается по позвоночнику, ухает жаром вниз живота и сбивает дыхание.
- Сломаю. Каждый гребанный палец.
- И не жалко будет? Я много чего умею этими самыми пальцами, - нахальную улыбку хочется стереть. Кулаком, или, еще лучше, жестким поцелуем. Винсент прищуривается, поджимает губы, очень медленно выпускает воздух, распирающий грудь.
- Я считаю до трех.
Глаза он все-таки закрывает, на короткое мгновение, когда ладони с глухим хлопком встречаются со стеной, а горячее тело заставляет вжаться в нее спиной.
- Я могу без рук.


За окнами машины стремительно проносится тонущий в темноте лес. Плотные, пуленепробиваемые стекла скрадывают все звуки, наполняя мягкий кожаный салон гудящей тишиной, разбавленной только сытым урчанием мощного двигателя и приглушенной музыкой. Штефан предпочитает водить машину сам и всегда включает фоном что-то из своего плеера, очень тихо, чтобы не мешать Винсенту говорить или, напротив, заставляя его молчать и вслушиваться. Нехитрый прием исправно действует, ни разу не дав осечки за все три года знакомства и совместной работы.
- Иногда у меня стойкое ощущение, что эти недоумки не понимают, с кем имеют дело.
Винсент откидывается на спинку заднего сидения, чуть сползая вниз, трется затылком, и Штефан невольно задерживается взглядом на его отражении в зеркале заднего вида. Темные рыжие пряди завораживающе контрастируют с молочной обивкой. Ковач помнит, какие они густые и жестковатые, как приятно их сжимать в ладони и оттягивать назад. Пальцы машинально стискивают руль, рука дергается от спазма, и машина следом за ней виляет в сторону.
- Задумался. Прости, - Штефан реагирует первым, загривком ощущая на себе убийственный взгляд и уже чувствуя на кончике языка ядовитый привкус ругательства, которое повисает в воздухе неозвученным.
- Сверни на обочину, - Винсент садится ровно, в нем больше нет ни следа недавней расслабленности и усталости от тяжелого дня. Он быстро расправляется с пуговицами своего пиджака, снимает его и аккуратно складывает, прежде чем положить на сиденье.
- Что? Зачем это? – Штефан подбирается весь, едва снова не теряет управление, потому что в мыслях у него только кадры, достойные порно-версии Титаника.
- Сворачивай, Штефан.
Мелкие камешки шуршат под колесами, автомобиль послушно замирает, но Ковач не торопится глушить двигатель и выключать фары. И правильно, потому что Винсент за шкирку, точно нашкодившего щенка, вытаскивает его с водительского места, отвешивает обидный подзатыльник и прикладывает спиной о холодный металлический бок машины.
Никаких поцелуев, никаких попыток забраться в штаны, только глухое раздражение и сверкающие в полумраке глаза. Штефан знает, что они такие же голубые, как его собственные, но сейчас кажутся совершенно черными.
- Дальше поведу я.
- Но…
- Заткнись и иди на свое место.
- На коврике? – Штефан оскаливается, сбрасывает хватку на лацканах пиджака, воинственно подается вперед.
Долгие несколько минут они стоят, почти соприкасаясь лбами, дышат тяжело, а потом уголок губ Винсента дергается, едва заметно, и Ковач расплывается в глуповатой улыбке.
- Придурок.
- Я тебя тоже, Винни.
Жесткий кулак врезается под дых, неожиданно, резко, выбивая весь воздух, пальцы крепко сжимаются в темных волосах, пригибая и так согнувшегося Штефана еще ниже.
- Что я тебе говорил про это идиотское прозвище? – Винсент шипит, дергает за пряди, вызывая ответное шипение.


- Ты вообще стрелять умеешь?
Штефан стягивает защитные наушники с Винсента, сидящего на краю металлического стола, на котором обычно проверяют оружие и заряжают «магазины». Свои двенадцать патронов Ковач уже отстрелял, ему невыносимо скучно, но заняться больше нечем: Винсент изучает детали нового дела, порученного старшим Ноланом.
- Руки, Штефан, - неугомонному Ковачу прилетает носком дорогущего ботинка в лодыжку, когда он подходит слишком близко и пытается забрать папку с бумагами.
- Это не ответ.
Штефан не успокаивается, придвигается вплотную, вставая между ног, упирается кончиками пальцев в край стола, попирая все правила приличия и наличие личного пространства. Винсент кажется и бровью не ведет, отрывает взгляд от документов, чуть наклоняет голову в сторону, что-то разглядывая за плечом Ковача.
- Патроны остались?
- Один, в стволе.
Винсент прищуривается, прожигает взглядом и протягивает раскрытую ладонь.
- Нарушение техники безопасности. Грубое нарушение, Штефан.
- О, да брось! Не будь таким занудой, Винни.
Беретта ложится в руку, приятно оттягивая ее, пальцы обхватывают рукоять. Винсент ничего не говорит, проводит еще горячим дулом вдоль челюсти Штефана, по его губам, надавливая, с наслаждением наблюдая, как расширяются зрачки, затапливая радужку.
- Чт..
- Заткнись.
О’Рейли удобно устраивает правое предплечье поверх плеча Штефана, фиксирует руку, снова прищуриваясь. Тугой спуск, мощная отдача прокатывается по всему телу дрожью, а пороховое облако обжигает кожу на загривке и край уха. Винсент возвращает пистолет, зажимает кнопку пульта, управляющего движением мишеней. Одна отделяется из ряда других, подъезжает к стойке – она целая, если не считать разрыва «между глаз», куда вошла единственная выпущенная пуля.
- Еще хоть раз назовешь меня «Винни», займешь место этой мишени. Тебе ясно?
Штефан очень медленно кивает и облизывает губы, отступая в сторону, позволяя Винсенту покинуть тир в подвале дома Ноланов.
«Десяточка» со ста метров – кажется, это новый уровень достижения оргазма. Ковач опускает взгляд на свои штаны и усмехается.
Да, определенно.


Винсент не сводит напряженного взгляда с новичка в течение всего семейного совета и почти не удивляется, когда старший Нолан делает знак им двоим остаться.
Этот тип ему не нравится.
Ни внешним видом – слишком ярким, вычурным, привлекающим внимание. Серьезно, это что оранжевый нагрудный платок? С синим костюмом в клетку? Баки? Серьга в ухе?!
Ни манерой держаться – слишком наглой, чересчур уверенной, неуместной. Кто вообще может сидеть на столе во время семейного совета? Перебивать главу семьи своими замечаниями? Усмехаться и бросать пошлые шутки?
Винсент хмурится, поджимает губы и глубже засовывает руки в карманы, игнорируя протянутую для рукопожатия ладонь новичка.
- Винсент О ‘Рейли – мой юридический поверенный по… многим вопросам, - глава семейства Нолан усмехается и трет костяшками пальцев густую щетину. – Штефан Ковач – новый «танк» и твой помощник с этого дня, Винсент.
О’Рейли щурится неверяще, дергает плечом. Ноздри раздуваются в приступе негодования и… улавливают тонкий аромат, ветивер и перец. Пьянящий, запоминающийся. Новичок – Штефан – замечает реакцию, его улыбка становится еще шире, в ней появляется что-то хищное. Он подступает ближе, фамильярно сжимает пальцами плечо, скрытое только тонкой тканью рубашки, так что Винсента ошпаривает этим прикосновением, от которого дыбом встают волосы на теле, а в крови пробегает электрический разряд.
- Я уверен, мы сработаемся, - Ковач салютует Нолану, разворачивает онемевшего Винсента в сторону выхода и подталкивает. – Мы пойдем, босс, обсудим… некоторые вопросы с моим… партнером.
- Нежнее, Штефан, нежнее. Не сломай мне Винсента, он незаменим.
- Я сама нежность и ласка, - хохочет Штефан.
Дверь за ними мягко закрывается. Ковач убирает руку тут же, но улыбка такая же наглая и самоуверенная.
- Но тебе ведь не нравится мягко и нежно, да, Винни?
Этот день заканчивается для Штефана сломанным носом, для Винсента – сбитыми костяшками.
Они сработаются, точно.