Любовь - это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить и все же она у нас остается.
Третья часть))))
читать дальше10. Татьяна_Кряжевских
на картинки
читать дальше
− Это как игра, понимаешь?
Откуда, блядь, вообще на обычном штампованном вечере серо-черных костюмов и запутанных кружений-обхаживаний друг вокруг друга могла возникнуть эта тема?
− Если честно, не очень, − спокойно признаёшься ты, пожалуй даже слишком, а главное – слишком прямо для этого хм… общества. − Опасно, ведь ты могла нарваться на кого угодно.
Выдыхаю белесый дым, мотаю головой и мычу:
− М-м, глупости, − отмахиваюсь рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Между пальцев, на которых татуировками вытравлен глянцевый маникюр с одноразовыми стразами стоимостью в половину зарплаты меня той.
Кажется, это было не очень вежливо, но мне уже плевать: то ли устала, то ли каким-то шестым чувством, всё глубже проваливаясь в навязанную форму, болезненно ощущаю, как, словно на прокустовом ложе, от меня обрубают прежние интересы, увлечения, мысли, не помещающиеся в болванку.
Может, поэтому я ему сейчас всё это и рассказываю, пытаясь зацепиться щупальцами воспоминаний, ощущений, хотя более неподходящего места и собеседника найти трудно.
Сколько ему? Лет тридцать? Или сколько бывает начальнику корпоративных продаж в фирме, оборот которой насчитывает несколько миллиардов в год.
− На самом деле большинство людей абсолютно адекватны. Встретить маньяка гораздо легче здесь, чем в обычном баре, − невольно перевожу взгляд на толпу, пьющую, едящую, перекрикивающую друг друга, стаей саранчи гомонящую вокруг столов и музыкантов.
Я не понимаю, чего хочу больше – заткнуться, пока ещё не поздно, и пока всё, что я сейчас рассказываю, не стало завтрашней сплетней, или наконец довериться. Почему это намного сложнее сделать с чистеньким, ухоженным, воспитанным мужчиной, ни единым жестом не нарушившим мою личностную границу, чем перед теми, совершенно разными, татуированными до висков, в смешных разноцветных футболках и ярких заколках в непослушных дредах, в черной коже от каблуков до закрывающего шею воротника куртки, в чьих глазах я с замиранием ждала отблеска желания, означающего, что игра началась.
− Поиграй со мной.
Внимательно смотрю на него, оценивая. Нет, не внешность, не разворот плеч и не белизну зубов, хотя, безусловно, у меня есть свои зарубки, на соответствие которым невольно сканируется претендент, но всё это я уже видела, а то, насколько он мужчина.
Если бы меня спросили, что я вкладываю в это слово, я вряд ли смогла ответить хотя бы понятно.
Но точно не женщина.
Мне не нужна в постели ещё одна женщина − требующая внимания и слепого обожания, не способная к равенству, на следующий же день, если уже не этой ночью смакующая все подробности с доброй половиной всех здесь присутствующих включая директора филиала, мстительная и ревнивая.
Я такая?
Нет.
О, черт. Да, местами, временами, ситуациями. Как и любая другая.
С той лишь разницей, что я видела не так много женщин, играющих в игры искренне и на равных.
И, кажется, все из них быстро становились моими подругами.
Киваю.
Мы садимся в такси и я, на секунду сдерживая рвущееся название, говорю адрес. Почему-то возникает безотчетное, взрывающее тело воздушными пузырями бережно хранимых впечатлений желание пройтись с тобой по местам боевой славы, но я его откидываю. Уже не те места, и точно не та слава.
Вечер воспоминаний оставим на потом, если «потом» вдруг случится. Это другая игра, с другим настроением, со сменяющимися бокалами алкоголя, безбашенными выходками, моим смехом, долгими прогулками по ночным улицам и километрами откровений. После которых в меня почему-то влюбляются хорошие мальчики.
Мне кажется, ты хороший мальчик, мне везет на таких.
Поэтому мы едем во вполне приличное место с тихой музыкой, мягкими диванчиками в разноцветных подушках, надписями и фотографиями по стенам, о которых можно поговорить, если оказывается, что разговаривать не о чем, одними и теми же лицами на протяжении многих лет за барной стойкой, почти родным меню в кожаном переплете и чизкейком с ягодами брусники.
И из которого нельзя позвать девушку на ночь в гостиницу.
Потому что вряд ли у тебя после этого будут шансы услышать от меня хоть одно «Здравствуй».
Как бы далеко не зашла игра, я всегда оставляю за собой право: уйти, не оборачиваясь и быть только той блядью, которой захочу я сама. От которой нельзя требовать, заставлять или навязывать.
Кажется, ты и сам расслабляешься, оказываясь не под прицелом бдительных коллег. Только такое общение уже обязывает к продолжению. Любому, не важно. Хотя бы просто более вежливо здороваться, уступать место в очереди в столовой и помогать там, где раньше можно было бы отказать.
Но я помню из какого-то давно с удивлением застенчивой мыши усвоенного опыта, что тебе сейчас будет со мной, сбросившей туфли и поджавшей ноги под себя, облокотившейся на подушки, с ложкой, измазанной пирожным, в руках, распустившей сжатые в локоны волосы или, наоборот, убравшей мешающие пряди в незамысловатый крендель с воткнутой в него китайской палочкой, намного интереснее и проще.
Потому что хороший секс – это не страсть, не желание, не похоть. Главное условие качественного оргазма – возможность смеяться с человеком до и отсутствие стыдливой застенчивости или давящей серьёзности после.
Пальцы, словно случайно, сплетаются, поглаживают, просят, намекают, поощряют. Танец, посылающий волны тепла и дрожащего предвкушения, даже не чего-то большего, а просто чего-то.
Близко. Ты так часто касаешься меня, кожи, волос, всё откровеннее. Та черта, после которой остальное лучше не показывать другим, если вы не надеетесь прожить ещё много минут вместе долго и счастливо и не готовы делиться этой надеждой со всем миром.
Мурлычешь ластящимся котом, почти задевая кончиком носа уши.
− М-м, как от тебя вкусно пахнет, − втягиваешь ноздрями спрятанный в волосах запах духов, шампуня и, увы, сигарет. Возможно, идеальный для Хемингуэя или Дали, но явно не для тех начищенных до блеска лакированных мозгов упакованных в костюмы недомужчин, раздражающе морщащихся даже от одного вида, не соответствующего понятию стерильности и гламурной розовости.
От понимания того, какая это смесь, хочется фыркнуть, но я принимаю комплимент. И это не плюс тебе, это очередной беспроигрышный выход моего ебанутого чутья, по какой-то немыслимой траектории выслеживающего тех, кого ещё можно выдернуть в живой мир.
− Пойдём или ещё посидим здесь? − раскованно покрываешь поцелуями скулу. Ты уже не один из тех мальчиков, которые когда-то с обожанием смотрели на меня в юности, ты – мужчина, опытный, знающий, что такое женщина, знающий, каково с ней жить, заниматься сексом, чувствовать своей.
Но это тоже элемент игры, теперь уже с твоей стороны, для меня.
Мечта и голодная потребность мужчины – женщина, способная и любящая проявлять инициативу, знающая, чего она хочет в сексе и получающая от него удовольствие.
Тысячи любовных историй, созданных женщинами, о сильном самце и подчиняющейся, ведомой овечке.
И я в который раз убеждаюсь в этом, наматывая твой галстук с почти развязанным узлом на руку, властно наклоняя к себе ещё в прихожей.
На мгновение в твоих глазах мелькает опасное, хищное, сразу сменяясь интересом ожидания и готовностью к любым моим экспериментам.
И откуда ты взялся такой правильный, по каким коридорам пробирался к своей должности, что не растерял жадного интереса к жизни?
Отгоняю от себя эти мысли, не давая ни малейшего шанса слабой нежности и спутнице одиночества – необходимости, потребности. Прижимаюсь к твоим губам, сразу оттягиваю зубами нижнюю. Отстраняюсь и тяну за намотанный на кисть галстук в комнату, приковывая цокающими по голому полу острыми шпильками, угадывая в свете уличных фонарей очертания предметов. Я не столько показываю тебе правила сегодняшней игры, сколько не даю включить даже настольную лампу: очарование неприбранной постели, разбросанной одежды и фантиков из-под конфет в восемнадцать вызывает чувство брезгливости в мои-твои почти тридцать.
Толкаю на диван и, опираясь руками о спинку, сажусь тебе на бедра, широко раздвигая согнутые в коленях ноги. Всё-таки в пышных платьях есть неоспоримое преимущество: юбка-карандаш, задранная до подмышек, смотрелась бы отвратительно.
Притягиваешь меня к себе, уже целуя сам, властно, спокойно, с интересом естествознателя, изучающего нового зверька не ради охоты, а удовлетворяя природное любопытство. Пробуешь меня на вкус, языком, губами; на ощупь, то и дело возвращаясь к замку-молнии, повторяя мой позвоночник, разжигая в себе желание избавиться от одежды в одно долгое движение, сжимаешь ягодицы, спрятанные под волнами юбки, уверенными теплыми ладонями ныряешь под неё и на секунду останавливаешься.
Отстраняюсь лишь для того, чтобы я могла заглянуть в твои глаза, а ты − увидеть мою улыбку. Одобрительно урчишь, поглаживая пальцами ажурные кружева резинки, и всё-таки не выдерживаешь, нажимая на спусковой крючок, после которого уже невозможно безболезненно остановить вылетающую с тихим шелестом расстегиваемой молнии пулю.
Забираешься под широкие лямки, снимая их с плеч, и тянешь платье вверх. Послушно поднимаю руки, прогибаясь в пояснице, и встряхиваю головой, позволяя рассыпавшимся прядям упасть на грудь. И ты снова прижимаешь меня к себе, инстинктивно сгребая в ладонь мои волосы.
О да, для этого.
Для твоего ощущения подчиняющейся самки.
Моего − верного выбора в пользу сильного самца.
Гладишь всё беззастенчивее, с нажимом, возбуждая и возбуждаясь. Это уже не те изучающие ласки, и непонятно чьего удовольствия в них больше. Твоё − обладающее, задевая ладонью с широко расправленными пальцами резинку чулок, цепляя тонкую ткань трусиков, то и дело соскальзывая ниже, под них, к горячему, влажному, манящему, по плоскому животу вверх, по выпирающим косточкам рёбер, к тонким женским ключицам, в чашечку бюстгальтера рукой, языком, потираясь щекой с возбуждающе короткой щетиной.
Сдвигаюсь на твоих коленях чуть ниже, открывая для себя пространство для рук. Расстегиваю рубашку, неспешно, ровно, дотрагиваясь, словно невзначай, до открывающейся кожи, жестко оттягивая завитушки волос, ловя шумные выдохи, почти стоны.
Останавливаешься и тихо бросаешь, в упор глядя помутневшими глазами:
− Презервативы, я сейчас, − почти бегом скрываешься в другой комнате.
Обрыдлые потребности тела – душ, лубрикант, презервативы – всё то, без чего можно легко обойтись в постоянных отношениях, что портят любой неловкий первый раз.
Хотя есть кто-то, кто ходит в душ перед спонтанным, почти случайным сексом?
Не уверена. Но я и не собираюсь демонстрировать чудеса искусства шпагоглотания, и меня всё устраивает.
В обычном, повседневном сексе как части отношений, я не люблю руками, не люблю быть сверху, не люблю сзади и ещё до хрена чего не люблю. И не только, но и поэтому тоже, там важнее − с кем, здесь − как.
И я послушно опираюсь на колени, вытягивая руки так, чтобы казаться ещё тоньше, стройнее, изгиб поясницы − глубже, соблазнительнее. Мои волосы, стянутые в твой кулак, пальцы, сжавшиеся на подлокотнике, чуть заметная полоса от купальника как знак того, насколько тебе доверено узнать меня.
В первом проникновении нет ничего чудесного, облегчающего, крышесносного или волнительного. Только последнее усилие над собой, чтобы дать защитной оболочке, запрещающей прикасаться к себе чужим, посторонним людям, лопнуть, позволить стать настолько ближе. Хотя бы к телу. Глубже.
Важнее − показать.
Чтобы самой не выпасть из своей же игры.
Одно из правил неувядающих отношений, в том числе и в их миниатюре спонтанного вечера − вовремя подогреваемый интерес. Смена позиций, ролей, доминирования и подчинения.
Резко вырываюсь из твоих рук, толкаю в грудь, смягчая силу улыбкой, и, нарочно дразня прикосновениями к члену, медленно опускаюсь сверху. Теперь моя очередь ловить твои взгляды, беспорядочно шарящие по мне руки, то подгоняющие, то останавливающие, ласкающие, наслаждающиеся тем, что ты облизываешь глазами, пока я не разрешаю целовать себя.
И в последний момент сжимаю руки с нашими переплетенными пальцами у тебя над головой, склоняюсь ниже и тихо стону, зажмурив глаза, почти замирая и только следуя твоим рваным, резким, движениям бёдер, снова, пусть и невольно, провоцируя, подгоняя.
Откликаешься, прижимая к себе вырванными из моих расслабленных рук ладонями, тычась в губы, всё медленнее, застывая глубоко внутри меня.
Придерживаешь презерватив на опавшем члене и вздрагиваешь, выскальзывая из горячей влажности.
Поднимаю голову, шутливо, почти ласково чмокаю в нос и скатываюсь, сразу вставая на ноги.
− Дашь полотенце?
Вот теперь душ, быстрый, прохладный.
И у тебя есть возможность привести комнату в порядок.
Потому что я обязательно уеду сегодня, но это не значит, что ты не должен хотеть, чтобы я осталась.
Мне не нравится засыпать одной, и я ненавижу просыпаться с кем-то. Собираю одежду, подхватываю туфли, переодеваюсь в ванной и неожиданно наталкиваюсь на тебя, всё ещё совершенно раздетого, почти спящего, прислонившись спиной к стене.
Сонно моргаешь и хмуришься от резкого света лампы.
− Уже пора?
Киваю. Целую куда-то в щёку и быстро выхожу в подъезд, отрезая щелкнувшим замком все твои «созвонимся» или, не дай Бог, «спасибо за вечер». Кусок чужой, непрожитой жизни, кинофильмом на широком экране, оставляя осадок от всколыхнувшихся эмоций и ощущение далёкости всего происходящего.
Конец рабочего дня пятницы приносит или приподнятое настроение личного двухдневного праздника или усталое раздражение. У меня именно последнее. Глухая, бессильная злость расходится кругами от камня сообщения, притаившегося желтым конвертом в углу экрана. Корпоративная почта. Перебарываю желание послать всё и всех до понедельника и открываю.
Медленно, словно в хорошем стриптизе, разматывается рулон фотографии и всего одной фразы:
«Поиграй со мной».
11. К.А.Н.
на картинку
читать дальше
Терпеть ненавижу ремонт и все, что с ним связано. Но так как новую квартиру нужно обновить, то мне и Лексу приходится смириться с этой участью и сделать ремонт так, как велит нам наша совесть. Хотя с ней бы я поспорил, но Лекс лишь смеется надо мной и говорит, чтобы я прекращал недовольно бурчать, а то он не знает, что со мной сделает. Только вот мой парень по ходу дела и не догадывается совсем, что я специально начинаю бубнить и бурчать, чтобы он «то самое со мной и сделал». Но, кажется, он сегодня не в настроении и придется красить стены в светло-голубой цвет на одном лишь «энтузиазме», которого с каждой секундой становится все меньше и меньше.
К тому же стою тут почти что в раскорячку, спиной к нему, валиком стену крашу, домашние штаны облепили мне всю задницу, чем не перспектива? Но! Оборачиваюсь и вижу, что Лекс там краску размешивает и в мою сторону и вовсе не смотрит, разве справедливо?! Вот и я о том же! Мы даже еще не осквернили своим похотливым забегом этот широченный подоконник, на который я поставил левую ногу для лучшей устойчивости. Хотя вру, мы тут вообще еще ничего не оскверняли, а все из-за Лекса! Ему вообще хоть бы хны! Что делать даже не предста…
- Твою мать, Лекс! – вскрикиваю я, так как от неожиданности больше не знаю, что еще сказать своему парню, который меня до смерти напугал. Он обхватил своими большими ладонями меня за бедра, не забыв притянуть к себе вплотную, спустив меня со стула, на котором я пытался устойчиво стоять. Притом Лекс шептал таким осипшим голосом, что у меня мурашки пробежали по всему телу:
- Доигрался?! Теперь тебе точно несдобровать! За то, что соблазнял меня тут своей пятой точкой, за то, что пока я тут пытаюсь сосредоточиться, ты… - увесистый шлепок по обтянутым тонкими штанами ягодицам…
- Эй! – притворно возмущаюсь я, за что еще раз получаю по заднице.
- Ты не даешь мне договорить! – мгновенно затихаю, а он притирается своим пахом ко мне еще ближе. – Какой же ты… ты… просто невыносим в своей непосредственности, в своей… - и вдруг я ощутил его губы, а потом и язык у себя шее. Он зацеловывал меня и рисовал языком одному только ему известные узоры, а у меня было такое чувство, что я таю у него в руках. И так каждый раз, когда он просто дотрагивался до меня.
А затем Лекс так быстро стянул с меня футболку, что я даже не успел заметить, как это все быстро произошло. И вот я стою возле окна в пустой неокрашенной нашей спальне в одних домашних штанах. А Лекс, будто издеваясь, стал выцеловывать мне лопатки мокрыми и пошлыми поцелуями, при этом не забывая правой рукой ласкать меня спереди. Кажется, я стал задыхаться, воздуха в легких определенно не хватало, да и вообще, когда он так неожиданно все это вытворял, я и вовсе забывал, что нужно делать. Я…
- Ле-е-е-екс! - стону в голос, когда он все еще издевается надо мной, спускаясь дорожкой поцелуев до моей поясницы и ниже. - О, боже!
- Можно просто Алексей, - смеется он, продолжая измываться и дальше, целуя попеременно мои ягодицы, а потом и вовсе пытаясь проникнуть языком внутрь меня.
- Бля… - не выдерживаю, начинаю дрожать, - Лекс! Ты же… я же… - слов не хватает, они застревают в глотке. – Твою мать, Лекс! Ай! – вскрикиваю снова, так как моей заднице опять достался значительный шлепок.
- Не мешай! – отчего-то послушался своего парня и облокотился руками на тот самый неоскверненный нами подоконник, уткнувшись носом в изгиб правой руки. Да и кричать в голос мне никто не запрещал.
Раскрывался я перед Лексом еще сильнее и выгибался так, что думаю, любая гимнастка позавидовала бы. Как же хорошо, как же охренительно и не найти слов, как хорошо…
И вот опять я пропускаю тот момент, когда Лекс ловко и умело обращается с моим телом так, что я уже лежу на спине на широком подоконнике с поднятыми вверх ногами, без штанов и без белья. Когда он умудрился меня раздеть и раздеться сам, я не знаю, но то, что он дальше собирался делать со мной, я безропотно ему разрешаю. Хотел этого? Получи…
То ли я сам так подумал, то ли это сказал Лекс, но мне уже все равно, главное, что он во мне, а остальное…
- Твои провокации, Саш, которые ты думал, что я не вижу, иногда приводят вот к таким вот последствиям, так что лежи и не шевелись, - почти что приказывает мне Лекс. – Наверняка же все болит! - а я послушно не возникаю и довольно жмурюсь, притягивая своего парня к себе.
Поэтому вот с таким вот удовольствием мы и не закончили, что планировали, хотя… кто его знает, что нас ждет дальше, м?
12. FNeriumВ соавторстве с DreamGalaxy. И с огромной благодарностью за титаническую работу с текстом.)
на картинку читать дальшеудачная какая оказалась))
читать дальше
Уже на подходе к арендуемой нами квартире, я вижу тебя на балконе: неизменно с сигаретой, соблазняющим прохожих легко наброшенной на бедра простыней. На первый взгляд идеальная картина – красавчик среди цветов, коими щедро уставлены перила, любующийся закатом. Только могу поспорить, что тебе и дела нет до разливающихся по небосводу красок и мысли уже далеко в предстоящей ночи. Должно быть, для тебя только началось "утро", пока я был на работе. Ну, почему бы и нет? Мне эта поездка - командировка в "город Любви", а у тебя заслуженный трехнедельный отпуск, который ты непременно пожелал провести со мной. Кто ж будет тебе возражать?
Машешь рукой, но без тени улыбки, и, на радость сидящим в соседней кафешке, не уходишь с балкона, продолжая курить. Я улыбаюсь и захожу в подъезд, поднимаюсь по широким лестничным пролетам. Рукой придерживаю увесистую сумку с фотоаппаратурой. Всегда было интересно, кем же ты все-таки работаешь, что можешь особо не напрягаясь позволить себе махнуть в другую страну, вот так, решив все за один день? Уже сколько, лет пять, наверное, вместе, а я знаю о тебе непозволительно мало. Мы вообще настолько противоположны, что порой я удивляюсь, в который раз обнаруживая твое присутствие в моей жизни. День и Ночь. Вот уж нет ничего точнее.
Открываю дверь своим ключом. А ведь я ни разу не видел твоих настоящих друзей - лишь череду бесконечных знакомых. Не знаю толком, чем ты увлекаешься и как проходит твой день, пока меня нет рядом. Все это мелочи, конечно, ты же живешь со мной, ездишь со мной и любишь меня. Хотя про живешь – это я тоже несколько преувеличиваю, разница графиков слишком редко позволяет нам пересекаться в будние дни. Но это всегда чертовски дразнит мое любопытство. Как и ты сам. Далекий и недоступный Принц, который на одной из вечеринок, где я работал с напарником-журналистом, внезапно заговорил именно со мной.
Воспоминания о том вечере навевают теплую улыбку.
- Я вернулся, ты уже завтракал? - разуваюсь, пытаюсь захлопнуть при этом дверь – ответа, как и ожидалось, не последовало. Вместо него привычная тишина. Не сказать, что холодная, напротив - тебе нравится молчать рядом со мной и я к этому давно привык, рассказывая тебе какую-нибудь ерунду. Привычно подхватываю сумку снова и иду в комнату. Ты все еще на балконе и даже не оборачиваешься, возможно, все же углядев что-то. Или не желая прерывать свой "утренний" ритуал - просыпаться под витки дыма вдоль рук.
На столе полный хаос: разбросанные пачки, тучи визиток, которые ноутбук, кажется, извергает из собственных недр, путеводители, деньги, пачка презервативов... откуда она здесь кстати? Задумчиво оборачиваюсь, глядя на обнаженную спину, и голову моментально простреливает мысль об отличном кадре. А раз мысль пришла - нужно ее непременно осуществить, а руки сами собой находят сумку, извлекают фотоаппарат, ловя тебя на прицел...
- Даже не думай, - и как ты видишь затылком, позволь узнать? Копчиком чуешь? И все же успеваю сделать один единственный снимок. Ты оборачиваешься, туша сигарету в пепельнице, хмуришься, покидая балкон. Разумеется, не утруждаешь себя закрытием стеклянных узких дверей: на дворе лето и мягкий климат вполне способствует распахнутым день и ночь окнам. Молчишь, лишь проходишься по кромке объектива, опуская вниз, словно это, как минимум, дуло взведенного пистолета. Я послушно убираю его подальше, улыбаясь добродушно и чуть виновато. Вновь натыкаюсь взглядом на презервативы и уже собираюсь спросить, даже рот открыл, но, на удивление, не успеваю.
- Купил попробовать, ребристые, - заявляешь безапелляционно, попутно устраиваясь на моих коленях и снова замолкая. В этом весь ты - огорошить и продолжить игру в молчанку.
- Присоветовали что ли? - не могу, ну не могу скрыть легкой, лукавой усмешки. В такие моменты хочется ненавязчиво провести ревизию в твоем подсознании, чтобы понять и разложить твое поведение по полочкам. Но вместо этого лишь обнимаю и утягиваю ближе, чтобы ты мог устроиться, как тебе всегда нравилось: обнимая за шею и пальцами путаясь в волосах. Перебирая пряди на загривке, словно чешешь кота. Почему бы и нет? Ручной, взрослый кот. Целую твое плечо:
- Не хочешь сходить куда-нибудь поесть? Ну, хотя бы поужинать. Я нашел очаровательный ресторан, пока работал, тихое, уютное место, как ты любишь, - исследую ключицу губами и едва ли не мурлычу. Молчишь, пока пальцы останавливаются. Да или нет?
- Как твоя работа? - "нет", ну ладно, не буду настаивать. Видимо, все же уже поел, не дожидаясь. Чуть отклоняюсь, чтобы увидеть идеальный порядок на кухне, пока твои пальцы сильнее сжимают плечо. Ну точно.
- Прекрасно, здесь очаровательные пригороды. Я тебе обязательно покажу, особенно в вечерних сумерках там будет безумно романтично. Отснял и почти не выбился из графика, завтра будем на интервью, так что встану вместе с тобой, - возвращаюсь на исходную, всматриваюсь в твое лицо. Ты мягко киваешь, удовлетворенный "отчетом". Удивительно, как твой график втягивает и меня. Ночной Париж, конечно, великолепен. Пусть и не попасть в большинство музеев, но так и правда меньше шума, да и тебе они ни к чему, похоже. Я только раз, в первые пару дней, застал тебя, возвращающимся с прогулки днем. Буклет красноречиво поведал, что ты был в Лувре, но рассказывать не стал, хотя и по глазам было видно - вдохновился, понравилось. Главное, что тебе хорошо.
Ты снова хмуришься и смотришь в упор. Я что-то упустил?
- Прости, мой Принц. Так о чем ты? - переспрашиваю, окончательно вынырнув из своих мыслей. У тебя привилегия - тебя нужно слушать всегда. Это даже удивительно, как ты умудряешься терпеть мой разболтайский характер, придавая моему жизненному укладу некое подобие порядка.
- Пойдешь со мной сегодня на закрытую вечеринку? - слегка зависаю от новости, соображая.
- В какой-то клуб? - с интересом уточняю, но ты качаешь головой. Ты меня сегодня удивляешь.
- Нет, в катакомбы.
О, вот все и встало на свои места. Как же ты и без своей любимой исследовательской деятельности, еще и совмещенной с вечеринками? Восхитительный мальчик. Мягко улыбаюсь.
- Конечно, - "да и вот туда я уже не отпущу тебя одного", - добавляю, естественно, не озвучивая. Хотя интересно, что бы ты ответил, если бы я посмел хоть чуть-чуть покуситься на твою свободу? Ведь, по сути, хотя мы и живем вместе, я никогда тебя ни в чем не упрекал и не запрещал. Какое ж там "запрещал", когда ты у меня уже далеко не подросток. А любопытство пока берет верх. - А что за организаторы? Это же не законно, да? Что нужно взять с собой?
На твоих губах появляется мимолетная, но так любимая мной улыбка.
- Я тебя уже собрал. Вещи на кровати. Одевайся, такси через час, - и, оставляя простыню на моих коленях, покачивая мягко бедрами, удаляешься в сторону душа, призывно оставив дверь открытой. Ох, мой Принц, умеешь же ты раззадорить...
***
- Жан, Пьер, Жорж, - имена у трех молодых людей, как на подбор. Все дружелюбно улыбаются и разговаривают на английском с легким мурлыкающим акцентом. Спешно жму протянутые руки и пытаюсь запомнить после столь лаконичного представления. Память на лица у меня хорошая, но вот на имена - полнейшая беда, в этом ты меня всегда отлично выручаешь.
- Enchante, - только и успеваю вклиниться, прежде чем Жан и Жорж заговаривают вместе, смеются и Жорж замолкает.
- Ну что, путешественники? Вы, вижу со своим, - высокий темнокожий парень кивает на внушительный фонарь в руках Принца. - А вроде утверждал, что в первый раз.
- Подготовился, - ты даришь свою фирменную улыбку и парень обезоружено поднимает руки. Мастер перевоплощений, честное слово. Как же я благодарен, что со мной ты стараешься обходиться без всех своих ролей.
Если не ошибаюсь, Пьер, миловидный парнишка лет двадцати, неуверенно протягивает мне карту, окидывая взглядом с ног до головы. Его взгляд излучает заинтересованность вплоть до момента, когда встречается с почти отеческой улыбкой. Да, я никогда не пытался скрыть свой возраст, с Принцем-то разница лет в пятнадцать, если не больше. И это, пожалуй, исключение, а не правило - я могу посоревноваться с юнцами в горячности, но зачем? А француз явно помладше будет.
- Возьмите, - у него с английским значительно хуже. Снисходительный взгляд Принца, так разительно контрастирующий с его "улыбчивой вежливостью", и вовсе вгоняет парнишку в краску.
- Merci, - беру карту, точно зная, что у нас ее нет. Пытаюсь вглядеться в обозначения и символы, нанесенные ручкой поверх парижских улиц. Интересно, туннели дублируют их? Ночь незаметно вступает в свои права и становится сложно разглядеть то, что находится за металлическими воротами со взломанным замком, у которых мы стоим. Ловлю мурашки по коже, как и каждый раз, когда наши авантюры выходят за границы закона.
- Антон? - ты легко прикасаешься к моей руке и я отдаю тебе карту. Вопросительно смотришь, словно давая последний шанс отказаться, но я тепло улыбаюсь. Может, слишком нежно, потому как замечаю, что Пьер снова смущается.
- Давайте я вас провожу, - вызывается все тот же Жан и, добродушно потрепав Пьера по волосам, добавляет уже ему. - Проверяй приглашения тщательно, нам не нужны случайные люди. Скоро вернусь.
Ныряет в проход. Я пытаюсь, было, пропустить тебя вперед, чтобы ты всегда был перед моими глазами, но в ответ ты лишь качаешь головой. Мне не остается ничего другого, как последовать за проводником, передвижение которого сейчас обозначается ползущим по стене светом.
- Смотрите осторожнее, у нас тут у всех запасные батарейки. Будет желание "погулять", могу потом поделиться, - отмечает Жан, то и дело оборачиваясь на нас. Мне стоит огромных усилий смотреть на него, а не на рваный луч под ногами. - Тут неподготовленному заблудиться - раз плюнуть. Туннели поглощают звуки - не докричишься, а в полнейшей темноте, ну Вы понимаете, местечко такое. Но вас же не пугают трудности, не правда ли?
- Ну да, не увеселительная прогулка по лугу, согласен, - улыбаюсь невольно. - Неожиданное место для вечеринки.
Неожиданное - это еще достаточно мягко сказано, пожалуй. Жутковатое, готическое, мистическое, неподходящее - о, да. Стены щедро "украшены" черепами. Которые вскоре, правда, уступают место обнаженному монолиту. Никогда бы не подумал, что тут можно развлекаться, но чего только люди не придумают, желая пощекотать себе нервы. Уж мне-то об этом не знать...
- Да Вы не переживайте, это все не впервой, мы тут каждый угол знаем. Просто не уходите далеко от толпы и не теряйте инвентарь - и все будет хорошо. А обратно я провожу, - добродушно хмыкает наш проводник, очередной раз заворачивая за угол. Мдаа, я уже потерялся. Кошусь за спину на уверенную, предвкушающую улыбку. Ты явно в восторге от происходящего. Впрочем твоя любовь к подобным местам для меня не секрет.
- Почти пришли, там дальше по коридору, если повернуть на первой же развилке влево - озерцо, на случай если захотите отдохнуть от шума, вон, нитка протянута, не заблудитесь, - Жан кивает на какую-то невидимую "нитку", спрятанную в полнейшем мраке.
Куда пришли? Вокруг все та же темнота, от которой вдоль позвоночника пробегает стайка мурашек.
- Merci, - ты удостаиваешь его улыбки, я чувствую это буквально затылком, вновь касаешься моей руки, успокаивающе, проходишься по запястью, сжимаешь пальцы. Ненавижу такую темноту.
Француз вновь смеется и, салютуя фонариком, разворачивается, проскальзывая мимо нас обратно к выходу. Стоит ему исчезнуть за поворотом и тишина становится ватной. Действительно, стены настолько прекрасно глушат звуки, что новейшие технологии просто нервно курят в сторонке. В другой ситуации я бы не преминул этим воспользоваться, но не сейчас.
Ты не включаешь фонарь, высчитывая, должно быть, про себя чужие шаги. Я не успеваю выдохнуть, когда ты прижимаешься к боку всем телом, давая почувствовать свое тепло даже сквозь ткань. Обнимаешь, слепо находя губы, нет, не требуешь - забираешь свое в тягучем, долгом поцелуе. Почему у тебя губы вечно настолько вкусные? Такие, что хочется послать к чертям эту вечеринку. К озерцу и целовать, обнимать, сминая в пальцах футболку, словно мы с тобой - возбужденные подростки. Но ты отстраняешься так же уверенно, облизываясь должно быть. Темноту разрезает мощный луч и ты, все так же уверенно держа меня за руку, поворачиваешь в незримый ранее, узкий туннель. Мы идем молча...
***
Звуки оглушают. Восторженная толпа, которая, кажется, забыла обо всем на свете. О месте, о времени, о полиции, что может нагрянуть. Басы разрываются где-то в груди и мозгу салютами, пронизывая все существо, мелко пульсируют под кожей и стекают через стопы в единую вибрацию почвы. Она впитывает звуки, не давая распространяться, она впитывает общее счастье, придавая пикантности вечеринке.
Организация тут, и правда, на уровне: на импровизированной сцене установлен огромный диджейский пульт, а генераторы, должно быть, кроются где-то в сводах пещеры позади. Множество диванов, обустроенные столики и VIP места на возвышении. Мастерство выше всяких похвал.
Я не люблю танцевать, но откровенно наслаждаюсь открывающимся видом под блуждающих разноцветные прожекторы. Мерцающие стробоскопы выхватывают эмоции - чистейшие и первобытные, словно стоп-кадр на съемке. Ты всегда танцуешь с закрытыми глазами, соприкасаясь телом, сливаясь с окружающими людьми в едином экстазе, питаясь чужими эмоциями. Захватывающее зрелище. Завораживающее. Эх, мне бы мою аппаратуру...
Но сегодня мы отдыхаем. Ловлю пробегающую мимо официантку, очередной раз изумляясь, и, пытаясь подловить "наиболее тихий" момент, пытаюсь озвучить заказ:
- Ayez la bonte de…- слова никак не хотят складываться во вразумительные предложения. Мысли снова и снова тянутся к тебе, уплывают с заводным, гипнотизирующим ритмом. - Whisky.
Официантка что-то щебечет, но новая волна умело обработанного в аранжировке женского вокала заглушает ее голос. Практически на пальцах объясняю количество и вновь откидываюсь на удобную спинку.
"I want you more, I want you're mine, and I'm yours", раскатывается под сводами, перекликаясь с басами, мелодия набирает обороты, а мне сложно не согласиться. Выпивка появляется словно сама собой, но неспешно смаковать ее уже не хочется. Ты оглаживаешь свои бедра ладонями, тут же вскидывая руки вверх, я не могу отвести взгляда, жадно исследуя. Ты уже не существуешь для самого себя. Ты - единый фитиль, зажженный легкой рукой. Залпом опрокидываю в себя стакан, почти не чувствуя вкуса, который лишь потом растекается по языку и небу чем-то запредельным, и подхватываюсь с места. Ты открываешь глаза в ту же секунду, но лишь усмехаешься и манишь пальцем, вновь отворачиваясь. Огонек струится по твоему телу, а я следом за ним, подхватывая танец, что вмиг становится столь вульгарным и ра мысли, не помещающиеся в болванку.
Может, поэтому я ему сейчас всё это и рассказываю, пытаясь зацепиться щупальцами воспоминаний, ощущений, хотя более неподходящего места и собеседника найти трудно.
Сколько ему? Лет тридцать? Или сколько бывает начальнику корпоративных продаж в фирме, оборот которой насчитывает несколько миллиардов в год.
− На самом деле большинство людей абсолютно адекватны. Встретить маньяка гораздо легче здесь, чем в обычном баре, − невольно перевожу взгляд на толпу, пьющую, едящую, перекрикивающую друг друга, стаей саранчи гомонящую вокруг столов и музыкантов.
Я не понимаю, чего хочу больше – заткнуться, пока ещё не поздно, и пока всё, что я сейчас рассказываю, не стало завтрашней сплетней, или наконец довериться. Почему это намного сложнее сделать с чистеньким, ухоженным, воспитанным мужчиной, ни единым жестом не нарушившим мою личностную границу, чем перед теми, совершенно разными, татуированными до висков, в смешных разноцветных футболках и ярких заколках в непослушных дредах, в черной коже от каблуков до закрывающего шею воротника куртки, в чьих глазах я с замиранием ждала отблеска желания, означающего, что игра началась.
− Поиграй со мной.
Внимательно смотрю на него, оценивая. Нет, не внешность, не разворот плеч и не белизну зубов, хотя, безусловно, у меня есть свои зарубки, на соответствие которым невольно сканируется претендент, но всё это я уже видела, а то, насколько он мужчина.
Если бы меня спросили, что я вкладываю в это слово, я вряд ли смогла ответить хотя бы понятно.
Но точно не женщина.
Мне не нужна в постели ещё одна женщина − требующая внимания и слепого обожания, не способная к равенству, на следующий же день, если уже не этой ночью смакующая все подробности с доброй половиной всех здесь присутствующих включая директора филиала, мстительная и ревнивая.
Я такая?
Нет.
О, черт. Да, местами, временами, ситуациями. Как и любая другая.
С той лишь разницей, что я видела не так много женщин, играющих в игры искренне и на равных.
И, кажется, все из них быстро становились моими подругами.
Киваю.
Мы садимся в такси и я, на секунду сдерживая рвущееся название, говорю адрес. Почему-то возникает безотчетное, взрывающее тело воздушными пузырями бережно хранимых впечатлений желание пройтись с тобой по местам боевой славы, но я его откидываю. Уже не те места, и точно не та слава.
Вечер воспоминаний оставим на потом, если «потом» вдруг случится. Это другая игра, с другим настроением, со сменяющимися бокалами алкоголя, безбашенными выходками, моим смехом, долгими прогулками по ночным улицам и километрами откровений. После которых в меня почему-то влюбляются хорошие мальчики.
Мне кажется, ты хороший мальчик, мне везет на таких.
Поэтому мы едем во вполне приличное место с тихой музыкой, мягкими диванчиками в разноцветных подушках, надписями и фотографиями по стенам, о которых можно поговорить, если оказывается, что разговаривать не о чем, одними и теми же лицами на протяжении многих лет за барной стойкой, почти родным меню в кожаном переплете и чизкейком с ягодами брусники.
И из которого нельзя позвать девушку на ночь в гостиницу.
Потому что вряд ли у тебя после этого будут шансы услышать от меня хоть одно «Здравствуй».
Как бы далеко не зашла игра, я всегда оставляю за собой право: уйти, не оборачиваясь и быть только той блядью, которой захочу я сама. От которой нельзя требовать, заставлять или навязывать.
Кажется, ты и сам расслабляешься, оказываясь не под прицелом бдительных коллег. Только такое общение уже обязывает к продолжению. Любому, не важно. Хотя бы просто более вежливо здороваться, уступать место в очереди в столовой и помогать там, где раньше можно было бы отказать.
Но я помню из какого-то давно с удивлением застенчивой мыши усвоенного опыта, что тебе сейчас будет со мной, сбросившей туфли и поджавшей ноги под себя, облокотившейся на подушки, с ложкой, измазанной пирожным, в руках, распустившей сжатые в локоны волосы или, наоборот, убравшей мешающие пряди в незамысловатый крендель с воткнутой в него китайской палочкой, намного интереснее и проще.
Потому что хороший секс – это не страсть, не желание, не похоть. Главное условие качественного оргазма – возможность смеяться с человеком до и отсутствие стыдливой застенчивости или давящей серьёзности после.
Пальцы, словно случайно, сплетаются, поглаживают, просят, намекают, поощряют. Танец, посылающий волны тепла и дрожащего предвкушения, даже не чего-то большего, а просто чего-то.
Близко. Ты так часто касаешься меня, кожи, волос, всё откровеннее. Та черта, после которой остальное лучше не показывать другим, если вы не надеетесь прожить ещё много минут вместе долго и счастливо и не готовы делиться этой надеждой со всем миром.
Мурлычешь ластящимся котом, почти задевая кончиком носа уши.
− М-м, как от тебя вкусно пахнет, − втягиваешь ноздрями спрятанный в волосах запах духов, шампуня и, увы, сигарет. Возможно, идеальный для Хемингуэя или Дали, но явно не для тех начищенных до блеска лакированных мозгов упакованных в костюмы недомужчин, раздражающе морщащихся даже от одного вида, не соответствующего понятию стерильности и гламурной розовости.
От понимания того, какая это смесь, хочется фыркнуть, но я принимаю комплимент. И это не плюс тебе, это очередной беспроигрышный выход моего ебанутого чутья, по какой-то немыслимой траектории выслеживающего тех, кого ещё можно выдернуть в живой мир.
− Пойдём или ещё посидим здесь? − раскованно покрываешь поцелуями скулу. Ты уже не один из тех мальчиков, которые когда-то с обожанием смотрели на меня в юности, ты – мужчина, опытный, знающий, что такое женщина, знающий, каково с ней жить, заниматься сексом, чувствовать своей.
Но это тоже элемент игры, теперь уже с твоей стороны, для меня.
Мечта и голодная потребность мужчины – женщина, способная и любящая проявлять инициативу, знающая, чего она хочет в сексе и получающая от него удовольствие.
Тысячи любовных историй, созданных женщинами, о сильном самце и подчиняющейся, ведомой овечке.
И я в который раз убеждаюсь в этом, наматывая твой галстук с почти развязанным узлом на руку, властно наклоняя к себе ещё в прихожей.
На мгновение в твоих глазах мелькает опасное, хищное, сразу сменяясь интересом ожидания и готовностью к любым моим экспериментам.
И откуда ты взялся такой правильный, по каким коридорам пробирался к своей должности, что не растерял жадного интереса к жизни?
Отгоняю от себя эти мысли, не давая ни малейшего шанса слабой нежности и спутнице одиночества – необходимости, потребности. Прижимаюсь к твоим губам, сразу оттягиваю зубами нижнюю. Отстраняюсь и тяну за намотанный на кисть галстук в комнату, приковывая цокающими по голому полу острыми шпильками, угадывая в свете уличных фонарей очертания предметов. Я не столько показываю тебе правила сегодняшней игры, сколько не даю включить даже настольную лампу: очарование неприбранной постели, разбросанной одежды и фантиков из-под конфет в восемнадцать вызывает чувство брезгливости в мои-твои почти тридцать.
Толкаю на диван и, опираясь руками о спинку, сажусь тебе на бедра, широко раздвигая согнутые в коленях ноги. Всё-таки в пышных платьях есть неоспоримое преимущество: юбка-карандаш, задранная до подмышек, смотрелась бы отвратительно.
Притягиваешь меня к себе, уже целуя сам, властно, спокойно, с интересом естествознателя, изучающего нового зверька не ради охоты, а удовлетворяя природное любопытство. Пробуешь меня на вкус, языком, губами; на ощупь, то и дело возвращаясь к замку-молнии, повторяя мой позвоночник, разжигая в себе желание избавиться от одежды в одно долгое движение, сжимаешь ягодицы, спрятанные под волнами юбки, уверенными теплыми ладонями ныряешь под неё и на секунду останавливаешься.
Отстраняюсь лишь для того, чтобы я могла заглянуть в твои глаза, а ты − увидеть мою улыбку. Одобрительно урчишь, поглаживая пальцами ажурные кружева резинки, и всё-таки не выдерживаешь, нажимая на спусковой крючок, после которого уже невозможно безболезненно остановить вылетающую с тихим шелестом расстегиваемой молнии пулю.
Забираешься под широкие лямки, снимая их с плеч, и тянешь платье вверх. Послушно поднимаю руки, прогибаясь в пояснице, и встряхиваю головой, позволяя рассыпавшимся прядям упасть на грудь. И ты снова прижимаешь меня к себе, инстинктивно сгребая в ладонь мои волосы.
О да, для этого.
Для твоего ощущения подчиняющейся самки.
Моего − верного выбора в пользу сильного самца.
Гладишь всё беззастенчивее, с нажимом, возбуждая и возбуждаясь. Это уже не те изучающие ласки, и непонятно чьего удовольствия в них больше. Твоё − обладающее, задевая ладонью с широко расправленными пальцами резинку чулок, цепляя тонкую ткань трусиков, то и дело соскальзывая ниже, под них, к горячему, влажному, манящему, по плоскому животу вверх, по выпирающим косточкам рёбер, к тонким женским ключицам, в чашечку бюстгальтера рукой, языком, потираясь щекой с возбуждающе короткой щетиной.
Сдвигаюсь на твоих коленях чуть ниже, открывая для себя пространство для рук. Расстегиваю рубашку, неспешно, ровно, дотрагиваясь, словно невзначай, до открывающейся кожи, жестко оттягивая завитушки волос, ловя шумные выдохи, почти стоны.
Останавливаешься и тихо бросаешь, в упор глядя помутневшими глазами:
− Презервативы, я сейчас, − почти бегом скрываешься в другой комнате.
Обрыдлые потребности тела – душ, лубрикант, презервативы – всё то, без чего можно легко обойтись в постоянных отношениях, что портят любой неловкий первый раз.
Хотя есть кто-то, кто ходит в душ перед спонтанным, почти случайным сексом?
Не уверена. Но я и не собираюсь демонстрировать чудеса искусства шпагоглотания, и меня всё устраивает.
В обычном, повседневном сексе как части отношений, я не люблю руками, не люблю быть сверху, не люблю сзади и ещё до хрена чего не люблю. И не только, но и поэтому тоже, там важнее − с кем, здесь − как.
И я послушно опираюсь на колени, вытягивая руки так, чтобы казаться ещё тоньше, стройнее, изгиб поясницы − глубже, соблазнительнее. Мои волосы, стянутые в твой кулак, пальцы, сжавшиеся на подлокотнике, чуть заметная полоса от купальника как знак того, насколько тебе доверено узнать меня.
В первом проникновении нет ничего чудесного, облегчающего, крышесносного или волнительного. Только последнее усилие над собой, чтобы дать защитной оболочке, запрещающей прикасаться к себе чужим, посторонним людям, лопнуть, позволить стать настолько ближе. Хотя бы к телу. Глубже.
Важнее − показать.
Чтобы самой не выпасть из своей же игры.
Одно из правил неувядающих отношений, в том числе и в их миниатюре спонтанного вечера − вовремя подогреваемый интерес. Смена позиций, ролей, доминирования и подчинения.
Резко вырываюсь из твоих рук, толкаю в грудь, смягчая силу улыбкой, и, нарочно дразня прикосновениями к члену, медленно опускаюсь сверху. Теперь моя очередь ловить твои взгляды, беспорядочно шарящие по мне руки, то подгоняющие, то останавливающие, ласкающие, наслаждающиеся тем, что ты облизываешь глазами, пока я не разрешаю целовать себя.
И в последний момент сжимаю руки с нашими переплетенными пальцами у тебя над головой, склоняюсь ниже и тихо стону, зажмурив глаза, почти замирая и только следуя твоим рваным, резким, движениям бёдер, снова, пусть и невольно, провоцируя, подгоняя.
Откликаешься, прижимая к себе вырванными из моих расслабленных рук ладонями, тычась в губы, всё медленнее, застывая глубоко внутри меня.
Придерживаешь презерватив на опавшем члене и вздрагиваешь, выскальзывая из горячей влажности.
Поднимаю голову, шутливо, почти ласково чмокаю в нос и скатываюсь, сразу вставая на ноги.
− Дашь полотенце?
Вот теперь душ, быстрый, прохладный.
И у тебя есть возможность привести комнату в порядок.
Потому что я обязательно уеду сегодня, но это не значит, что ты не должен хотеть, чтобы я осталась.
Мне не нравится засыпать одной, и я ненавижу просыпаться с кем-то. Собираю одежду, подхватываю туфли, переодеваюсь в ванной и неожиданно наталкиваюсь на тебя, всё ещё совершенно раздетого, почти спящего, прислонившись спиной к стене.
Сонно моргаешь и хмуришься от резкого света лампы.
− Уже пора?
Киваю. Целую куда-то в щёку и быстро выхожу в подъезд, отрезая щелкнувшим замком все твои «созвонимся» или, не дай Бог, «спасибо за вечер». Кусок чужой, непрожитой жизни, кинофильмом на широком экране, оставляя осадок от всколыхнувшихся эмоций и ощущение далёкости всего происходящего.
Конец рабочего дня пятницы приносит или приподнятое настроение личного двухдневного праздника или усталое раздражение. У меня именно последнее. Глухая, бессильная злость расходится кругами от камня сообщения, притаившегося желтым конвертом в углу экрана. Корпоративная почта. Перебарываю желание послать всё и всех до понедельника и открываю.
Медленно, словно в хорошем стриптизе, разматывается рулон фотографии и всего одной фразы:
«Поиграй со мной».
11. К.А.Н.
на картинку
читать дальше
Терпеть ненавижу ремонт и все, что с ним связано. Но так как новую квартиру нужно обновить, то мне и Лексу приходится смириться с этой участью и сделать ремонт так, как велит нам наша совесть. Хотя с ней бы я поспорил, но Лекс лишь смеется надо мной и говорит, чтобы я прекращал недовольно бурчать, а то он не знает, что со мной сделает. Только вот мой парень по ходу дела и не догадывается совсем, что я специально начинаю бубнить и бурчать, чтобы он «то самое со мной и сделал». Но, кажется, он сегодня не в настроении и придется красить стены в светло-голубой цвет на одном лишь «энтузиазме», которого с каждой секундой становится все меньше и меньше.
К тому же стою тут почти что в раскорячку, спиной к нему, валиком стену крашу, домашние штаны облепили мне всю задницу, чем не перспектива? Но! Оборачиваюсь и вижу, что Лекс там краску размешивает и в мою сторону и вовсе не смотрит, разве справедливо?! Вот и я о том же! Мы даже еще не осквернили своим похотливым забегом этот широченный подоконник, на который я поставил левую ногу для лучшей устойчивости. Хотя вру, мы тут вообще еще ничего не оскверняли, а все из-за Лекса! Ему вообще хоть бы хны! Что делать даже не предста…
- Твою мать, Лекс! – вскрикиваю я, так как от неожиданности больше не знаю, что еще сказать своему парню, который меня до смерти напугал. Он обхватил своими большими ладонями меня за бедра, не забыв притянуть к себе вплотную, спустив меня со стула, на котором я пытался устойчиво стоять. Притом Лекс шептал таким осипшим голосом, что у меня мурашки пробежали по всему телу:
- Доигрался?! Теперь тебе точно несдобровать! За то, что соблазнял меня тут своей пятой точкой, за то, что пока я тут пытаюсь сосредоточиться, ты… - увесистый шлепок по обтянутым тонкими штанами ягодицам…
- Эй! – притворно возмущаюсь я, за что еще раз получаю по заднице.
- Ты не даешь мне договорить! – мгновенно затихаю, а он притирается своим пахом ко мне еще ближе. – Какой же ты… ты… просто невыносим в своей непосредственности, в своей… - и вдруг я ощутил его губы, а потом и язык у себя шее. Он зацеловывал меня и рисовал языком одному только ему известные узоры, а у меня было такое чувство, что я таю у него в руках. И так каждый раз, когда он просто дотрагивался до меня.
А затем Лекс так быстро стянул с меня футболку, что я даже не успел заметить, как это все быстро произошло. И вот я стою возле окна в пустой неокрашенной нашей спальне в одних домашних штанах. А Лекс, будто издеваясь, стал выцеловывать мне лопатки мокрыми и пошлыми поцелуями, при этом не забывая правой рукой ласкать меня спереди. Кажется, я стал задыхаться, воздуха в легких определенно не хватало, да и вообще, когда он так неожиданно все это вытворял, я и вовсе забывал, что нужно делать. Я…
- Ле-е-е-екс! - стону в голос, когда он все еще издевается надо мной, спускаясь дорожкой поцелуев до моей поясницы и ниже. - О, боже!
- Можно просто Алексей, - смеется он, продолжая измываться и дальше, целуя попеременно мои ягодицы, а потом и вовсе пытаясь проникнуть языком внутрь меня.
- Бля… - не выдерживаю, начинаю дрожать, - Лекс! Ты же… я же… - слов не хватает, они застревают в глотке. – Твою мать, Лекс! Ай! – вскрикиваю снова, так как моей заднице опять достался значительный шлепок.
- Не мешай! – отчего-то послушался своего парня и облокотился руками на тот самый неоскверненный нами подоконник, уткнувшись носом в изгиб правой руки. Да и кричать в голос мне никто не запрещал.
Раскрывался я перед Лексом еще сильнее и выгибался так, что думаю, любая гимнастка позавидовала бы. Как же хорошо, как же охренительно и не найти слов, как хорошо…
И вот опять я пропускаю тот момент, когда Лекс ловко и умело обращается с моим телом так, что я уже лежу на спине на широком подоконнике с поднятыми вверх ногами, без штанов и без белья. Когда он умудрился меня раздеть и раздеться сам, я не знаю, но то, что он дальше собирался делать со мной, я безропотно ему разрешаю. Хотел этого? Получи…
То ли я сам так подумал, то ли это сказал Лекс, но мне уже все равно, главное, что он во мне, а остальное…
- Твои провокации, Саш, которые ты думал, что я не вижу, иногда приводят вот к таким вот последствиям, так что лежи и не шевелись, - почти что приказывает мне Лекс. – Наверняка же все болит! - а я послушно не возникаю и довольно жмурюсь, притягивая своего парня к себе.
Поэтому вот с таким вот удовольствием мы и не закончили, что планировали, хотя… кто его знает, что нас ждет дальше, м?
12. FNeriumВ соавторстве с DreamGalaxy. И с огромной благодарностью за титаническую работу с текстом.)
на картинку читать дальшеудачная какая оказалась))
читать дальше
Уже на подходе к арендуемой нами квартире, я вижу тебя на балконе: неизменно с сигаретой, соблазняющим прохожих легко наброшенной на бедра простыней. На первый взгляд идеальная картина – красавчик среди цветов, коими щедро уставлены перила, любующийся закатом. Только могу поспорить, что тебе и дела нет до разливающихся по небосводу красок и мысли уже далеко в предстоящей ночи. Должно быть, для тебя только началось "утро", пока я был на работе. Ну, почему бы и нет? Мне эта поездка - командировка в "город Любви", а у тебя заслуженный трехнедельный отпуск, который ты непременно пожелал провести со мной. Кто ж будет тебе возражать?
Машешь рукой, но без тени улыбки, и, на радость сидящим в соседней кафешке, не уходишь с балкона, продолжая курить. Я улыбаюсь и захожу в подъезд, поднимаюсь по широким лестничным пролетам. Рукой придерживаю увесистую сумку с фотоаппаратурой. Всегда было интересно, кем же ты все-таки работаешь, что можешь особо не напрягаясь позволить себе махнуть в другую страну, вот так, решив все за один день? Уже сколько, лет пять, наверное, вместе, а я знаю о тебе непозволительно мало. Мы вообще настолько противоположны, что порой я удивляюсь, в который ра
читать дальше10. Татьяна_Кряжевских
на картинки
читать дальше
− Это как игра, понимаешь?
Откуда, блядь, вообще на обычном штампованном вечере серо-черных костюмов и запутанных кружений-обхаживаний друг вокруг друга могла возникнуть эта тема?
− Если честно, не очень, − спокойно признаёшься ты, пожалуй даже слишком, а главное – слишком прямо для этого хм… общества. − Опасно, ведь ты могла нарваться на кого угодно.
Выдыхаю белесый дым, мотаю головой и мычу:
− М-м, глупости, − отмахиваюсь рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Между пальцев, на которых татуировками вытравлен глянцевый маникюр с одноразовыми стразами стоимостью в половину зарплаты меня той.
Кажется, это было не очень вежливо, но мне уже плевать: то ли устала, то ли каким-то шестым чувством, всё глубже проваливаясь в навязанную форму, болезненно ощущаю, как, словно на прокустовом ложе, от меня обрубают прежние интересы, увлечения, мысли, не помещающиеся в болванку.
Может, поэтому я ему сейчас всё это и рассказываю, пытаясь зацепиться щупальцами воспоминаний, ощущений, хотя более неподходящего места и собеседника найти трудно.
Сколько ему? Лет тридцать? Или сколько бывает начальнику корпоративных продаж в фирме, оборот которой насчитывает несколько миллиардов в год.
− На самом деле большинство людей абсолютно адекватны. Встретить маньяка гораздо легче здесь, чем в обычном баре, − невольно перевожу взгляд на толпу, пьющую, едящую, перекрикивающую друг друга, стаей саранчи гомонящую вокруг столов и музыкантов.
Я не понимаю, чего хочу больше – заткнуться, пока ещё не поздно, и пока всё, что я сейчас рассказываю, не стало завтрашней сплетней, или наконец довериться. Почему это намного сложнее сделать с чистеньким, ухоженным, воспитанным мужчиной, ни единым жестом не нарушившим мою личностную границу, чем перед теми, совершенно разными, татуированными до висков, в смешных разноцветных футболках и ярких заколках в непослушных дредах, в черной коже от каблуков до закрывающего шею воротника куртки, в чьих глазах я с замиранием ждала отблеска желания, означающего, что игра началась.
− Поиграй со мной.
Внимательно смотрю на него, оценивая. Нет, не внешность, не разворот плеч и не белизну зубов, хотя, безусловно, у меня есть свои зарубки, на соответствие которым невольно сканируется претендент, но всё это я уже видела, а то, насколько он мужчина.
Если бы меня спросили, что я вкладываю в это слово, я вряд ли смогла ответить хотя бы понятно.
Но точно не женщина.
Мне не нужна в постели ещё одна женщина − требующая внимания и слепого обожания, не способная к равенству, на следующий же день, если уже не этой ночью смакующая все подробности с доброй половиной всех здесь присутствующих включая директора филиала, мстительная и ревнивая.
Я такая?
Нет.
О, черт. Да, местами, временами, ситуациями. Как и любая другая.
С той лишь разницей, что я видела не так много женщин, играющих в игры искренне и на равных.
И, кажется, все из них быстро становились моими подругами.
Киваю.
Мы садимся в такси и я, на секунду сдерживая рвущееся название, говорю адрес. Почему-то возникает безотчетное, взрывающее тело воздушными пузырями бережно хранимых впечатлений желание пройтись с тобой по местам боевой славы, но я его откидываю. Уже не те места, и точно не та слава.
Вечер воспоминаний оставим на потом, если «потом» вдруг случится. Это другая игра, с другим настроением, со сменяющимися бокалами алкоголя, безбашенными выходками, моим смехом, долгими прогулками по ночным улицам и километрами откровений. После которых в меня почему-то влюбляются хорошие мальчики.
Мне кажется, ты хороший мальчик, мне везет на таких.
Поэтому мы едем во вполне приличное место с тихой музыкой, мягкими диванчиками в разноцветных подушках, надписями и фотографиями по стенам, о которых можно поговорить, если оказывается, что разговаривать не о чем, одними и теми же лицами на протяжении многих лет за барной стойкой, почти родным меню в кожаном переплете и чизкейком с ягодами брусники.
И из которого нельзя позвать девушку на ночь в гостиницу.
Потому что вряд ли у тебя после этого будут шансы услышать от меня хоть одно «Здравствуй».
Как бы далеко не зашла игра, я всегда оставляю за собой право: уйти, не оборачиваясь и быть только той блядью, которой захочу я сама. От которой нельзя требовать, заставлять или навязывать.
Кажется, ты и сам расслабляешься, оказываясь не под прицелом бдительных коллег. Только такое общение уже обязывает к продолжению. Любому, не важно. Хотя бы просто более вежливо здороваться, уступать место в очереди в столовой и помогать там, где раньше можно было бы отказать.
Но я помню из какого-то давно с удивлением застенчивой мыши усвоенного опыта, что тебе сейчас будет со мной, сбросившей туфли и поджавшей ноги под себя, облокотившейся на подушки, с ложкой, измазанной пирожным, в руках, распустившей сжатые в локоны волосы или, наоборот, убравшей мешающие пряди в незамысловатый крендель с воткнутой в него китайской палочкой, намного интереснее и проще.
Потому что хороший секс – это не страсть, не желание, не похоть. Главное условие качественного оргазма – возможность смеяться с человеком до и отсутствие стыдливой застенчивости или давящей серьёзности после.
Пальцы, словно случайно, сплетаются, поглаживают, просят, намекают, поощряют. Танец, посылающий волны тепла и дрожащего предвкушения, даже не чего-то большего, а просто чего-то.
Близко. Ты так часто касаешься меня, кожи, волос, всё откровеннее. Та черта, после которой остальное лучше не показывать другим, если вы не надеетесь прожить ещё много минут вместе долго и счастливо и не готовы делиться этой надеждой со всем миром.
Мурлычешь ластящимся котом, почти задевая кончиком носа уши.
− М-м, как от тебя вкусно пахнет, − втягиваешь ноздрями спрятанный в волосах запах духов, шампуня и, увы, сигарет. Возможно, идеальный для Хемингуэя или Дали, но явно не для тех начищенных до блеска лакированных мозгов упакованных в костюмы недомужчин, раздражающе морщащихся даже от одного вида, не соответствующего понятию стерильности и гламурной розовости.
От понимания того, какая это смесь, хочется фыркнуть, но я принимаю комплимент. И это не плюс тебе, это очередной беспроигрышный выход моего ебанутого чутья, по какой-то немыслимой траектории выслеживающего тех, кого ещё можно выдернуть в живой мир.
− Пойдём или ещё посидим здесь? − раскованно покрываешь поцелуями скулу. Ты уже не один из тех мальчиков, которые когда-то с обожанием смотрели на меня в юности, ты – мужчина, опытный, знающий, что такое женщина, знающий, каково с ней жить, заниматься сексом, чувствовать своей.
Но это тоже элемент игры, теперь уже с твоей стороны, для меня.
Мечта и голодная потребность мужчины – женщина, способная и любящая проявлять инициативу, знающая, чего она хочет в сексе и получающая от него удовольствие.
Тысячи любовных историй, созданных женщинами, о сильном самце и подчиняющейся, ведомой овечке.
И я в который раз убеждаюсь в этом, наматывая твой галстук с почти развязанным узлом на руку, властно наклоняя к себе ещё в прихожей.
На мгновение в твоих глазах мелькает опасное, хищное, сразу сменяясь интересом ожидания и готовностью к любым моим экспериментам.
И откуда ты взялся такой правильный, по каким коридорам пробирался к своей должности, что не растерял жадного интереса к жизни?
Отгоняю от себя эти мысли, не давая ни малейшего шанса слабой нежности и спутнице одиночества – необходимости, потребности. Прижимаюсь к твоим губам, сразу оттягиваю зубами нижнюю. Отстраняюсь и тяну за намотанный на кисть галстук в комнату, приковывая цокающими по голому полу острыми шпильками, угадывая в свете уличных фонарей очертания предметов. Я не столько показываю тебе правила сегодняшней игры, сколько не даю включить даже настольную лампу: очарование неприбранной постели, разбросанной одежды и фантиков из-под конфет в восемнадцать вызывает чувство брезгливости в мои-твои почти тридцать.
Толкаю на диван и, опираясь руками о спинку, сажусь тебе на бедра, широко раздвигая согнутые в коленях ноги. Всё-таки в пышных платьях есть неоспоримое преимущество: юбка-карандаш, задранная до подмышек, смотрелась бы отвратительно.
Притягиваешь меня к себе, уже целуя сам, властно, спокойно, с интересом естествознателя, изучающего нового зверька не ради охоты, а удовлетворяя природное любопытство. Пробуешь меня на вкус, языком, губами; на ощупь, то и дело возвращаясь к замку-молнии, повторяя мой позвоночник, разжигая в себе желание избавиться от одежды в одно долгое движение, сжимаешь ягодицы, спрятанные под волнами юбки, уверенными теплыми ладонями ныряешь под неё и на секунду останавливаешься.
Отстраняюсь лишь для того, чтобы я могла заглянуть в твои глаза, а ты − увидеть мою улыбку. Одобрительно урчишь, поглаживая пальцами ажурные кружева резинки, и всё-таки не выдерживаешь, нажимая на спусковой крючок, после которого уже невозможно безболезненно остановить вылетающую с тихим шелестом расстегиваемой молнии пулю.
Забираешься под широкие лямки, снимая их с плеч, и тянешь платье вверх. Послушно поднимаю руки, прогибаясь в пояснице, и встряхиваю головой, позволяя рассыпавшимся прядям упасть на грудь. И ты снова прижимаешь меня к себе, инстинктивно сгребая в ладонь мои волосы.
О да, для этого.
Для твоего ощущения подчиняющейся самки.
Моего − верного выбора в пользу сильного самца.
Гладишь всё беззастенчивее, с нажимом, возбуждая и возбуждаясь. Это уже не те изучающие ласки, и непонятно чьего удовольствия в них больше. Твоё − обладающее, задевая ладонью с широко расправленными пальцами резинку чулок, цепляя тонкую ткань трусиков, то и дело соскальзывая ниже, под них, к горячему, влажному, манящему, по плоскому животу вверх, по выпирающим косточкам рёбер, к тонким женским ключицам, в чашечку бюстгальтера рукой, языком, потираясь щекой с возбуждающе короткой щетиной.
Сдвигаюсь на твоих коленях чуть ниже, открывая для себя пространство для рук. Расстегиваю рубашку, неспешно, ровно, дотрагиваясь, словно невзначай, до открывающейся кожи, жестко оттягивая завитушки волос, ловя шумные выдохи, почти стоны.
Останавливаешься и тихо бросаешь, в упор глядя помутневшими глазами:
− Презервативы, я сейчас, − почти бегом скрываешься в другой комнате.
Обрыдлые потребности тела – душ, лубрикант, презервативы – всё то, без чего можно легко обойтись в постоянных отношениях, что портят любой неловкий первый раз.
Хотя есть кто-то, кто ходит в душ перед спонтанным, почти случайным сексом?
Не уверена. Но я и не собираюсь демонстрировать чудеса искусства шпагоглотания, и меня всё устраивает.
В обычном, повседневном сексе как части отношений, я не люблю руками, не люблю быть сверху, не люблю сзади и ещё до хрена чего не люблю. И не только, но и поэтому тоже, там важнее − с кем, здесь − как.
И я послушно опираюсь на колени, вытягивая руки так, чтобы казаться ещё тоньше, стройнее, изгиб поясницы − глубже, соблазнительнее. Мои волосы, стянутые в твой кулак, пальцы, сжавшиеся на подлокотнике, чуть заметная полоса от купальника как знак того, насколько тебе доверено узнать меня.
В первом проникновении нет ничего чудесного, облегчающего, крышесносного или волнительного. Только последнее усилие над собой, чтобы дать защитной оболочке, запрещающей прикасаться к себе чужим, посторонним людям, лопнуть, позволить стать настолько ближе. Хотя бы к телу. Глубже.
Важнее − показать.
Чтобы самой не выпасть из своей же игры.
Одно из правил неувядающих отношений, в том числе и в их миниатюре спонтанного вечера − вовремя подогреваемый интерес. Смена позиций, ролей, доминирования и подчинения.
Резко вырываюсь из твоих рук, толкаю в грудь, смягчая силу улыбкой, и, нарочно дразня прикосновениями к члену, медленно опускаюсь сверху. Теперь моя очередь ловить твои взгляды, беспорядочно шарящие по мне руки, то подгоняющие, то останавливающие, ласкающие, наслаждающиеся тем, что ты облизываешь глазами, пока я не разрешаю целовать себя.
И в последний момент сжимаю руки с нашими переплетенными пальцами у тебя над головой, склоняюсь ниже и тихо стону, зажмурив глаза, почти замирая и только следуя твоим рваным, резким, движениям бёдер, снова, пусть и невольно, провоцируя, подгоняя.
Откликаешься, прижимая к себе вырванными из моих расслабленных рук ладонями, тычась в губы, всё медленнее, застывая глубоко внутри меня.
Придерживаешь презерватив на опавшем члене и вздрагиваешь, выскальзывая из горячей влажности.
Поднимаю голову, шутливо, почти ласково чмокаю в нос и скатываюсь, сразу вставая на ноги.
− Дашь полотенце?
Вот теперь душ, быстрый, прохладный.
И у тебя есть возможность привести комнату в порядок.
Потому что я обязательно уеду сегодня, но это не значит, что ты не должен хотеть, чтобы я осталась.
Мне не нравится засыпать одной, и я ненавижу просыпаться с кем-то. Собираю одежду, подхватываю туфли, переодеваюсь в ванной и неожиданно наталкиваюсь на тебя, всё ещё совершенно раздетого, почти спящего, прислонившись спиной к стене.
Сонно моргаешь и хмуришься от резкого света лампы.
− Уже пора?
Киваю. Целую куда-то в щёку и быстро выхожу в подъезд, отрезая щелкнувшим замком все твои «созвонимся» или, не дай Бог, «спасибо за вечер». Кусок чужой, непрожитой жизни, кинофильмом на широком экране, оставляя осадок от всколыхнувшихся эмоций и ощущение далёкости всего происходящего.
Конец рабочего дня пятницы приносит или приподнятое настроение личного двухдневного праздника или усталое раздражение. У меня именно последнее. Глухая, бессильная злость расходится кругами от камня сообщения, притаившегося желтым конвертом в углу экрана. Корпоративная почта. Перебарываю желание послать всё и всех до понедельника и открываю.
Медленно, словно в хорошем стриптизе, разматывается рулон фотографии и всего одной фразы:
«Поиграй со мной».
11. К.А.Н.
на картинку
читать дальше
Терпеть ненавижу ремонт и все, что с ним связано. Но так как новую квартиру нужно обновить, то мне и Лексу приходится смириться с этой участью и сделать ремонт так, как велит нам наша совесть. Хотя с ней бы я поспорил, но Лекс лишь смеется надо мной и говорит, чтобы я прекращал недовольно бурчать, а то он не знает, что со мной сделает. Только вот мой парень по ходу дела и не догадывается совсем, что я специально начинаю бубнить и бурчать, чтобы он «то самое со мной и сделал». Но, кажется, он сегодня не в настроении и придется красить стены в светло-голубой цвет на одном лишь «энтузиазме», которого с каждой секундой становится все меньше и меньше.
К тому же стою тут почти что в раскорячку, спиной к нему, валиком стену крашу, домашние штаны облепили мне всю задницу, чем не перспектива? Но! Оборачиваюсь и вижу, что Лекс там краску размешивает и в мою сторону и вовсе не смотрит, разве справедливо?! Вот и я о том же! Мы даже еще не осквернили своим похотливым забегом этот широченный подоконник, на который я поставил левую ногу для лучшей устойчивости. Хотя вру, мы тут вообще еще ничего не оскверняли, а все из-за Лекса! Ему вообще хоть бы хны! Что делать даже не предста…
- Твою мать, Лекс! – вскрикиваю я, так как от неожиданности больше не знаю, что еще сказать своему парню, который меня до смерти напугал. Он обхватил своими большими ладонями меня за бедра, не забыв притянуть к себе вплотную, спустив меня со стула, на котором я пытался устойчиво стоять. Притом Лекс шептал таким осипшим голосом, что у меня мурашки пробежали по всему телу:
- Доигрался?! Теперь тебе точно несдобровать! За то, что соблазнял меня тут своей пятой точкой, за то, что пока я тут пытаюсь сосредоточиться, ты… - увесистый шлепок по обтянутым тонкими штанами ягодицам…
- Эй! – притворно возмущаюсь я, за что еще раз получаю по заднице.
- Ты не даешь мне договорить! – мгновенно затихаю, а он притирается своим пахом ко мне еще ближе. – Какой же ты… ты… просто невыносим в своей непосредственности, в своей… - и вдруг я ощутил его губы, а потом и язык у себя шее. Он зацеловывал меня и рисовал языком одному только ему известные узоры, а у меня было такое чувство, что я таю у него в руках. И так каждый раз, когда он просто дотрагивался до меня.
А затем Лекс так быстро стянул с меня футболку, что я даже не успел заметить, как это все быстро произошло. И вот я стою возле окна в пустой неокрашенной нашей спальне в одних домашних штанах. А Лекс, будто издеваясь, стал выцеловывать мне лопатки мокрыми и пошлыми поцелуями, при этом не забывая правой рукой ласкать меня спереди. Кажется, я стал задыхаться, воздуха в легких определенно не хватало, да и вообще, когда он так неожиданно все это вытворял, я и вовсе забывал, что нужно делать. Я…
- Ле-е-е-екс! - стону в голос, когда он все еще издевается надо мной, спускаясь дорожкой поцелуев до моей поясницы и ниже. - О, боже!
- Можно просто Алексей, - смеется он, продолжая измываться и дальше, целуя попеременно мои ягодицы, а потом и вовсе пытаясь проникнуть языком внутрь меня.
- Бля… - не выдерживаю, начинаю дрожать, - Лекс! Ты же… я же… - слов не хватает, они застревают в глотке. – Твою мать, Лекс! Ай! – вскрикиваю снова, так как моей заднице опять достался значительный шлепок.
- Не мешай! – отчего-то послушался своего парня и облокотился руками на тот самый неоскверненный нами подоконник, уткнувшись носом в изгиб правой руки. Да и кричать в голос мне никто не запрещал.
Раскрывался я перед Лексом еще сильнее и выгибался так, что думаю, любая гимнастка позавидовала бы. Как же хорошо, как же охренительно и не найти слов, как хорошо…
И вот опять я пропускаю тот момент, когда Лекс ловко и умело обращается с моим телом так, что я уже лежу на спине на широком подоконнике с поднятыми вверх ногами, без штанов и без белья. Когда он умудрился меня раздеть и раздеться сам, я не знаю, но то, что он дальше собирался делать со мной, я безропотно ему разрешаю. Хотел этого? Получи…
То ли я сам так подумал, то ли это сказал Лекс, но мне уже все равно, главное, что он во мне, а остальное…
- Твои провокации, Саш, которые ты думал, что я не вижу, иногда приводят вот к таким вот последствиям, так что лежи и не шевелись, - почти что приказывает мне Лекс. – Наверняка же все болит! - а я послушно не возникаю и довольно жмурюсь, притягивая своего парня к себе.
Поэтому вот с таким вот удовольствием мы и не закончили, что планировали, хотя… кто его знает, что нас ждет дальше, м?
12. FNeriumВ соавторстве с DreamGalaxy. И с огромной благодарностью за титаническую работу с текстом.)
на картинку читать дальшеудачная какая оказалась))
читать дальше
Уже на подходе к арендуемой нами квартире, я вижу тебя на балконе: неизменно с сигаретой, соблазняющим прохожих легко наброшенной на бедра простыней. На первый взгляд идеальная картина – красавчик среди цветов, коими щедро уставлены перила, любующийся закатом. Только могу поспорить, что тебе и дела нет до разливающихся по небосводу красок и мысли уже далеко в предстоящей ночи. Должно быть, для тебя только началось "утро", пока я был на работе. Ну, почему бы и нет? Мне эта поездка - командировка в "город Любви", а у тебя заслуженный трехнедельный отпуск, который ты непременно пожелал провести со мной. Кто ж будет тебе возражать?
Машешь рукой, но без тени улыбки, и, на радость сидящим в соседней кафешке, не уходишь с балкона, продолжая курить. Я улыбаюсь и захожу в подъезд, поднимаюсь по широким лестничным пролетам. Рукой придерживаю увесистую сумку с фотоаппаратурой. Всегда было интересно, кем же ты все-таки работаешь, что можешь особо не напрягаясь позволить себе махнуть в другую страну, вот так, решив все за один день? Уже сколько, лет пять, наверное, вместе, а я знаю о тебе непозволительно мало. Мы вообще настолько противоположны, что порой я удивляюсь, в который раз обнаруживая твое присутствие в моей жизни. День и Ночь. Вот уж нет ничего точнее.
Открываю дверь своим ключом. А ведь я ни разу не видел твоих настоящих друзей - лишь череду бесконечных знакомых. Не знаю толком, чем ты увлекаешься и как проходит твой день, пока меня нет рядом. Все это мелочи, конечно, ты же живешь со мной, ездишь со мной и любишь меня. Хотя про живешь – это я тоже несколько преувеличиваю, разница графиков слишком редко позволяет нам пересекаться в будние дни. Но это всегда чертовски дразнит мое любопытство. Как и ты сам. Далекий и недоступный Принц, который на одной из вечеринок, где я работал с напарником-журналистом, внезапно заговорил именно со мной.
Воспоминания о том вечере навевают теплую улыбку.
- Я вернулся, ты уже завтракал? - разуваюсь, пытаюсь захлопнуть при этом дверь – ответа, как и ожидалось, не последовало. Вместо него привычная тишина. Не сказать, что холодная, напротив - тебе нравится молчать рядом со мной и я к этому давно привык, рассказывая тебе какую-нибудь ерунду. Привычно подхватываю сумку снова и иду в комнату. Ты все еще на балконе и даже не оборачиваешься, возможно, все же углядев что-то. Или не желая прерывать свой "утренний" ритуал - просыпаться под витки дыма вдоль рук.
На столе полный хаос: разбросанные пачки, тучи визиток, которые ноутбук, кажется, извергает из собственных недр, путеводители, деньги, пачка презервативов... откуда она здесь кстати? Задумчиво оборачиваюсь, глядя на обнаженную спину, и голову моментально простреливает мысль об отличном кадре. А раз мысль пришла - нужно ее непременно осуществить, а руки сами собой находят сумку, извлекают фотоаппарат, ловя тебя на прицел...
- Даже не думай, - и как ты видишь затылком, позволь узнать? Копчиком чуешь? И все же успеваю сделать один единственный снимок. Ты оборачиваешься, туша сигарету в пепельнице, хмуришься, покидая балкон. Разумеется, не утруждаешь себя закрытием стеклянных узких дверей: на дворе лето и мягкий климат вполне способствует распахнутым день и ночь окнам. Молчишь, лишь проходишься по кромке объектива, опуская вниз, словно это, как минимум, дуло взведенного пистолета. Я послушно убираю его подальше, улыбаясь добродушно и чуть виновато. Вновь натыкаюсь взглядом на презервативы и уже собираюсь спросить, даже рот открыл, но, на удивление, не успеваю.
- Купил попробовать, ребристые, - заявляешь безапелляционно, попутно устраиваясь на моих коленях и снова замолкая. В этом весь ты - огорошить и продолжить игру в молчанку.
- Присоветовали что ли? - не могу, ну не могу скрыть легкой, лукавой усмешки. В такие моменты хочется ненавязчиво провести ревизию в твоем подсознании, чтобы понять и разложить твое поведение по полочкам. Но вместо этого лишь обнимаю и утягиваю ближе, чтобы ты мог устроиться, как тебе всегда нравилось: обнимая за шею и пальцами путаясь в волосах. Перебирая пряди на загривке, словно чешешь кота. Почему бы и нет? Ручной, взрослый кот. Целую твое плечо:
- Не хочешь сходить куда-нибудь поесть? Ну, хотя бы поужинать. Я нашел очаровательный ресторан, пока работал, тихое, уютное место, как ты любишь, - исследую ключицу губами и едва ли не мурлычу. Молчишь, пока пальцы останавливаются. Да или нет?
- Как твоя работа? - "нет", ну ладно, не буду настаивать. Видимо, все же уже поел, не дожидаясь. Чуть отклоняюсь, чтобы увидеть идеальный порядок на кухне, пока твои пальцы сильнее сжимают плечо. Ну точно.
- Прекрасно, здесь очаровательные пригороды. Я тебе обязательно покажу, особенно в вечерних сумерках там будет безумно романтично. Отснял и почти не выбился из графика, завтра будем на интервью, так что встану вместе с тобой, - возвращаюсь на исходную, всматриваюсь в твое лицо. Ты мягко киваешь, удовлетворенный "отчетом". Удивительно, как твой график втягивает и меня. Ночной Париж, конечно, великолепен. Пусть и не попасть в большинство музеев, но так и правда меньше шума, да и тебе они ни к чему, похоже. Я только раз, в первые пару дней, застал тебя, возвращающимся с прогулки днем. Буклет красноречиво поведал, что ты был в Лувре, но рассказывать не стал, хотя и по глазам было видно - вдохновился, понравилось. Главное, что тебе хорошо.
Ты снова хмуришься и смотришь в упор. Я что-то упустил?
- Прости, мой Принц. Так о чем ты? - переспрашиваю, окончательно вынырнув из своих мыслей. У тебя привилегия - тебя нужно слушать всегда. Это даже удивительно, как ты умудряешься терпеть мой разболтайский характер, придавая моему жизненному укладу некое подобие порядка.
- Пойдешь со мной сегодня на закрытую вечеринку? - слегка зависаю от новости, соображая.
- В какой-то клуб? - с интересом уточняю, но ты качаешь головой. Ты меня сегодня удивляешь.
- Нет, в катакомбы.
О, вот все и встало на свои места. Как же ты и без своей любимой исследовательской деятельности, еще и совмещенной с вечеринками? Восхитительный мальчик. Мягко улыбаюсь.
- Конечно, - "да и вот туда я уже не отпущу тебя одного", - добавляю, естественно, не озвучивая. Хотя интересно, что бы ты ответил, если бы я посмел хоть чуть-чуть покуситься на твою свободу? Ведь, по сути, хотя мы и живем вместе, я никогда тебя ни в чем не упрекал и не запрещал. Какое ж там "запрещал", когда ты у меня уже далеко не подросток. А любопытство пока берет верх. - А что за организаторы? Это же не законно, да? Что нужно взять с собой?
На твоих губах появляется мимолетная, но так любимая мной улыбка.
- Я тебя уже собрал. Вещи на кровати. Одевайся, такси через час, - и, оставляя простыню на моих коленях, покачивая мягко бедрами, удаляешься в сторону душа, призывно оставив дверь открытой. Ох, мой Принц, умеешь же ты раззадорить...
***
- Жан, Пьер, Жорж, - имена у трех молодых людей, как на подбор. Все дружелюбно улыбаются и разговаривают на английском с легким мурлыкающим акцентом. Спешно жму протянутые руки и пытаюсь запомнить после столь лаконичного представления. Память на лица у меня хорошая, но вот на имена - полнейшая беда, в этом ты меня всегда отлично выручаешь.
- Enchante, - только и успеваю вклиниться, прежде чем Жан и Жорж заговаривают вместе, смеются и Жорж замолкает.
- Ну что, путешественники? Вы, вижу со своим, - высокий темнокожий парень кивает на внушительный фонарь в руках Принца. - А вроде утверждал, что в первый раз.
- Подготовился, - ты даришь свою фирменную улыбку и парень обезоружено поднимает руки. Мастер перевоплощений, честное слово. Как же я благодарен, что со мной ты стараешься обходиться без всех своих ролей.
Если не ошибаюсь, Пьер, миловидный парнишка лет двадцати, неуверенно протягивает мне карту, окидывая взглядом с ног до головы. Его взгляд излучает заинтересованность вплоть до момента, когда встречается с почти отеческой улыбкой. Да, я никогда не пытался скрыть свой возраст, с Принцем-то разница лет в пятнадцать, если не больше. И это, пожалуй, исключение, а не правило - я могу посоревноваться с юнцами в горячности, но зачем? А француз явно помладше будет.
- Возьмите, - у него с английским значительно хуже. Снисходительный взгляд Принца, так разительно контрастирующий с его "улыбчивой вежливостью", и вовсе вгоняет парнишку в краску.
- Merci, - беру карту, точно зная, что у нас ее нет. Пытаюсь вглядеться в обозначения и символы, нанесенные ручкой поверх парижских улиц. Интересно, туннели дублируют их? Ночь незаметно вступает в свои права и становится сложно разглядеть то, что находится за металлическими воротами со взломанным замком, у которых мы стоим. Ловлю мурашки по коже, как и каждый раз, когда наши авантюры выходят за границы закона.
- Антон? - ты легко прикасаешься к моей руке и я отдаю тебе карту. Вопросительно смотришь, словно давая последний шанс отказаться, но я тепло улыбаюсь. Может, слишком нежно, потому как замечаю, что Пьер снова смущается.
- Давайте я вас провожу, - вызывается все тот же Жан и, добродушно потрепав Пьера по волосам, добавляет уже ему. - Проверяй приглашения тщательно, нам не нужны случайные люди. Скоро вернусь.
Ныряет в проход. Я пытаюсь, было, пропустить тебя вперед, чтобы ты всегда был перед моими глазами, но в ответ ты лишь качаешь головой. Мне не остается ничего другого, как последовать за проводником, передвижение которого сейчас обозначается ползущим по стене светом.
- Смотрите осторожнее, у нас тут у всех запасные батарейки. Будет желание "погулять", могу потом поделиться, - отмечает Жан, то и дело оборачиваясь на нас. Мне стоит огромных усилий смотреть на него, а не на рваный луч под ногами. - Тут неподготовленному заблудиться - раз плюнуть. Туннели поглощают звуки - не докричишься, а в полнейшей темноте, ну Вы понимаете, местечко такое. Но вас же не пугают трудности, не правда ли?
- Ну да, не увеселительная прогулка по лугу, согласен, - улыбаюсь невольно. - Неожиданное место для вечеринки.
Неожиданное - это еще достаточно мягко сказано, пожалуй. Жутковатое, готическое, мистическое, неподходящее - о, да. Стены щедро "украшены" черепами. Которые вскоре, правда, уступают место обнаженному монолиту. Никогда бы не подумал, что тут можно развлекаться, но чего только люди не придумают, желая пощекотать себе нервы. Уж мне-то об этом не знать...
- Да Вы не переживайте, это все не впервой, мы тут каждый угол знаем. Просто не уходите далеко от толпы и не теряйте инвентарь - и все будет хорошо. А обратно я провожу, - добродушно хмыкает наш проводник, очередной раз заворачивая за угол. Мдаа, я уже потерялся. Кошусь за спину на уверенную, предвкушающую улыбку. Ты явно в восторге от происходящего. Впрочем твоя любовь к подобным местам для меня не секрет.
- Почти пришли, там дальше по коридору, если повернуть на первой же развилке влево - озерцо, на случай если захотите отдохнуть от шума, вон, нитка протянута, не заблудитесь, - Жан кивает на какую-то невидимую "нитку", спрятанную в полнейшем мраке.
Куда пришли? Вокруг все та же темнота, от которой вдоль позвоночника пробегает стайка мурашек.
- Merci, - ты удостаиваешь его улыбки, я чувствую это буквально затылком, вновь касаешься моей руки, успокаивающе, проходишься по запястью, сжимаешь пальцы. Ненавижу такую темноту.
Француз вновь смеется и, салютуя фонариком, разворачивается, проскальзывая мимо нас обратно к выходу. Стоит ему исчезнуть за поворотом и тишина становится ватной. Действительно, стены настолько прекрасно глушат звуки, что новейшие технологии просто нервно курят в сторонке. В другой ситуации я бы не преминул этим воспользоваться, но не сейчас.
Ты не включаешь фонарь, высчитывая, должно быть, про себя чужие шаги. Я не успеваю выдохнуть, когда ты прижимаешься к боку всем телом, давая почувствовать свое тепло даже сквозь ткань. Обнимаешь, слепо находя губы, нет, не требуешь - забираешь свое в тягучем, долгом поцелуе. Почему у тебя губы вечно настолько вкусные? Такие, что хочется послать к чертям эту вечеринку. К озерцу и целовать, обнимать, сминая в пальцах футболку, словно мы с тобой - возбужденные подростки. Но ты отстраняешься так же уверенно, облизываясь должно быть. Темноту разрезает мощный луч и ты, все так же уверенно держа меня за руку, поворачиваешь в незримый ранее, узкий туннель. Мы идем молча...
***
Звуки оглушают. Восторженная толпа, которая, кажется, забыла обо всем на свете. О месте, о времени, о полиции, что может нагрянуть. Басы разрываются где-то в груди и мозгу салютами, пронизывая все существо, мелко пульсируют под кожей и стекают через стопы в единую вибрацию почвы. Она впитывает звуки, не давая распространяться, она впитывает общее счастье, придавая пикантности вечеринке.
Организация тут, и правда, на уровне: на импровизированной сцене установлен огромный диджейский пульт, а генераторы, должно быть, кроются где-то в сводах пещеры позади. Множество диванов, обустроенные столики и VIP места на возвышении. Мастерство выше всяких похвал.
Я не люблю танцевать, но откровенно наслаждаюсь открывающимся видом под блуждающих разноцветные прожекторы. Мерцающие стробоскопы выхватывают эмоции - чистейшие и первобытные, словно стоп-кадр на съемке. Ты всегда танцуешь с закрытыми глазами, соприкасаясь телом, сливаясь с окружающими людьми в едином экстазе, питаясь чужими эмоциями. Захватывающее зрелище. Завораживающее. Эх, мне бы мою аппаратуру...
Но сегодня мы отдыхаем. Ловлю пробегающую мимо официантку, очередной раз изумляясь, и, пытаясь подловить "наиболее тихий" момент, пытаюсь озвучить заказ:
- Ayez la bonte de…- слова никак не хотят складываться во вразумительные предложения. Мысли снова и снова тянутся к тебе, уплывают с заводным, гипнотизирующим ритмом. - Whisky.
Официантка что-то щебечет, но новая волна умело обработанного в аранжировке женского вокала заглушает ее голос. Практически на пальцах объясняю количество и вновь откидываюсь на удобную спинку.
"I want you more, I want you're mine, and I'm yours", раскатывается под сводами, перекликаясь с басами, мелодия набирает обороты, а мне сложно не согласиться. Выпивка появляется словно сама собой, но неспешно смаковать ее уже не хочется. Ты оглаживаешь свои бедра ладонями, тут же вскидывая руки вверх, я не могу отвести взгляда, жадно исследуя. Ты уже не существуешь для самого себя. Ты - единый фитиль, зажженный легкой рукой. Залпом опрокидываю в себя стакан, почти не чувствуя вкуса, который лишь потом растекается по языку и небу чем-то запредельным, и подхватываюсь с места. Ты открываешь глаза в ту же секунду, но лишь усмехаешься и манишь пальцем, вновь отворачиваясь. Огонек струится по твоему телу, а я следом за ним, подхватывая танец, что вмиг становится столь вульгарным и ра мысли, не помещающиеся в болванку.
Может, поэтому я ему сейчас всё это и рассказываю, пытаясь зацепиться щупальцами воспоминаний, ощущений, хотя более неподходящего места и собеседника найти трудно.
Сколько ему? Лет тридцать? Или сколько бывает начальнику корпоративных продаж в фирме, оборот которой насчитывает несколько миллиардов в год.
− На самом деле большинство людей абсолютно адекватны. Встретить маньяка гораздо легче здесь, чем в обычном баре, − невольно перевожу взгляд на толпу, пьющую, едящую, перекрикивающую друг друга, стаей саранчи гомонящую вокруг столов и музыкантов.
Я не понимаю, чего хочу больше – заткнуться, пока ещё не поздно, и пока всё, что я сейчас рассказываю, не стало завтрашней сплетней, или наконец довериться. Почему это намного сложнее сделать с чистеньким, ухоженным, воспитанным мужчиной, ни единым жестом не нарушившим мою личностную границу, чем перед теми, совершенно разными, татуированными до висков, в смешных разноцветных футболках и ярких заколках в непослушных дредах, в черной коже от каблуков до закрывающего шею воротника куртки, в чьих глазах я с замиранием ждала отблеска желания, означающего, что игра началась.
− Поиграй со мной.
Внимательно смотрю на него, оценивая. Нет, не внешность, не разворот плеч и не белизну зубов, хотя, безусловно, у меня есть свои зарубки, на соответствие которым невольно сканируется претендент, но всё это я уже видела, а то, насколько он мужчина.
Если бы меня спросили, что я вкладываю в это слово, я вряд ли смогла ответить хотя бы понятно.
Но точно не женщина.
Мне не нужна в постели ещё одна женщина − требующая внимания и слепого обожания, не способная к равенству, на следующий же день, если уже не этой ночью смакующая все подробности с доброй половиной всех здесь присутствующих включая директора филиала, мстительная и ревнивая.
Я такая?
Нет.
О, черт. Да, местами, временами, ситуациями. Как и любая другая.
С той лишь разницей, что я видела не так много женщин, играющих в игры искренне и на равных.
И, кажется, все из них быстро становились моими подругами.
Киваю.
Мы садимся в такси и я, на секунду сдерживая рвущееся название, говорю адрес. Почему-то возникает безотчетное, взрывающее тело воздушными пузырями бережно хранимых впечатлений желание пройтись с тобой по местам боевой славы, но я его откидываю. Уже не те места, и точно не та слава.
Вечер воспоминаний оставим на потом, если «потом» вдруг случится. Это другая игра, с другим настроением, со сменяющимися бокалами алкоголя, безбашенными выходками, моим смехом, долгими прогулками по ночным улицам и километрами откровений. После которых в меня почему-то влюбляются хорошие мальчики.
Мне кажется, ты хороший мальчик, мне везет на таких.
Поэтому мы едем во вполне приличное место с тихой музыкой, мягкими диванчиками в разноцветных подушках, надписями и фотографиями по стенам, о которых можно поговорить, если оказывается, что разговаривать не о чем, одними и теми же лицами на протяжении многих лет за барной стойкой, почти родным меню в кожаном переплете и чизкейком с ягодами брусники.
И из которого нельзя позвать девушку на ночь в гостиницу.
Потому что вряд ли у тебя после этого будут шансы услышать от меня хоть одно «Здравствуй».
Как бы далеко не зашла игра, я всегда оставляю за собой право: уйти, не оборачиваясь и быть только той блядью, которой захочу я сама. От которой нельзя требовать, заставлять или навязывать.
Кажется, ты и сам расслабляешься, оказываясь не под прицелом бдительных коллег. Только такое общение уже обязывает к продолжению. Любому, не важно. Хотя бы просто более вежливо здороваться, уступать место в очереди в столовой и помогать там, где раньше можно было бы отказать.
Но я помню из какого-то давно с удивлением застенчивой мыши усвоенного опыта, что тебе сейчас будет со мной, сбросившей туфли и поджавшей ноги под себя, облокотившейся на подушки, с ложкой, измазанной пирожным, в руках, распустившей сжатые в локоны волосы или, наоборот, убравшей мешающие пряди в незамысловатый крендель с воткнутой в него китайской палочкой, намного интереснее и проще.
Потому что хороший секс – это не страсть, не желание, не похоть. Главное условие качественного оргазма – возможность смеяться с человеком до и отсутствие стыдливой застенчивости или давящей серьёзности после.
Пальцы, словно случайно, сплетаются, поглаживают, просят, намекают, поощряют. Танец, посылающий волны тепла и дрожащего предвкушения, даже не чего-то большего, а просто чего-то.
Близко. Ты так часто касаешься меня, кожи, волос, всё откровеннее. Та черта, после которой остальное лучше не показывать другим, если вы не надеетесь прожить ещё много минут вместе долго и счастливо и не готовы делиться этой надеждой со всем миром.
Мурлычешь ластящимся котом, почти задевая кончиком носа уши.
− М-м, как от тебя вкусно пахнет, − втягиваешь ноздрями спрятанный в волосах запах духов, шампуня и, увы, сигарет. Возможно, идеальный для Хемингуэя или Дали, но явно не для тех начищенных до блеска лакированных мозгов упакованных в костюмы недомужчин, раздражающе морщащихся даже от одного вида, не соответствующего понятию стерильности и гламурной розовости.
От понимания того, какая это смесь, хочется фыркнуть, но я принимаю комплимент. И это не плюс тебе, это очередной беспроигрышный выход моего ебанутого чутья, по какой-то немыслимой траектории выслеживающего тех, кого ещё можно выдернуть в живой мир.
− Пойдём или ещё посидим здесь? − раскованно покрываешь поцелуями скулу. Ты уже не один из тех мальчиков, которые когда-то с обожанием смотрели на меня в юности, ты – мужчина, опытный, знающий, что такое женщина, знающий, каково с ней жить, заниматься сексом, чувствовать своей.
Но это тоже элемент игры, теперь уже с твоей стороны, для меня.
Мечта и голодная потребность мужчины – женщина, способная и любящая проявлять инициативу, знающая, чего она хочет в сексе и получающая от него удовольствие.
Тысячи любовных историй, созданных женщинами, о сильном самце и подчиняющейся, ведомой овечке.
И я в который раз убеждаюсь в этом, наматывая твой галстук с почти развязанным узлом на руку, властно наклоняя к себе ещё в прихожей.
На мгновение в твоих глазах мелькает опасное, хищное, сразу сменяясь интересом ожидания и готовностью к любым моим экспериментам.
И откуда ты взялся такой правильный, по каким коридорам пробирался к своей должности, что не растерял жадного интереса к жизни?
Отгоняю от себя эти мысли, не давая ни малейшего шанса слабой нежности и спутнице одиночества – необходимости, потребности. Прижимаюсь к твоим губам, сразу оттягиваю зубами нижнюю. Отстраняюсь и тяну за намотанный на кисть галстук в комнату, приковывая цокающими по голому полу острыми шпильками, угадывая в свете уличных фонарей очертания предметов. Я не столько показываю тебе правила сегодняшней игры, сколько не даю включить даже настольную лампу: очарование неприбранной постели, разбросанной одежды и фантиков из-под конфет в восемнадцать вызывает чувство брезгливости в мои-твои почти тридцать.
Толкаю на диван и, опираясь руками о спинку, сажусь тебе на бедра, широко раздвигая согнутые в коленях ноги. Всё-таки в пышных платьях есть неоспоримое преимущество: юбка-карандаш, задранная до подмышек, смотрелась бы отвратительно.
Притягиваешь меня к себе, уже целуя сам, властно, спокойно, с интересом естествознателя, изучающего нового зверька не ради охоты, а удовлетворяя природное любопытство. Пробуешь меня на вкус, языком, губами; на ощупь, то и дело возвращаясь к замку-молнии, повторяя мой позвоночник, разжигая в себе желание избавиться от одежды в одно долгое движение, сжимаешь ягодицы, спрятанные под волнами юбки, уверенными теплыми ладонями ныряешь под неё и на секунду останавливаешься.
Отстраняюсь лишь для того, чтобы я могла заглянуть в твои глаза, а ты − увидеть мою улыбку. Одобрительно урчишь, поглаживая пальцами ажурные кружева резинки, и всё-таки не выдерживаешь, нажимая на спусковой крючок, после которого уже невозможно безболезненно остановить вылетающую с тихим шелестом расстегиваемой молнии пулю.
Забираешься под широкие лямки, снимая их с плеч, и тянешь платье вверх. Послушно поднимаю руки, прогибаясь в пояснице, и встряхиваю головой, позволяя рассыпавшимся прядям упасть на грудь. И ты снова прижимаешь меня к себе, инстинктивно сгребая в ладонь мои волосы.
О да, для этого.
Для твоего ощущения подчиняющейся самки.
Моего − верного выбора в пользу сильного самца.
Гладишь всё беззастенчивее, с нажимом, возбуждая и возбуждаясь. Это уже не те изучающие ласки, и непонятно чьего удовольствия в них больше. Твоё − обладающее, задевая ладонью с широко расправленными пальцами резинку чулок, цепляя тонкую ткань трусиков, то и дело соскальзывая ниже, под них, к горячему, влажному, манящему, по плоскому животу вверх, по выпирающим косточкам рёбер, к тонким женским ключицам, в чашечку бюстгальтера рукой, языком, потираясь щекой с возбуждающе короткой щетиной.
Сдвигаюсь на твоих коленях чуть ниже, открывая для себя пространство для рук. Расстегиваю рубашку, неспешно, ровно, дотрагиваясь, словно невзначай, до открывающейся кожи, жестко оттягивая завитушки волос, ловя шумные выдохи, почти стоны.
Останавливаешься и тихо бросаешь, в упор глядя помутневшими глазами:
− Презервативы, я сейчас, − почти бегом скрываешься в другой комнате.
Обрыдлые потребности тела – душ, лубрикант, презервативы – всё то, без чего можно легко обойтись в постоянных отношениях, что портят любой неловкий первый раз.
Хотя есть кто-то, кто ходит в душ перед спонтанным, почти случайным сексом?
Не уверена. Но я и не собираюсь демонстрировать чудеса искусства шпагоглотания, и меня всё устраивает.
В обычном, повседневном сексе как части отношений, я не люблю руками, не люблю быть сверху, не люблю сзади и ещё до хрена чего не люблю. И не только, но и поэтому тоже, там важнее − с кем, здесь − как.
И я послушно опираюсь на колени, вытягивая руки так, чтобы казаться ещё тоньше, стройнее, изгиб поясницы − глубже, соблазнительнее. Мои волосы, стянутые в твой кулак, пальцы, сжавшиеся на подлокотнике, чуть заметная полоса от купальника как знак того, насколько тебе доверено узнать меня.
В первом проникновении нет ничего чудесного, облегчающего, крышесносного или волнительного. Только последнее усилие над собой, чтобы дать защитной оболочке, запрещающей прикасаться к себе чужим, посторонним людям, лопнуть, позволить стать настолько ближе. Хотя бы к телу. Глубже.
Важнее − показать.
Чтобы самой не выпасть из своей же игры.
Одно из правил неувядающих отношений, в том числе и в их миниатюре спонтанного вечера − вовремя подогреваемый интерес. Смена позиций, ролей, доминирования и подчинения.
Резко вырываюсь из твоих рук, толкаю в грудь, смягчая силу улыбкой, и, нарочно дразня прикосновениями к члену, медленно опускаюсь сверху. Теперь моя очередь ловить твои взгляды, беспорядочно шарящие по мне руки, то подгоняющие, то останавливающие, ласкающие, наслаждающиеся тем, что ты облизываешь глазами, пока я не разрешаю целовать себя.
И в последний момент сжимаю руки с нашими переплетенными пальцами у тебя над головой, склоняюсь ниже и тихо стону, зажмурив глаза, почти замирая и только следуя твоим рваным, резким, движениям бёдер, снова, пусть и невольно, провоцируя, подгоняя.
Откликаешься, прижимая к себе вырванными из моих расслабленных рук ладонями, тычась в губы, всё медленнее, застывая глубоко внутри меня.
Придерживаешь презерватив на опавшем члене и вздрагиваешь, выскальзывая из горячей влажности.
Поднимаю голову, шутливо, почти ласково чмокаю в нос и скатываюсь, сразу вставая на ноги.
− Дашь полотенце?
Вот теперь душ, быстрый, прохладный.
И у тебя есть возможность привести комнату в порядок.
Потому что я обязательно уеду сегодня, но это не значит, что ты не должен хотеть, чтобы я осталась.
Мне не нравится засыпать одной, и я ненавижу просыпаться с кем-то. Собираю одежду, подхватываю туфли, переодеваюсь в ванной и неожиданно наталкиваюсь на тебя, всё ещё совершенно раздетого, почти спящего, прислонившись спиной к стене.
Сонно моргаешь и хмуришься от резкого света лампы.
− Уже пора?
Киваю. Целую куда-то в щёку и быстро выхожу в подъезд, отрезая щелкнувшим замком все твои «созвонимся» или, не дай Бог, «спасибо за вечер». Кусок чужой, непрожитой жизни, кинофильмом на широком экране, оставляя осадок от всколыхнувшихся эмоций и ощущение далёкости всего происходящего.
Конец рабочего дня пятницы приносит или приподнятое настроение личного двухдневного праздника или усталое раздражение. У меня именно последнее. Глухая, бессильная злость расходится кругами от камня сообщения, притаившегося желтым конвертом в углу экрана. Корпоративная почта. Перебарываю желание послать всё и всех до понедельника и открываю.
Медленно, словно в хорошем стриптизе, разматывается рулон фотографии и всего одной фразы:
«Поиграй со мной».
11. К.А.Н.
на картинку
читать дальше
Терпеть ненавижу ремонт и все, что с ним связано. Но так как новую квартиру нужно обновить, то мне и Лексу приходится смириться с этой участью и сделать ремонт так, как велит нам наша совесть. Хотя с ней бы я поспорил, но Лекс лишь смеется надо мной и говорит, чтобы я прекращал недовольно бурчать, а то он не знает, что со мной сделает. Только вот мой парень по ходу дела и не догадывается совсем, что я специально начинаю бубнить и бурчать, чтобы он «то самое со мной и сделал». Но, кажется, он сегодня не в настроении и придется красить стены в светло-голубой цвет на одном лишь «энтузиазме», которого с каждой секундой становится все меньше и меньше.
К тому же стою тут почти что в раскорячку, спиной к нему, валиком стену крашу, домашние штаны облепили мне всю задницу, чем не перспектива? Но! Оборачиваюсь и вижу, что Лекс там краску размешивает и в мою сторону и вовсе не смотрит, разве справедливо?! Вот и я о том же! Мы даже еще не осквернили своим похотливым забегом этот широченный подоконник, на который я поставил левую ногу для лучшей устойчивости. Хотя вру, мы тут вообще еще ничего не оскверняли, а все из-за Лекса! Ему вообще хоть бы хны! Что делать даже не предста…
- Твою мать, Лекс! – вскрикиваю я, так как от неожиданности больше не знаю, что еще сказать своему парню, который меня до смерти напугал. Он обхватил своими большими ладонями меня за бедра, не забыв притянуть к себе вплотную, спустив меня со стула, на котором я пытался устойчиво стоять. Притом Лекс шептал таким осипшим голосом, что у меня мурашки пробежали по всему телу:
- Доигрался?! Теперь тебе точно несдобровать! За то, что соблазнял меня тут своей пятой точкой, за то, что пока я тут пытаюсь сосредоточиться, ты… - увесистый шлепок по обтянутым тонкими штанами ягодицам…
- Эй! – притворно возмущаюсь я, за что еще раз получаю по заднице.
- Ты не даешь мне договорить! – мгновенно затихаю, а он притирается своим пахом ко мне еще ближе. – Какой же ты… ты… просто невыносим в своей непосредственности, в своей… - и вдруг я ощутил его губы, а потом и язык у себя шее. Он зацеловывал меня и рисовал языком одному только ему известные узоры, а у меня было такое чувство, что я таю у него в руках. И так каждый раз, когда он просто дотрагивался до меня.
А затем Лекс так быстро стянул с меня футболку, что я даже не успел заметить, как это все быстро произошло. И вот я стою возле окна в пустой неокрашенной нашей спальне в одних домашних штанах. А Лекс, будто издеваясь, стал выцеловывать мне лопатки мокрыми и пошлыми поцелуями, при этом не забывая правой рукой ласкать меня спереди. Кажется, я стал задыхаться, воздуха в легких определенно не хватало, да и вообще, когда он так неожиданно все это вытворял, я и вовсе забывал, что нужно делать. Я…
- Ле-е-е-екс! - стону в голос, когда он все еще издевается надо мной, спускаясь дорожкой поцелуев до моей поясницы и ниже. - О, боже!
- Можно просто Алексей, - смеется он, продолжая измываться и дальше, целуя попеременно мои ягодицы, а потом и вовсе пытаясь проникнуть языком внутрь меня.
- Бля… - не выдерживаю, начинаю дрожать, - Лекс! Ты же… я же… - слов не хватает, они застревают в глотке. – Твою мать, Лекс! Ай! – вскрикиваю снова, так как моей заднице опять достался значительный шлепок.
- Не мешай! – отчего-то послушался своего парня и облокотился руками на тот самый неоскверненный нами подоконник, уткнувшись носом в изгиб правой руки. Да и кричать в голос мне никто не запрещал.
Раскрывался я перед Лексом еще сильнее и выгибался так, что думаю, любая гимнастка позавидовала бы. Как же хорошо, как же охренительно и не найти слов, как хорошо…
И вот опять я пропускаю тот момент, когда Лекс ловко и умело обращается с моим телом так, что я уже лежу на спине на широком подоконнике с поднятыми вверх ногами, без штанов и без белья. Когда он умудрился меня раздеть и раздеться сам, я не знаю, но то, что он дальше собирался делать со мной, я безропотно ему разрешаю. Хотел этого? Получи…
То ли я сам так подумал, то ли это сказал Лекс, но мне уже все равно, главное, что он во мне, а остальное…
- Твои провокации, Саш, которые ты думал, что я не вижу, иногда приводят вот к таким вот последствиям, так что лежи и не шевелись, - почти что приказывает мне Лекс. – Наверняка же все болит! - а я послушно не возникаю и довольно жмурюсь, притягивая своего парня к себе.
Поэтому вот с таким вот удовольствием мы и не закончили, что планировали, хотя… кто его знает, что нас ждет дальше, м?
12. FNeriumВ соавторстве с DreamGalaxy. И с огромной благодарностью за титаническую работу с текстом.)
на картинку читать дальшеудачная какая оказалась))
читать дальше
Уже на подходе к арендуемой нами квартире, я вижу тебя на балконе: неизменно с сигаретой, соблазняющим прохожих легко наброшенной на бедра простыней. На первый взгляд идеальная картина – красавчик среди цветов, коими щедро уставлены перила, любующийся закатом. Только могу поспорить, что тебе и дела нет до разливающихся по небосводу красок и мысли уже далеко в предстоящей ночи. Должно быть, для тебя только началось "утро", пока я был на работе. Ну, почему бы и нет? Мне эта поездка - командировка в "город Любви", а у тебя заслуженный трехнедельный отпуск, который ты непременно пожелал провести со мной. Кто ж будет тебе возражать?
Машешь рукой, но без тени улыбки, и, на радость сидящим в соседней кафешке, не уходишь с балкона, продолжая курить. Я улыбаюсь и захожу в подъезд, поднимаюсь по широким лестничным пролетам. Рукой придерживаю увесистую сумку с фотоаппаратурой. Всегда было интересно, кем же ты все-таки работаешь, что можешь особо не напрягаясь позволить себе махнуть в другую страну, вот так, решив все за один день? Уже сколько, лет пять, наверное, вместе, а я знаю о тебе непозволительно мало. Мы вообще настолько противоположны, что порой я удивляюсь, в который ра
@темы: порно моб3
-
-
12.04.2015 в 19:19-
-
12.04.2015 в 19:22-
-
12.04.2015 в 19:31FNerium, DreamGalaxy, спасибо огромное)) горячо))
темно... прикосновения... за это отдельно)) погладили кожурку кинестетика)))
-
-
12.04.2015 в 19:40-
-
12.04.2015 в 21:55-
-
12.04.2015 в 22:50Рад, что нравится) значит работали не зря )
-
-
13.04.2015 в 23:31FNerium, DreamGalaxy, очень понравилось, спасибо! Окончание про маяк в темном царстве совсем меня растопило)
-
-
13.04.2015 в 23:51-
-
14.04.2015 в 03:22-
-
14.04.2015 в 09:28К.А.Н., твоих работ всегда очень жду
-
-
14.04.2015 в 09:37*улыбнулся* спасибо за теплые слова. В этой зарисовке, как я уже и говорил, я больше критик, чем соавтор. В плане "мне не нравится, как построено это предложение, добавь то, убери это". Ну и "отрицая - предлагай", как без этого ))
-
-
14.04.2015 в 13:58читать дальше
-
-
14.04.2015 в 14:04Дорогие Авторы! Спасибо огромное!!! Моб шикарный! Вдохновения вам и писУна! Было в кайф!
Motik71, люблю твои мобы, спасибо за них!
-
-
14.04.2015 в 14:12DreamGalaxy, а ты не скромничай *улыбнулся*
-
-
14.04.2015 в 16:01-
-
14.04.2015 в 16:08