Док, еще раз спасибо за поболташки) и за то,что разрешил принести это сюда) Лис, узнаешь?))

мы решили, что оно подходходит к последнему мобу, но пусть будет отдельно)
читать дальшеЭтот сад безвиден и пуст пока, до поры. День шестой. И невозможно понять, сотворено ли время, или только безвременье сочится капля за каплей из пустого в порожнее за деревянной оградой. Змей бродит по саду, срывая дурманные цветы, терзая тонкую плоть лепестков. Искуситель, которому некого искушать, он смеется, и яблочный сок течет по его губам. Горчит и отдает плесенью. Хрустко. Кисло. Не доел. Рыжий, яркий, с пестрым ястребиным пером в крыльях, ангел, стережет калитку заповедного сада. Он поставлен здесь от сотворения. Змей, калитка и ангел - все предопределено. Все ждет.
Ноет левое плечо, и ты, не глядя, запускаешь пальцы в густой пух, вычесывая несколько ненужных перьев, уже отмерших, и державшихся на крыле только оттого, что цеплялись за соседние. Воздух опять напоен медвяным смрадом, густым до того, что кажется скоро придется брать нож и отрезать от дрожащей мякоти истекающие соком вожделения куски, просто для того, чтоб иметь возможность вдохнуть.
Это значит только то, что скоро придет сладкоголосая тварь и снова, и снова будет звать, вынимая искру души из отведенного ей гнезда. Когда воздух начинает остывать, за оградой приходит Змей. Ты слышишь его шаги, хоть по бесшумности они и могут посоперничать с ночным ветром. Ты чувствуешь его дыхание, обжигающее твою спину сквозь щели в досках. Но в ответ лишь слегка шевелишь перьями, недвижим, словно ловчий ястреб в опутенках. Видя змея, но не имея возможности взмыть вверх, чтоб рвать когтями его дымящуюся от жара, живущего в крови, плоть. Сегодня у него темные глаза и длинные тонкие пальцы, с неприкрытым вожделением ласкающие темное полированное дерево скрипки. Та, несчастная, задыхается и вскрикивает под его прикосновениями, едва ли не выгибая матовый от лака короб от нестерпимо сладостной муки - собственного голоса, рожденного его касанием.
Крылья будто сами собой резко рвут воздух щелчком раскрывающихся маховых перьев, недвусмысленно указуя - "Прочь!". Неожиданный ветер вскипает от этого взмаха, и недозревший шар, срываясь с ветки, лопается, выпуская наружу слепого и беспомощно тычущегося во все стороны щенка. Стараешься не думать о нем - все равно к полудню он издохнет. Всплескивают на ветру, будто вздыхают, полоски кожи, неравномерной бахромой укутывающие ветви.
Темноглазый будто подчиняется жесту и не пытается больше подойти к грубо струганному дереву калитки, которая чем-то выпирающим впивается в твое бедро, и тебе приходится сделать четверть шага вперед, чтоб опереться поудобнее.
Песня начинает выкручивать воздух, заставляя его, точно живого, содрогаться в приступе сладострастия. Что-то густое и вязкое поднимается изнутри, но ты не будешь думать об этом. Ты лучше будешь думать о его глазах. Сегодня темных и влажных, будто две крупных маслины. Интересно, его глаза такие же солоновато терпкие на вкус? Жгучее желание вырвать эти глаза и ощутить притягательно упругую округлость под языком заставляет незаметно передернуться.
Но звуки умолкают и музыкант вновь уходит вглубь сада, унося с собой восхитительные темные глаза, и даря незамутненную ненависть безмолвному препятствию - тебе.
Моть, тебе спасибо, что поделилась)