Любовь - это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить и все же она у нас остается.
Новый текст от ostgut
я хочу очень, чтобы он был и у меня)
NC17+
Дисклеймер: никогда не случалось, полностью вымышлено, материальных выгод не имею.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ для тех, кто здесь оказался СЛУЧАЙНО: данный текст содержит описание откровенных сцен гомосексуального характера с упоминанием реальных людей в качестве персонажей в вымышленном сюжете. Если у вас не было намерения читать подобное, прошу немедленно покинуть эту страницу.
Вы были предупреждены."
читать дальшеЖарко. Такого жаркого лета не бывало уже давно. Солнце палило так, что трава зачахла и подёрнулась нездоровой желтизной, а листву на деревьях обожгло до хрупкого коричневого пергамента.
Миха про себя на все лады клял тот день, когда ему в голову пришло, что взять с собой на фестиваль Карен – неплохая идея. Пусть, мол, развеется.
Ну да, ну да... Она-то, ладно, развеялась. Вон, порхает в платье до колен и в шлёпанцах из трёх тонких ремешков, и жара ей нипочём. Сам бы он тоже с удовольствием натянул прямо на голое тело какие-нибудь гавайские шорты с пальмами на заднице. И вьетнамки. А майку игнорировал бы вообще, как класс. В конце концов, не баба же он, чтоб обязательно сиськи прятать.
Но по настойчивой рекомендации Карен – то есть, после малого захода с вопроса «И кого это ты голым торсом соблазнять собрался?», который грозил перерасти в большой скандал – пришлось в целях безопасности капитулировать без боя. И шляться теперь в самый солнцепёк одетым «пристойно» – то есть, замотанным в тряпки с головы до пят. Если б можно было, Карен и в хиджаб его для верности завернула бы, надо думать.
Майка, джинсы… он с психу даже носки и тяжёлые ботинки напялил. Ну просто всё, как полагается приличному джентльмену. Галстука, жаль, под рукой не случилось. А так вообще – вот хоть прямо сейчас на вручение наград, мать его туда…
С таким же успехом можно было в космический скафандр упаковаться. И то, может, проще было бы – какая-никакая изоляция от атмосферных воздействий. Всё, что угодно, лишь бы отделаться от этой чёртовой пустыни Гоби в отдельно взятой земле Баден-Вюртемберг.
Блять, ну хоть бы тучку какую-нибудь, что ли? Или ещё лучше – дождь. Даже лучше бы ливень с грозой.
Ну да, и грязи по колено...
Всё не слава богу, как ни крути.
Михаэль смахнул пот со лба, ожесточённо взъерошил короткие волосы и повертел головой, присматриваясь – куда там Карен опять подевалась. Потеряется ещё в толпе, а потом, когда найдётся, мозги десертной ложкой доест – типа, «какого чёрта ты бросил меня одну?»
Женщины, они… ну просто женщины, что с них взять.
Он собрался уже окликнуть её, рявкнуть во весь голос – уж вялый шум фестивальной толпы, одуревшей от жары, он как-нибудь своим вокалом переорёт – но тут же зацепил взглядом знакомое цветастое платье неподалёку, метрах в тридцати справа, совсем близко к Таубертальвег. Там тоже заинтересованно толпились люди, но как-то… отдельно от фестиваля, что ли. Миха заметил среди них и Кая, с ним-то Карен как раз и разговаривала.
Она с Люттером вообще на удивление чудесно ладила, хотя остальных друзей и коллег Михаэля, пожалуй, недолюбливала, каждого в той или иной степени.
Ну, с другой стороны, Кай с женщинами умел дружить. Эдакий рыцарь в сияющих доспехах. Всё всегда поймёт и посочувствует. Поддержит, утешит, сопли-слёзы вытрет, доходчиво мозги вправит…
Женщины его ценили. И любили. Правда, как друга, по большей части. Но именно что «по большей»… а была ведь ещё и меньшая.
Жена у Кая, конечно, строгих правил, и характерец тот ещё. Измены она ему не простила бы ни за что, но ей – как впрочем, и всем другим посторонним, которые не в группе – и в голову не пришло бы никогда, что исключительный тихоня и аккуратист Кай вообще на что-то подобное способен.
Миха усмехнулся про себя. Ну да, конечно, неспособен... восемь месяцев в году на гастролях, на записи, ещё на чём-нибудь важном – и вдруг кто-то был бы неспособен. Ну-ну.
Правда, Кай даже налево гулять умудрялся всегда как-то аккуратно и благопристойно. Да что там гулять… он даже панковал по молодости умилительно осторожно и совершенно без последствий.
Миха так не умел. Ни дружить с дамами, ни обойтись без нежелательных неприятных приключений. Его отношения с женщинами всегда распадались на какие-то плохо связанные между собой составляющие. Флирт – отдельно. Задушевный трёп – отдельно. Секс – отдельно.
Брак, совместное хозяйство – это тоже, как выяснилось, вполне отдельно… отдельно от всего.
Миха иногда думал: жаль, для любви среди всего этого паноптикума так и не нашлось места.
Иногда, секундными вспышками, он искренне жалел, что вообще вляпался в семейную жизнь. Иногда казалось, что одному быть лучше. Что когда тебя никто не считает своим, лишь тогда тебе принадлежит весь мир.
И врать никому не надо...
Врать он не любил и толком не умел, но приходилось. А сделать так, чтобы не приходилось, почему-то никогда не удавалось.
А поскольку не умел, всё в итоге получалось не очень красиво.
Впрочем, такие мысли, если они и приходили ему в голову, он усердно гнал от себя. Они были слишком тревожными, слишком неприятными и неудобными. Тревожиться и беспокоиться Миха не хотел, ему от этого делалось неуютно жить, поэтому для надёжности он неизменно предпочитал по-страусиному сунуть голову в песок, пока гроза не пройдёт стороной.
В грозовые сезоны он пил и курил больше обычного и был особенно, почти истерически весел, говорлив и деятелен. Планка работоспособности подскакивала до невообразимых высот – его личная и всей группы вслед за ним. А после всё снова становилось, как раньше, и беспокоиться вроде бы было вовсе не о чем.
До следующей грозы, по крайней мере.
Неосознанно, в самом глубоком закоулке души он, пожалуй, ждал и надеялся, что Карен всё это осточертеет окончательно, и она просто подаст на развод, облегчив жизнь и себе, и ему. Он бы даже, может, и сам ушёл, но всё никак не мог собраться с духом.
Почувствовать себя ещё большим подлецом, чем есть, решительно не хотелось. Кроме того, это была всё-таки привычная, удобно разношенная петля, а испытывать судьбу, случайно впутавшись в новую, неизвестную, совсем не тянуло.
Карен, вопреки ожиданиям, самоотверженно терпела его выходки уже который год. Правда, попутно на всю катушку мотала нервы им обоим. Ей не нравилось абсолютно всё, без исключения: что его месяцами не бывает дома, что то и дело просачиваются какие-то неутешительные сплетни о его похождениях, что он заигрался в подростка, а ей вовсе ни к чему ещё один сын, что сорокалетний ребёнок – это уж слишком.
И помимо прочего, она способна была приревновать его даже к табуретке.
Миха довольно долго недоумевал: с тех пор, как они поженились семь лет назад, сам он не изменился ни на йоту, разве что юношеского максимализма поубавилось слегка. Так и какого же вдруг чёрта? А потом недоумевать постепенно перестал и начал просто привычно отгавкиваться от привычных претензий.
Инстинкты, рефлексы, ритуал… мысль в этих процессах больше не участвовала, разуму там не было места.
В результате никто никуда не уходил, и всё как-то шло – когда хуже, когда лучше. Терпимо, в целом.
Хотя могло бы, наверное, и совсем хорошо… но увы, никак не получалось почему-то.
- Это всё потому, что ты женщин не уважаешь, - высказал ему Люттер как-то раз.
Тогда была глубокая ночь, они возвращались автобусом в Берлин с очередного фестиваля. Все остальные уже давно мирно дрыхли на втором этаже найт-лайнера, а им двоим отчего-то всё никак не спалось. Они по очереди тихонько спустились вниз и теперь дуэтом старательно изничтожали чудом сохранившуюся в холодильнике водку, курили и трепались «за жизнь».
Они были порядком подшофе тогда, во время этого разговора.
- Чего это вдруг – не уважаю? - Миха хмыкнул удивлённо, сгрёб из пакета остатки чипсов, закинул в рот и весело захрустел. – У меня манеры. Я вообще джентльмен, каких поискать. Воспитанный, вежливый и обходительный. Любая тебе скажет.
- Да я не про манеры, - качнул головой Кай. – Так-то с виду, конечно, джентльмен… что не мешает тебе на женщин свысока плевать.
- Да ну бред какой! – фыркнул Миха. – Какое свысока? Меня что, не женщина родила и вырастила, что ли? Да ты и сам отлично знаешь, как я к маме отношусь. Ну вон, в гостях же недавно вместе были у неё…
- А! - отмахнулся Кай. – Мать, понятное дело. Само собой. Но остальных ты в грош не ставишь. Вот тебе и все твои беды.
- Да ну не знаю я, как, по-твоему, их ещё уважать-то надо? Как-то по-особому, что ли?
- Мне так кажется… - Люттер закурил, отвернулся от окна снова к Михе, - что ты на них злишься. Вообще, всегда и на всех. То есть, понимаешь, ну… потому что они – не твоя мать.
- Пошёл бы ты! – возмутился Михаэль. – Давай, припишем мне ещё этот… как его… эдипов комплекс! Или что там мозгоправы всем в диагноз лепят…
- Ну причём тут это? – досадливо поморщился Кай. – Просто… ну понимаешь, матери ведь нас принимают всяких. Придурков, блядей, сволочей, неудачников… да вообще любых. И ничего взамен не требуют. Это... ну, такая… безусловная любовь, понимаешь? А ты, Миха... тебе материнская юбка вообще по жизни нужна, как воздух. Просто все остальные бабы в твоей жизни – они не твоя мать. Они не любят тебя без условий, потому что ты не их ребёнок. Ну логично, в общем-то… но ты же им всегда как будто мстишь за то, что они тебя в этом обманули. И хоть с одной бы что-нибудь хорошее вышло, а так… - он не договорил и только махнул рукой. - В общем, куда уж тут до уважения.
- Ты сам-то понимаешь, чё несёшь вообще? – с угрозой спросил Миха, подавшись к нему через стол.
- А, ладно! - пьяно рассмеялся Кай и неловко хлопнул ладонью по столику, перевернув пустую рюмку. - Херня всё. Забей.
Рюмка с глухим рокотом прокатилась по пластиковой столешнице и брякнулась дном о выпуклую окантовку по краю. И Миха подумал, что Люттер, пожалуй, выпил куда больше, чем хотел бы показать. И подумал ещё, что у него, может, тоже грозовой сезон, мало ли…
По крайней мере, так было удобно думать.
И он послушно забыл об этом разговоре, выкинул его из головы, как и любую другую неудобную мысль.
А сейчас, глядя, как Карен разговаривает с Каем и стоящей рядом с ним незнакомой девицей, обряженной в чёрную кожу и линялую джинсу – по такой-то жаре! – вспомнил зачем-то снова.
И подумал ещё, что ну и подцепил же себе Кай тёлку… и хоть бы Карен не врубилась, в чём дело, а то принесёт ещё супруге Люттера радостную весть на хвосте…
Мало им Райна, вечно страдающего ровно той самой хернёй. Ещё Каю не хватало в это вляпаться.
Миха сунул руки в карманы и торопливо зашагал к оживлённой компании, рассчитывая оттащить Люттера в сторонку и по-быстрому прочистить ему голову прежде, чем случится что-нибудь трудно поправимое.
Пока он шёл, к компании уже успел присоединиться какой-то здоровенный мужик, похожий на гориллу. Весь в чёрном, с длинными волнистыми волосами – такие же тёмные, они почти сливались с футболкой, и из-за этого он казался ещё массивнее – он так по-хозяйски облапал красотку в коже, что Миха аж притормозил, когда понял, насколько ошибся в расчётах и предположениях.
Но всё же решил дойти, куда собрался, раз уж всё равно теперь на полпути.
Компания, расположившаяся у дороги, оказалась байкерами, которые ехали откуда-то куда-то, а заметив толпу и весёлые гуляния, устроили привал в живописной долине, чтобы отдохнуть с дороги, перекусить, принять душ, раз уж тут обнаружились душевые, и переждать жару, прежде чем отправиться дальше.
Обочина была уставлена мотоциклами разных мастей, размеров и конфигураций. Сплошные чопперы – хромированные рамы, лаково блестящие баки, сверкающие шильдики на их округлых боках и надраенные до бриллиантового сияния фары. Просто натуральное байк-шоу на выезде…
Миха и вовсе забыл, куда и зачем шёл на самом деле, а ноги уже сами несли и остановились лишь напротив первого попавшегося по дороге чоппера – «Ямаха», достаточно скромная по сравнению с остальными, не кастом даже, обычная серийка, только бак и колёсные арки выкрашены свежим бирюзовым лаком.
Через минуту он уже оживлённо трепался с владельцем байка, тоже непредусмотрительно запакованным в джинсы и джинсовую же рубашку с длинным рукавом.
И давно ли мотоцикл у него? И как, что? А ходовая? А расход? А скорость? А жопа не отваливается, если в седле подолгу?
Не то чтобы Миха обдумывал покупку собственного чоппера в ближайшей перспективе. Скорее, восточно-германская голодная юность взыграла. Тогда о хорошем мотоцикле можно было лишь помечтать, да и то не во весь голос, где уж там потрогать или покататься. «Явы» и с военных времён оставшиеся «Цюндаппы», тяжеловесные и медлительные – вот и весь наличный ассортимент, пожалуй.
Да, таких лёгких и стройных ласточек тогда днём с огнём было не найти…
Хозяин «Ямахи», именем которого Миха забыл поинтересоваться, пухлощёкий небритый парень, изнывающий от августовского зноя в насквозь пропотевшей джинсе, говорил только по-английски – так же скверно, как и сам Миха, а то и хуже, поэтому понимали они друг друга прекрасно. Миха подумал, что чех, наверное. Может, румын или венгр, что ли… откуда-то оттуда, в общем, судя по выговору.
Парень мялся, явно слегка стеснялся своей скромной лошадки на фоне других стальных мустангов, но на вопросы послушно отвечал.
А потом неохотно признался:
- Ну, у меня и смотреть-то пока не на что. Тут ещё делать и делать. Я только купил, едва успел нутрянку кое-как в порядок привести. Это первый выезд большой, считай, пробный. А если хочешь интересное, сходи вон к Хирургу¹. Вот там есть, на что глянуть.
Он мотнул головой вправо, и Миха перевёл взгляд на мягко отблёскивавший бархатной чернотой «Харлей». Больше всего он напоминал пантеру, которая застыла, вытянув тело в ленивом и смертоносном прыжке.
Хромированные трубки блестели и мерцали бликами на солнце, и лишь по бокам фигурные объёмные накладки, похожие то ли на драконий хребет, то ли на броню «чужого», переливались тусклым чернёным серебром.
- Ага, - согласился Миха, торопливо пожимая руку владельцу «Ямахи» и больше уже не отводя взгляда от «Харлея». – Пойду… посмотрю, ага.
Краем глаза он заметил, что Карен и Кай до сих пор мирно беседуют с той самой девицей. Но гориллы в чёрном с ними уже не было. Карен, увидев Михаэля, махнула ему рукой в приглашающем жесте, однако «ревнивый радар» не включила: женщин здесь было мало, и все они были с кем-то, так что беспокоиться ей было не о чем.
Миха помотал головой, выставил ладонь в предупреждающем жесте – мол, я тут, рядом, но занят – и направился к манившему благородным блеском чёрному красавцу.
Его хотелось потрогать, огладить ладонью круглый лаковый бок бензобака, но Миха не рискнул – чужое всё-таки. «Харлей», стоящий чуть поодаль от остальных байков, манил, как только может манить двухлетнего малыша новая чужая игрушка в песочнице, и Миха упрямо и бессмысленно топтался вокруг него кругами – то подходил поближе, то отступал в задумчивости.
На плечо внезапно легла тяжёлая рука.
- Нравится?
- А? – встрепенулся Миха, выпадая из раздумий, и обернулся. – Хорошая зверюга, н-да…
Перед ним стоял тот самый темноволосый, похожий на гориллу, и самым внимательным образом его рассматривал, прищурив светлые глаза – под ярким солнцем они выглядели ледяными, совершенно прозрачными, а из-за угольно-чёрных ресниц обманчиво казалось, что обведены подводкой. У него явно когда-то была не раз сломана переносица. Нос заметно скошен на левую сторону, а по правой стелились шрамы – один пересекал лоб и густую бровь, а второй очертил скулу и заканчивался почти у самого подбородка. Широкое скуластое лицо, высокий лоб, тяжёлый подбородок, густо заросший короткой бородой – аккуратно подстриженной и даже с претензией на эспаньолку, впрочем.
- Твой? – Миха кивнул на чоппер.
- Мой.
- Ты, значит, Хирург?
- Он самый.
Хирург говорил по-немецки. Акцент слышен был, конечно, но говорил он всё равно свободно и бегло.
- Разбираешься в мотоциклах? - спросил он.
Больше всего на свете Миха не любил признавать, что в чём-то не разбирается. Но и облажаться, пытаясь влезть в плохо исследованные дебри, совершенно не улыбалось. А в мотоциклах он разбирался примерно так же, как и в высшей математике – то есть, чисто теоретически.
Поэтому он смущённо пробурчал, неопределённо повертев в воздухе пальцами:
- Ну… так. Управлять умею. А в механике не очень.
- Ясно, - кивнул Хирург. – Но интересуешься, как я понимаю. Себе хочешь?
- Может быть, - Миха пожал плечами со вздохом. – Когда-нибудь…
- Ну, оно дело такое, - хмыкнул Хирург. – Никогда не поздно.
- Покататься дашь? – набравшись наглости, Михаэль всё-таки хлопнул ладонью по блестящему бензобаку. Нагретый полуденным солнцем, металл почти обжигал пальцы.
Не то чтобы всерьёз верилось, что Хирург согласится, но вдруг... чем черти не шутят.
- Не, - со смешком мотнул головой Хирург. – Своего коняшку под жопу я никому не дам, уж извини.
Ну вот. Что и требовалось доказать.
- Но покатать могу. Хочешь?
- Девица я, что ли, катать меня? – фыркнул Миха презрительно.
- Вот ты странный… если хочется прокатиться, почему бы нет? – Хирург бесстрастно пожал плечами и внезапно рассмеялся.
Широкая, вроде бы добродушная улыбка смотрелась на его лице странно – лучиками залегли вокруг глаз тонкие смешливые морщинки, но ничуть не смягчили пронзительного холодного взгляда, а из-за острых клыков, выступивших меж растянутых узких губ, улыбка была больше похожа на оскал хищника.
- Боишься, что уроню? – Хирург обошёл Миху, напоследок лениво хлопнув его по плечу, небрежно выбил боковой упор и уверенно оседлал своего «коняшку», коротко кивнув на место позади себя. – Да садись, не дрейфь. На встречный ветер слетаем. Ну?
- Вот не лень же тебе всех встречных-поперечных катать….
- А я люблю ездить, - хохотнул Хирург. – Больше, чем на месте стоять. А тут и повод вроде.
- Ладно, поехали.
Миха крикнул Карен, что скоро вернётся и, не дожидаясь вопросов и возражений с её стороны, поспешно забрался на своё место, с трудом втиснувшись позади Хирурга.
Карен, впрочем, если и собиралась возразить, то не успела – подруга Хирурга, которая по-прежнему крутилась рядом с ней и с Каем, фамильярно приобняла её плечи, что-то сказала, рассмеялась и небрежно махнула рукой в сторону «Харлея». Карен засмеялась с ней вместе и отвернулась, казалось, напрочь позабыв о муже.
- За меня держись, - предупредил Хирург и вдруг дёрнул подбородком в сторону Карен. - Твоя?
- Моя, - вздохнул Миха, послушно обхватывая мощный торс руками и чувствуя себя при этом глупее некуда.
- Красивая баба… но стервозная. Уж извини.
Миха уже готов был возмутиться и рявкнуть, а то и морду наглую кое-кому набить. Что стервозная, это он и сам знал получше многих, но не этой же обезьяне рот открывать на его жену.
Но опоздал – Хирург молниеносно завёл мотор и дал по газам. «Харлей», быстро набирая скорость, с рёвом выпрыгнул в развороте с обочины на пыльную дорогу и рванул на север, в сторону Штайнбаха. Миху инерцией отбросило назад, в поясницу вдавилась спинка седла, и он инстинктивно подался вперёд и намертво вцепился в Хирурга, распластавшись всем телом, изо всех сил стиснув коленями его бёдра.
Вот теперь уж точно было глупее некуда.
Поля и рощицы по обе стороны от дороги сливались в сплошные бурые полосы с едва различимой прозеленью. «Харлей» взрезал собой встречный ветер, и тот, пренебрежительно брошенный за спину беспечным ездокам, лишь угрожающе вихрился, шипел и гудел, проносясь мимо. Дорога стелилась под колесо блекло-серой лентой, и из-за плеча Хирурга всё виделось так, словно «Харлей», едва касаясь колёсами асфальта, просто набирает скорость – только и ждёт, когда удастся разогнаться хорошенько, а после вдёрнет нос, встав на заднее колесо, и пойдёт на резкий взлёт.
Ветер мстительно бросал в лицо дорожную пыль, глаза слезились, и дыхания не хватало – воздух слишком уж быстро нёсся навстречу и исчезал, оставаясь за кормой, а поймать его в глубокий вдох всё никак не получалось.
Голые руки обжигало жаром, мелкими осколками дорожного гравия, хлёстким ветром, и от этого покалывало в кончиках пальцев, словно кровь в теле забурлила, вскипая крохотными пузырьками.
Миха даже не замечал, что смеётся.
Чистейший восторг. Совершенная иллюзия полёта.
Хотелось орать во всё горло от неожиданного пьяного счастья. Широко раскинуть руки, притворившись птицей, которая парит на распростёртых крыльях, подхваченная воздушным потоком. Оставаться на земле, но будто бы застрять в свободном падении, преодолевая собой тяжёлое сопротивление воздуха. А навстречу с ужасающей скоростью, как на быстрой перемотке, несётся весь мир – но и в этом нет ничего опасного, потому что нет никакого падения, и не будет никакого конца. Ведь в каждую секунду можно свернуть. Можно выбрать другую дорогу, собственный путь – любой, какой захочется…
Полная свобода.
Скорость лихорадила. Сердце блаженно ёкало, и от предвкушения и нетерпения сладко, почти до слёз сжималось что-то в солнечном сплетении. Совершенно детское чувство – словно ожидание обещанного сюрприза. Долгое томление в неведении захватывает ведь куда больше, чем единственный краткий миг, когда наконец раскрывается тайна.
И Миха готов был нестись по этой дороге вечно, захлёбываясь восторженным ожиданием неизвестности и не останавливаясь ни на секунду…
Однако проехав ещё пару километров, Хирург вдруг плавно сбросил скорость, а после и вовсе затормозил, скатившись на обочину.
Кивнул Михе:
- Разворачиваться пора. И так уже чёрти куда заехали.
Но разворачиваться почему-то не стал, а вместо этого шлёпнул Михаэля по колену.
- Слезай. Разомнёмся слегка.
Миха послушно сполз с мотоцикла. Несмотря на то, что и седло, и спинка были мягкими и удобными, задница всё равно тупо ныла с непривычки. И в низу живота до сих пор сладко тянуло, хотя джинсы уже не врезались между ног оттого, что бёдра широко раздвинуты над седлом.
Стояк, блять. Как у подростка же – не пойми с чего. Ветром, что ли, навеяло…
Миха постарался встать как-нибудь боком к Хирургу, чтобы не так в глаза бросалось, и принялся усиленно думать о чём-нибудь, как минимум, невесёлом.
Без толку. В голову лезли туманные мечты о собственном мотоцикле, которые мгновенно переключались на воспоминания о поездке минутной давности, и…
В общем, не помогло.
И Хирург, конечно же, заметил.
- Ого, как тебя разобрало-то! - ухмыльнулся он добродушно, и Миха с изумлением почувствовал, как полыхают уши и щёки.
Смущаться он давным-давно уже отвык. Ещё в подростковом возрасте, когда на собственном многократном опыте с горечью осознал, что на смущение и стыд окружающие реагируют, как псы на страх – набрасываются всей стаей, зло щерят клыки и остервенело рвут клочья мяса.
Потому что слабому одна дорога – сдохнуть.
Миха тогда и решил из чистого упрямства, что слабым не будет ни за что, и сдохнуть – это вы хер дождётесь. И с тех самых пор всеми своими деяниями, за которые обычным людям было бы стыдно, бравировал напоказ, из принципа. Мол, вон как я могу. Вот такой, мол, я нетипичный парень. Вы стыдитесь, а мне запросто, так что любуйтесь и завидуйте молча.
Сначала это было страшно. Потом просто неловко. Потом он начал собой гордиться. А потом… вошло в привычку, вросло под кожу. И стало попросту всё равно.
И тут – сюрприз, тоже ещё! – вдруг уши горят от стыда перед каким-то заезжим байкером, которого он в первый и последний раз видит. Да ещё и за что? За то, что хуй встал не ко времени.
Вообще-то, этим даже гордиться стóило бы.
Бред же какой…
- Ну скорость же, знаешь, чистый драйв... адреналин, - как можно небрежнее пожал Миха плечами, не глядя на Хирурга.
- Ну да, - покладисто согласился тот. – Оно бывает такое.
А потом неожиданно ухватил чоппер за руль, развернул и покатил его по траве с обочины в сторону небольшой рощицы, полосой отделявшей дорогу от полей.
- Идём, - бросил он через плечо.
- Куда?
- Туда.
- Зачем?
- Затем.
- Поссать, что ли? Так нахера мотоцикл-то тащить? Можно просто по очереди в кусты наведаться.
- Поссать… - хмыкнул Хирург и внезапно остановился, а Миха чуть не влепился ему носом в затылок. – Учитывая причуды мужской физиологии, боюсь, прямо сейчас у тебя это не выйдет.
Он, едва обернувшись, легко провёл тыльной стороной ладони по отчётливой выпуклости под застёжкой джинсов Михаэля и со смешком закончил:
- У меня, кстати, тоже.
- Э… - глубокомысленно протянул Миха, не вполне доверяя собственным ушам и заодно – всем остальным органам.
И взглянул на рощицу с сомнением.
- Да ладно, чё ты? - рассмеялся Хирург. - Испугался, что ли?
- Ну прям! – фыркнул Миха задиристо. – Есть чего пугаться, можно подумать!
- Не, нечего. Ничего плохого не сделаю.
- Хорошо, что ли, сделаешь? – вырвалось у Михаэля.
Гораздо раньше, чем он успел как следует подумать.
- Хорошо – это запросто, - ничуть не смутившись, согласился Хирург и зашагал дальше, так и ведя свой «Харлей», словно коня в поводу. – Я люблю, когда кому-то со мной хорошо.
- Так ты серьёзно это, что ли? - Миха догнал его, пошёл рядом, заглядывая ему в лицо пытливо.
- Ну а в чём проблема-то, недоверчивый ты наш? - криво усмехнулся Хирург. – Пойдём, поможем друг другу, разойдёмся сытые и довольные. Никаких проблем.
- У тебя же баба там… - растерялся Михаэль. - С моей, кстати, подружилась вроде даже…
- Ну вот пусть они там дружат себе, а мы с тобой тут… по-своему.
Рощица была совсем небольшой. Просто три или четыре ряда редко посаженных деревьев и скудный подлесок – какой-то хилый кустарник с мелкими листьями. Хирург вогнал байк в узкий просвет между двумя крепкими деревьями, варварски смяв листья и ветки кустов. Поставил мотоцикл на упор, осмотрелся деловито.
- Ну вот… вроде так не особо светимся. Ни с поля, ни с дороги.
Миха с самым независимым видом привалился спиной к толстому стволу старого тополя, скрестив руки на груди, и в хребет даже через майку немедленно вгрызлись выпуклые извивы коры и мелкие сучки. Миха поёрзал, поморщился и шёпотом ругнулся сквозь зубы, но с надёжного места не двинулся. Выудил из кармана джинсов измятую пачку сигарет, заглянул в неё и выругался ещё раз, уже в полный голос – последняя сигарета оказалась переломлена почти ровно пополам.
- Сигареты есть у тебя? – хмуро спросил он, беззастенчиво швыряя пустую пачку в кусты, и принялся ожесточённо крошить в пальцах жалкие останки бывшей сигареты.
- Не курю. Бросил давно.
- Вот же блядство…
- Да ладно тебе, хватит нервничать. Назад вернёмся – накуришься, потерпи уж.
Голос Хирурга зазвучал вдруг приглушённо и вкрадчиво. Многообещающе весьма зазвучал.
И Миха с трудом подавил желание выматериться ещё раз.
Разумеется, он прекрасно понимал, чего ради они спрятались в этих грёбаных кустах где-то в жопе мира. Разумеется.
И не сказать даже, что повод для этих пряток его всерьёз возмутил или обескуражил. Строго говоря, такая идея приходила ему в голову не раз. Благо, с бабами он за всю жизнь уже успел натрахаться в любых вообразимых и не очень количествах, местах и позициях. Разве что стоя в гамаке и в прыжке с парашютом не довелось.
Так что свежие ощущения пришлись бы даже весьма кстати – в теории вопроса.
Однако теория так и оставалась теорией, поскольку на практике всё никак не подворачивался ни подходящий случай, ни подходящая кандидатура.
И если уж совсем честно, то эта конкретная кандидатура подходящей тоже не казалась. Хотя... если вдуматься, то случай почти идеальный. Приезжий, незнакомый, через пару часов двинется дальше, и нет его… да они даже имён друг друга толком-то не знают.
Но Миха вовсе не рассчитывал, что его партнёром в этой новаторской инициативе окажется эдакий вот гривастый качок-переросток с разукрашенной шрамами мордой и на байке. Скорее, виделся какой-нибудь… более мягкий вариант, что ли.
И поэтому теперь Михаэль безуспешно допытывался сам у себя: кой же чёрт всё-таки его дёрнул именно сейчас безропотно тащиться именно в эти кусты?
А Хирург уже подошёл близко и встал прямо перед ним, упёр ладонь в ствол дерева рядом с головой, задевая запястьем висок. Вторая рука сноровисто расстёгивала пряжку ремня на джинсах Михи, пальцы дёргали язычок молнии, цепляли и оттягивали вниз резинку боксеров, одновременно стаскивая джинсы с бёдер.
Миха рассматривал его руку с отвлечённым болезненным любопытством. Эта рука и то, что она творила – всё это упорно не желало совмещаться в воображении с самим Хирургом.
Поэтому выше Миха старался не смотреть.
Хирург тем временем ловко справился с застёжкой, и его широкая ладонь скользнула между животом и членом, большой палец небрежно проехался сверху вниз, зацепив ногтём уздечку.
Миха потрясённо выдохнул и инстинктивно подался бёдрами вперёд, совершенно наплевав на неясную принадлежность ласкавшей его ладони. Ладонь в ответ грубовато сгребла мошонку в горсть, потянула вперёд и вверх, а вторая неторопливо потащила джинсы и боксеры ещё ниже, остановившись, лишь когда широкая резинка плотно врезалась под яйцами.
- Ну… – лениво протянул Хирург, не переставая мерно, неторопливо поглаживать и сжимать, выкручивал ладонь по спирали на движении сверху вниз и обратно. – Руку-то давай сюда.
Миха чуть было не брякнул: «Зачем это?» - но вовремя прикусил язык и лишь поспешно вытянул руку вперёд, с размаху ткнувшись ладонью в мягкую кожу штанов под тяжёлой литой пряжкой ремня.
- Жарко как, чёрт… - пробормотал Хирург и немедленно потащил с себя чёрную футболку с белым принтом на груди, оставляя Миху наедине с ремнём и застёжкой-молнией.
И Миха во всём этом, конечно же, запутался. Неудачно застрял язычком пряжки в блочке ремня, потом долго не мог выцарапать пуговицу из петли, потом зубцы «молнии» зажевали ткань…
Хирург быстро и весело выругался сплошными шипящими – язык Михаэль так сразу не опознал, но подумал мельком, что похоже всё-таки на польский – шлёпнул его по ладони, отводя руки от себя, и в два счёта разобрался со всем, что Михе так и не удалось.
- Вот ей-богу, мнёшься, как целка на выданье, - всё так же весело констатировал Хирург.
- Ну так я в этом плане вроде как целка и есть, - хохотнул Миха.
И против всякого желания снова запылал ушами, даром что по давно усвоенной привычке постарался с ходу обернуть всё в шутку. И даже не без кокетства, следовало признать – и от этого уши загорелись совсем уж факелами.
И теперь приходилось пялиться Хирургу куда-то в подбородок. В глаза смотреть как-то не тянуло, а разглядывать всё, что ниже...
Было любопытно, конечно. Но Миха небезосновательно опасался, что серьги в ушах расплавятся. Серебро, оно вообще, как известно, металл легкоплавкий…
- Вот уж не подумал бы, – усмехнулся Хирург.
- Я что, по-твоему, на пидора так похож, что ли?
- Да не… хотя жопой при ходьбе крутишь занятно. Но я не к тому. Оно, уж извини, на морде у тебя написано, что ебаться до того любишь, что сон и жратву на это променять готов. А у таких тормозов нету. Попробуют всё, хотя бы по разу. Ну, чисто из интереса, чтобы с чистой совестью нахер послать, если не понравится. А так-то, по возрасту ты уже не младенец… ну и так-то я рассчитывал, что все эксперименты уже состоялись, и ты теперь знаешь, что делаешь. А тут вон чё... надо же.
Должным образом прокомментировать эти пространные размышления о природе его, Михаэля Райна, сексуальности и ориентации, а заодно – и об особенностях телодвижения, Миха попросту не успел.
Как раз в этот момент к его собственному члену притиснулся сбоку чужой, бархатистый, горячий и чертовски твёрдый, а округлая головка требовательно ткнулась в пах.
Как назло – чужой член оказался если и не длиннее, то однозначно толще, чем свой.
- Померяться ты, что ли, решил? – раздражённо фыркнул Миха.
- Не… просто познакомиться.
У Хирурга были крупные красивые руки с ровными, почти изящными пальцами. И ладони – на удивление мягкие, хотя, казалось бы, с мотоциклами же возится постоянно, должны были бы загрубеть…
И в том, что эти мягкие ладони сейчас оборачивали собой оба возбуждённых члена сразу, двигались вразнобой, навстречу друг другу, поглаживали пока ещё легко, почти невесомо – во всём этом было нечто, слабо соотносимое с реальностью обычного жаркого дня в конце лета. Но вместе с тем – и что-то отчётливо правильное в своей нереальности. Необходимое.
И прямо сейчас, в этот самый момент – неизбежное.
- Во-первых, ты во мне уже дыру глазами протёр, - прозвучал сверху насмешливый голос Хирурга, и Миха только сейчас сообразил, что внимательнейшим образом рассматривает его голую грудь и живот.
Полюбоваться, откровенно говоря, было на что: торс у Хирурга был мощный, скульптурно вылепленный, явно приобретённый в результате серьёзных тренировок.
Миха завистливо оценил широкие плечи и бугры бицепсов, чёткую сетку кубиков на животе, выпуклый рельеф смуглой груди с маленькими тёмными сосками – грудь была почти вся гладкой, лишь небольшой треугольник тёмных волосков по центру. Скользнул глазами ниже, по тонкой стрелке от пупка к паху, неловко сглотнул и, поспешно вскинув голову, снова прилип взглядом к груди.
- Во-вторых, - совершенно спокойно продолжил Хирург, - хорош отлынивать. Руки людям вообще для того нужны, чтобы ими брать то, что хочется. Так что валяй, не стесняйся, познавай мир.
У Михаэля на языке вертелась тысяча и одна колкость – и про руки, и про брать, и про познавать мир.
И про «хочется», в частности…
Вообще-то, строго говоря, хотелось. Не то чтобы прямо невозможно тянуло потрогать именно эту вот конкретную грудь, но как-то в общем и целом…
В целом у Михи к этому отношение было особое. Почему-то ни на одной другой части тела – женского, правда, само собой – он не зацикливался. Но грудь… тут клинило просто из ряда вон.
Первым же делом Миха всегда лез руками именно в дамское декольте. А потом там же надолго присасывался ртом. А потом… потом он весь исхитрялся там побывать, в разное время разными частями собственного тела. Лбом и скулой потереться, сгибом локтя или подмышкой прихватить, между шеей и подбородком на пару секунд придержать. Самому прильнуть так, чтобы соском в сосок ткнуться. Или член в ложбинку меж грудей пристроить и зажать его с обеих сторон мягким, упругим…
На самом деле Миха, оценивая интересующих его женщин, запросто плевал на всё, что угодно. На лишний вес и неидеальную фигуру, на признаки возраста, отпечатанные на лице – да на любые внешние несовершенства он плевал легко и непринуждённо. Брюнетка, блондинка или рыжая, с длинными волосами или с короткой мальчишеской стрижкой, тонкая тростинка или пышная «гитара», юная нервная кокетка или уверенная в себе опытная дама… вот это всё были мелочи, просто картинки-наклейки на запертом сундуке с сокровищами, и никакого принципиального значения они не имели.
Зато неподходящая грудь могла перечеркнуть какие угодно достоинства. Надо было обязательно, чтобы высокая, упругая, чтобы небольшая и в руку целиком уютно укладывалась. И чтобы сосок только потереть, ущипнуть слегка – и он уже сразу твёрдый и острый, щекочет пальцы и ладонь.
Ну, или губы и кончик языка…
Вот тогда внутри всё закипало мгновенно, разрядом шарахало по всему телу. Тогда вообще уже больше ничерта не надо было – и одного этого достаточно. Дай Михе волю, он бы часами от женской груди не отлипал. Так бы и мял, и тискал, облизывал, посасывал и покусывал. Игрался бы, как с любимой игрушкой, и сладко мурлыкал от удовольствия.
Ну и вот что тут скажешь при таком раскладе, а?
Может, и прав был Кай, когда приписал ему этот хренов эдипов комплекс. Он сказал тогда «юбка», да…
Промахнулся на полметра вниз, пожалуй.
Теперь перед глазами маячила грудь, не имевшая ничего общего с женской. Непривычно плоская, с непривычно мелким соском.
Непривычно шерстистая к тому же, чего уж там…
И тем не менее, в кончиках пальцев всё равно привычно покалывало и зудело. И руки сами так и тянулись дотронуться.
Михаэль одновременно хотел и опасался выяснять – отреагирует ли он и теперь так же, как обычно…
Короткие раздумья и сомнения завершились неловким опасливым тычком кончиками пальцев прямо в один из вопиющих кубиков пресса.
Было упруго и жёстко. Опять-таки, ничего общего с привычными ощущениями.
- Мощно, - буркнул Миха угрюмо, ткнув пальцами для верности ещё пару раз. – А если постучать, эхом отзовётся, да?
- Бубенцами, блять, зазвенит! - фыркнул Хирург. – Завидно, что ли?
- Есть чуть-чуть, - неожиданно честно признался Миха. – Правда, как представлю, как над собой надо изгаляться, чтобы вот такое получилось, так нахер никакие рельефы на пузе не нужны.
- Да ладно уж, - Хирург покровительственно усмехнулся. - Ты тоже вполне себе смотришься. Особенно для того, кто к спорту вообще никак.
А потом подцепил край пропотевшей насквозь майки Михаэля, потянул вверх. Коротко уронил:
- Снял бы. Жарко. И неудобно, под руки лезет.
Было и впрямь чертовски жарко, и Миха послушно принялся выпутываться из влажной тряпки. Хирург поймал его, когда он уже готов был выкрутить руки из пройм. Придержал за запястье и досадливо бросил:
- Ну не целиком же… дерево за тобой, спина будет разукрашена вся. Оно тебе надо?
- Да не дай бог! - почти испуганно открестился Миха, мгновенно вообразив себе, как объясняет взбешённой Карен, каким это хитрым методом ему удалось в результате получасовой прогулки на мотоцикле добиться россыпи столь подозрительных царапин на спине.
- Так и я тебе о чём… Через голову стяни, а руки так оставь. И назад просто перекинь, чтобы лопатки прикрыть. Всё помягче будет.
Проймы перекрученной майки тесно обтянули и пережали плечи тугими складками, и сразу стало неудобно, почти больно. И вдобавок ко всему хребет противно заныл.
Миха передёрнул плечами, поёрзал спиной по тополю и едва заметно скривился.
Хирург вдруг положил руку ему на загривок, сдавил горячими пальцами, а потом проехался ладонью вниз, заставляя отлипнуть спиной от ствола, и жёстко, уверенно прощупал позвонки один за другим.
Цокнул языком сочувственно.
- Со спиной беда прямо у тебя… если не делать ничего, через десяток лет скрутит так, что хрен разогнёшься.
- Да ну знаю я... - проворчал Миха.
О том, что на самом-то деле уже скручивало, и что четыре года назад уже оперировали, и потом три месяца восстановительной терапии и жёсткого корсета. И в первые дни даже просто сползать с кровати надо было в три приёма и не быстро, а уж в сортир по большому сходить – так вообще та ещё авантюра…
Вот об этом он решил скромно умолчать, чтобы не нарваться на ещё более суровую проповедь.
И вместо этого спросил:
- Так ты правда, что ли, по этой части? В смысле, хирургия?
- Не совсем, - Хирург качнул головой. - Хирургия-то хирургия, да не та. Я по челюстно-лицевой вообще. Но то в прошлом, давно уже к медицине отношения не имею.
Он ещё раз ощутимо, болезненно ущипнул Миху возле крестца и подытожил:
- Но уж такой цветущий сколиоз опознать, тут даже дипломов не надо. Слепой разве что не заметит. Ты б не затягивал с этим, правда. Хуже будет.
Миха горестно вздохнул.
- Я в курсе. Просто... ну, времени нету. То туры же, то запись, то репетиции, то ещё какая херня… короче, я на одном месте дольше пары недель и не бываю. Мне либо в каждом городе по врачу держать, либо уж не начинать, раз заканчивать некогда.
- Так ты из музыкантов, что ли?
- Ну так да... – кивком подтвердил Миха и почти сразу же пожалел, что проговорился.
И привычно изготовился отвечать на порядком поднадоевшие вопросы – что за группа? что за музыка? на чём играешь? - ну и так далее в том же духе. Всё это было давно знакомо, и ответы отработаны до автоматизма – изложить свою краткую культурно-историческую биографию он мог хоть днём, хоть ночью, хоть вообще не приходя в сознание.
Против всяких ожиданий Хирург спрашивать ни о чём не стал, а просто тряхнул гривой, презрительно поджал губы и хмыкнул:
- Понятно... Пьянки, наркота и ебля вместо спорта. А я ему тут за здоровье, значит, втираю. Ну-ну.
- Чего это сразу вдруг… - Миха полез было в амбицию, но заткнулся на полуслове и торопливо отвёл глаза, потому что и правда же – пьянки, ебля…
Ну, наркоты разве что нету. Уже.
Так, иногда только травка для настроения, но и то не всерьёз, по мелочи.
- Ладно, спина твоя, твоё дело, в конце концов, - решительно заявил Хирург и вдруг уцепил Миху за подбородок, потянул к себе уверенно.
И Михе показалось, что вот сейчас поцелует…
И к этому он как-то и вовсе не был готов. Учитывая щетину хотя бы.
Хирург, однако, с поцелуями спешить не стал. Присмотрелся внимательно, сощурив ледяные глаза, разжал пальцы, отпуская Михаэля, и многозначительно протянул:
- Отвлеклись мы не по делу… Ты куда руки-то убрал? Потрогай ещё. Мне нравится.
- Серьёзно, да? - съехидничал Миха. – Надо, чтобы я ещё в какую-нибудь твою выдающуюся мышцу влепился, и ты мне тут опять кучу нравоучений выдашь?
- Да ладно, не… ты просто так мнёшься и стесняешься забавно. Грех не подразнить.
- Кто? Я?! – вскинулся Миха. – Я стесняюсь?
- Ну, может, и нет... может, показалось просто. Ладно, мне правда нравится. И ты нравишься.
Ладонь Хирурга снова вернулась на своё место – поймала член Михаэля, накрутилась тугой спиралью от самого основания, пальцы плотно сжались под головкой и жёстко потянули крайнюю плоть вверх.
Миха растерянно всхлипнул, мгновенно и навсегда позабыв обо всех претензиях и неудовольствии секундной давности. Машинально подался всем телом вслед за движением чужой руки. Качнулся, теряя равновесие, и машинально выбросил обе руки вперёд, проехался напряжёнными ладонями прямо по рельефной груди Хирурга.
Если и мелькнула у него такая мысль – сравнивать эти ощущения с привычными – Миха позабыл о ней в ту же секунду…
Было уже не до сравнений.
От резкого, неловкого прикосновения соски напряглись, затвердели и ощутимо царапнули ладони в самой середине. И у Михаэля немедленно, без всяких усилий с его стороны включились все инстинкты и рефлексы, проверенные и отточенные годами практики, а сомнения и тормоза, напротив, отключились, как вовсе не было.
В следующую секунду он уже влип ртом в рельефную грудь. Вылизывал горьковато-солёную от пота кожу, пахшую звериным душным запахом. Остро и коротко прикусывал маленькие соски, ощущая, как твердеет и стягивается под губами кожа на ареолах, и язык теперь проезжался будто бы по чему-то жёсткому и шершавому.
Никакой нежности, никакой мягкости. Ничего подобного. Непробиваемая сталь мускулов под губами. Упругая проволока волосков под языком. Твёрдые, как головки болтов, соски под кромками зубов.
И ничерта это в итоге не меняло.
Миха урчал довольно и всхлипывал, захлёбываясь вкусом и запахом. Прихватывал губами и тянул волоски на груди. Кусал гладкую кожу над грудной мышцей, горячую и влажную от пота. Шарил ладонью по спине и судорожно вминал пальцы в тугой монолитный бок.
И второй рукой намертво вцепился в запястье Хирурга, чтобы не выскользнуть из его ладони – пришлось ведь изворачиваться всем телом, чтобы достать ртом туда, куда так хотелось, а хотелось же не только этого…
- Ох-х ты… - выдохнул Хирург. Сумбурно прошипел над головой что-то на своём непонятном языке, а потом снова по-немецки и уже куда спокойнее: - Рот у тебя какой, а? Жаль, не в тему оно мне. Так-то приятно, конечно, ты не думай… но честно, голову не сносит.
Миха почти не слышал, и уж точно не вслушивался. Сносит голову, не сносит голову…
У него снесло. И ловить уже было поздновато.
- Эй, эй… - Хирург придержал его ладонью за скулу, оттолкнул от себя легонько. – Стоп, погоди.
Миха рыкнул недовольно, по-прежнему цепляясь за Хирурга, не желая отпускать. Глянул исподлобья осоловелыми глазами, нервно облизнул губы, горько-солёные, пожжённые едким пóтом.
- Ты это… - Хирург замялся вдруг, хмыкнул неуверенно. – Знаешь, говорят, мы вообще охотнее всего делаем то, что самим понравилось бы. Так что…
Он не стал договаривать. Толкнув Михаэля в плечо, снова впечатал его лопатками в дерево. Широко огладил тяжёлой ладонью плечи, вскользь тронул ниже, зарывшись пальцами в густую поросль на груди. Потом склонился и легко обвёл кончиком языка левый сосок. И сразу же сомкнул губы кольцом, защемил между ними мягко, а пальцы в тот же момент тисками сдавили правый, потянули и выкрутили болезненно.
Контраст ощущений был бешеным, и сами эти ощущения – такими неожиданно мощными и яркими, что Миху прошило от макушки до кончиков пальцев на ногах.
Колени дрогнули предательски, ноги ослабли, подкосились, и Миха, не удержав равновесие, сполз спиной по шершавому тополёвому стволу. Бёдрами рванулся вперёд, прижимаясь ещё теснее к ладони, до сих пор лениво ласкавшей член, а руки утопил в волнистой тёмной гриве, надавил на затылок, притягивая ближе, потащил вниз следом за собой.
- Ты, твою ж мать! – выругался Хирург. Вывернулся поспешно и выпрямился, заодно подхватывая Миху и возвращая на место. Усмехнулся удовлетворённо: - Во как угадал, ага… ровно стой давай, ну?
Потом погладил его по щеке, скользнул тыльной стороной ладони по шее к плечу – нежно, почти невесомо – и серьёзно, без намёка на улыбку сказал:
- Хороший кот, ласковый. Жалко, сам я не такой.
Миха хотел было переспросить – почему сам не такой? Но лишь судорожно сглотнул пересохшим горлом и облизнул сухие губы, а Хирург уже продолжал говорить, тихо шипел-бормотал в ухо:
- Давай же, руку дай мне… - поймал его за запястье, потянул к себе между ног. – Давай. Ты мне, я тебе.
В ладонь на мгновение ткнулась гладкая головка, и там остался отчётливо-влажный след. Миха пропустил её в кольцо пальцев, сдвигая крайнюю плоть. Скользнул ниже, к самому основанию, и опасливо тронул кончиками пальцев волоски в паху. Осмелев, сжал пальцы, осторожно повёл руку обратно. И сразу снова вперёд, от себя.
Потом резче, жёстче, быстрее...
Было одновременно похоже и непохоже на привычные ощущения. Вроде бы всё то же самое – такая же твёрдая плоть под шелковистой кожей, влажно скользящая в кольце вспотевшей горячей ладони. Но направление было не то. Запястье ныло, когда кисть выворачивалась в непривычное положение и двигалась так, как до сих пор ещё не приходилось никогда.
И собственный член, плотно обёрнутый чужими пальцами, которые тёрлись об него, стискивали и мяли, скользили тугим кольцом от основания к головке и обратно, отвечал на ласку совершенно не так, как было привычно.
Возбуждение никуда не уходило, но и оргазм не приближался ни на секунду, несмотря ни на какие старания.
Наверное, всё из-за того, что никак не удавалось внутренне смириться с тем, что в своей руке – чужой член, а свой ласкает чужая мужская рука. Вроде всё сходилось, но воедино никак складываться не желало.
А может, Миха просто ждал и старался слишком уж сильно...
Вот хоть плакать начинай, ей-богу.
- Стой, - вдруг жарко выдохнул Хирург ему в висок. – Подожди…
Перехватил Миху за запястье, останавливая движение, и Михаэль воззрился на него в немом недоумении.
- Мне уже почти всё, - сбивчиво пояснил Хирург. – И это… в общем, подожди. Отпусти.
Миха послушно разжал пальцы, всё ещё никак не улавливая, почему это вдруг надо остановиться, если уже почти всё.
Хирург тем временем торопливо повернулся к нему спиной. Сам поймал его руку, потянул вперёд, заставляя обнять себя, притянуть ближе.
- Давай теперь. Ну?
До Михи с большим опозданием дошло, в чём дело, и он нервно усмехнулся про себя: Хирург-то молодец, вспомнил-озаботился, а вот сам он даже и близко об этом не подумал.
А хорош был бы с пятном подсохшей спермы на фасаде… прям вот самое то, что надо.
Хирург прижался к нему плотно, жарко, почти улёгся расслабленным телом. Крупный и тяжёлый, он вдавил Миху в ствол дерева всем весом, и спину теперь снова покалывало крохотными сучками и зазубринами на коре. Жёсткий ремень в шлёвках кожаных штанов Хирурга, едва приспущенных сзади с бёдер, чертовски больно и неприятно давил на торчком стоящий член, цеплял грубым краем уздечку.
И Миха, почти не осознавая, что делает, подцепил и рванул чёрную кожу брюк вниз, ткнулся членом между гладких ягодиц, напряжённых и каменно-твёрдых, и застонал от облегчения. Головка скользнула снизу вверх, прижалась к крестцу, а член уютно улёгся вдоль ложбинки.
Рука двигалась где-то впереди в размеренном монотонном ритме, будто бы сама по себе.
- Сильнее сожми, - прозвучал голос Хирурга, неожиданно хриплый и низкий. – Ну чё ты боишься-то? Давай, всё как себе.
Теперь уже сделать «как себе» оказалось гораздо проще, чем раньше. Даже думать не надо было. Миха и не думал, а просто рефлекторно стискивал пальцы ещё теснее, накручивал кулак на член нервными короткими рывками. Бёдра вздёргивались вперёд и вверх почти машинально, член проезжался по влажно-замшевой коже – и об этом Миха не думал тоже.
Хирург вдруг резко закинул руку за спину, нащупал и сжал в кулаке член Михаэля, оттянул вниз и направил головкой прямо себе между ягодиц. Дёрнул бёдрами, словно собирался насадиться с размаху.
Конечно, глупость и бред. Слишком туго сжато, и едкий пот, сбегающий каплями с поясницы вдоль ложбинки – совершенно не годится для лёгкого скольжения. Головка просто ткнулась в неподатливые мышцы, и мелкие, показавшиеся острыми складки кожи, стянутые к центру, как лучи звезды, обожгли и оцарапали собой нежную плоть.
- Ты чего? Я же так не влезу… - Миха нервно усмехнулся и тут же вжался ртом в мускулистое плечо, старательно маскируя сбитое возбуждением дыхание.
- А то я не знаю! – хрипло выдохнул Хирург. – Просто прижмись там… и всё, так побудь.
Миха хотел ещё что-то съязвить по поводу того, что, мол, «от тебя как-то не ожидал, что ты жопу подставлять возьмёшься», но вовремя заткнулся, потому что тогда само собой по логике выходило, что из них двоих, если уж не Хирург, так тогда именно он, Миха, и должен бы подставиться…
Дальше всё виделось и ощущалось, как сквозь туман. Хирург прижимался всё теснее, тело его тяжелело, распластывалось совсем расслабленно, и Миха растекался под ним, втирался спиной в ствол дерева. Перехватил поперёк живота свободной рукой, жадно шарил ладонью по влажной коже. Помнил теперь всё время, что грудь трогать ни к чему, потому что бесполезно, ему не нравится, но всё равно лез, проезжался по острым соскам ладонью время от времени и вздёргивался весь, вздрагивал от этого ощущения – знакомого и ошеломляюще нового одновременно.
В кулаке стало влажно, хлюпало при каждом движении, и пальцы соскальзывали, как по маслу, сжимаясь непроизвольно ещё плотнее. И под этой скользкой влагой ещё отчётливее и ощутимее проступала каждая венка, каждая складка и выпуклость. Так, что совершенно невозможно было отмахиваться от осознания всего, что здесь сейчас происходило…
Впрочем, если совсем честно, то Миха уже и не старался.
А потом вдруг почувствовал, как под ладонью упруго напрягся идеальный пресс, под пальцами второй руки плоть будто бы вскипела – до того чётко ощущалось, как рвануло семя из глубины наверх. В бедро больно вцепились сильные пальцы Хирурга, и в грудь вжались его лопатки, вдруг остро проступившие на мощной спине, когда он изогнул позвоночник, подавшись бёдрами вперёд, втираясь в кулак. Ягодицы его напряглись, защемили собой давно и бесполезно возбуждённый член, который всё никак не желал ни кончать, ни падать. Миха машинально скользнул свободной рукой вниз по животу Хирурга, проехался мимолётно по паховой складке, сгрёб поджавшиеся яйца в горсть и перекатил между пальцами. Мотнул головой, подбородком отодвинув плотную волну густых волос с плеча, раскрытым ртом прижался к впадинке между шеей и плечом, лизнул солёную кожу и на секунду коротко, быстро стиснул зубы.
Хирург дёрнулся резко, но не издал всё равно ни единого звука, только выдохнул длинно и шумно.
В ладони Михаэля было жарко и окончательно мокро.
И тогда вдруг стало кристально ясно, что давно нет никакой боязни, неловкости и уж тем более неприязни. Есть одно лишь сытое удовлетворение, удовольствие, разделённое поровну на двоих. И, пожалуй, впервые оно – это удовлетворение от хорошо сделанного чужого удовольствия – было таким честным и безусловным.
Что касалось женщин, то в отношении их Миха лишь верил, но в глубине души никогда не был до конца уверен: действительно ли им так хорошо, как они показывают, или же в этом правды и вовсе не больше, чем в дешёвом порно.
Здесь же, сейчас, с таким же мужиком, как и сам Миха, всё было прозрачно и бескомпромиссно. Не нужно было ни веры, ни сомнений. Всё напоказ, всё ясно.
Миха неловко встряхнул в воздухе мокрой ладонью. Семя быстро остывало, делалось липким и клейким, и Миха всё никак не мог придумать, обо что бы вытереть испачканную руку.
Хирург заметил, выпрямился, освободив, наконец, от своего веса, и Миха выдохнул с облегчением, ссутулился и оплыл по стволу, низко склонив лицо.
- Погоди, сейчас… - Хирург сумбурно вздохнул, помотал головой, будто стряхивая недавнее наваждение. – У меня салфетки тут где-то были.
Небрежно подтянул штаны, но застёгивать не стал. Присел на корточки возле мотоцикла, покопался в седельной сумке и извлёк оттуда пачку влажных салфеток.
Неторопливо обтёрся сам, потом так же обстоятельно и вдумчиво вытер ладонь Михаэля. Скомканные липкие салфетки отправились в последний полёт куда-то между корней подлеска, где осела и пустая пачка из-под сигарет.
Рука его сама собой улеглась опять Михе на низ живота, оглаживала неспешно и легко. Миха прикусил губы и отвернулся в сторону – льдистые глаза снова оказались напротив, и смотреть в них снова было неохота.
- Жалко, - вдруг сказал Хирург.
- Чего – жалко? – буркнул Миха.
- Да смазки ни грамма, ни полграмма… всё у Ольги в сумке.
- Нахуя нам смазка ещё? – фыркнул Миха, машинально отметив и запомнив зачем-то имя спутницы Хирурга.
- Я б тебя тут разложил… - мечтательно протянул Хирург. – Отлюбил бы от души. Тебе понравилось бы. Я б постарался, не сомневайся.
- А чё сразу – ты меня?
- Ну или ты меня, – со смешком, на удивление легко согласился Хирург. – Мне как-то всё равно.
Ногтём большого пальца он осторожно царапнул головку, поддел край щели на самой вершине, а потом скользнул вниз, коротко и с силой притёрся подушечкой к уздечке.
Миха откровенно поплыл, но сдаваться упрямо не собирался.
- Удивительное рядом, - скептически хмыкнул он, хотя вышло предательски неровно и прерывисто. И всё-таки озвучил терзавшее его несоответствие: – На тебя глядя, меньше всего подумаешь, что ты свою задницу кому-то дашь.
- И как же это я, по-твоему, должен для этого выглядеть? - усмехнулся Хирург.
- Ну... - замялся Миха. - Как-нибудь... менее мощно, что ли.
- Вот идиотизм! – Хирург рассмеялся. – А вроде цивилизованная страна ещё. Ладно б у нас такое услышать…
- У вас – это где? Ты вообще откуда?
- Русский я, из России.
- А… ну то-то я смотрю, язык знакомый, - соврал Миха, который с детства знакомый, оказывается, язык по звучанию так и не опознал. – А по-немецки прям хорошо говоришь, свободно.
- Ну так я жил здесь... на немке был женат, ещё в восьмидесятых. Недолго, правда, но хватило. Да и потом общаться приходилось, и приезжал тоже часто.
- У нас впервые мужиков попробовал? – едко поинтересовался Михаэль. – В цивилизованной стране?
- Не, - Хирург мотнул головой. – У меня девушка была несколько лет назад… ну как сказать, девушка… - он вдруг рассмеялся. – Транссексуал. Личико женское, сиськи там, попка круглая, ноги от ушей... и болт двадцатисантиметровый между ног.
- Нихуя себе… - пробормотал Миха. - Вот тебя угораздило!
- А чё? Она предупредила, всё честно. Правда, когда сказала, уже поздно было, я уже вляпался по уши, хоть и пальцем её до того даже не трогал. Но уж больно баба классная была. Характером, я имею в виду. Да и вообще… ну, в общем, я решил, что нехер выёбываться.
- Чего ты его всё бабой-то называешь? - ухмыльнулся Миха. – Какая из него баба?
- Да уж получше многих, я тебе скажу. Ну а что хуй вместо дырки… оказалось, что невелика проблема. Пользоваться она им умела – дай бог каждому.
- Я бы не смог, - уверенно заявил Миха. – Сбежал бы сразу, как только сказала бы.
- Не-а…- Хирург покачал головой. – Не сбежал бы. Ты ж тоже любопытный, обязательно полез бы проверять, как там чего. А потом… сразу если не сбежал, потом всё равно становится. Ну то есть, реально похер. Совсем, наглухо.
- Не знаю… не думал даже об этом.
- Ну подумай на досуге, - усмехнулся Хирург. – Много интересного надумаешь, гарантирую.
- И что? Чего разошлись тогда, если всё так круто было? – поддел его Миха, ловко переводя тему с неутешительных прогнозов.
Хирург улыбнулся грустно и почти растерянно.
- Да уехала она потом, в Голландию. Не смогла там у нас… ну, оно и понятно. Ни на пляж сходить, ни в бассейн, ничего такого, сам понимаешь.
- А ты чего с ней не поехал?
- Не моё оно, - пожал плечами Хирург. – У себя дома я кто-то. Байк-клуб у меня, люди… ну, понимаешь. А там был бы никем, всё с нуля. Что, за её счёт жить, что ли? – он вздохнул вдруг. - Хотя до сих пор не знаю, может, и стоило вместе уехать... чёрт его разбери. Побоялся просто, наверное. Может, и зря.
Он продолжал говорить – не повышая голоса, не добавляя в слова особо ярких эмоций. Просто рассказывал, коротко, спокойно и размеренно.
И так же размеренно и точно двигались его руки. Одна внизу – обхватывала неплотно, просто поглаживала, скорее. Вторая гуляла по телу, обмахивая ладонью шею, стискивая в пальцах соски.
Неторопливо, небрежно. Так, будто у них двоих – всё время мира, и спешить совершенно некуда.
- Я, когда она уехала, долго в себя потом приходил, - говорил Хирург. – Девки каруселью, конечно… вроде, понимаешь, и не сказать, что трагедия великая. Об её отъезде мы давно говорили, не вдруг всё это случилось, я вроде и к мысли привыкнуть успел… Но как-то не по себе было потом, неуютно. И девчонки после неё были неплохие, а всё чего-то не хватало… я, понимаешь, не въезжал долго, чего. А потом как-то раз подпил в компании и не домой потом поехал, а попёрся ни с того, ни с сего в гей-клуб. Перемкнуло чё-то вдруг… И не затем даже, чтобы подцепить там кого-нибудь потрахаться, а чтобы подцепить, потрахаться и убедиться, что это всё не то и нахер мне не сдалось. И мужика ж специально выискал такого же, как сам... ну, в смысле – совсем мужик. Здоровенный бычара такой... Ну типа, чтоб точно с души своротило и отшибло эту дурь раз и навсегда.
Миха едва слушал. Льнул к рукам всем телом, тяжело дышал приоткрытым ртом и едва удерживался от того, чтобы не взвыть в полный голос – мол, какого чёрта всё так медленно? давай уже, заканчивай болтать, и быстрее, сейчас…
Код для Обзоров
можно тут
тыкdrive.google.com/file/d/0B9etPKr8NWtPdnZwQkJCRE...
окончание в комментах
я хочу очень, чтобы он был и у меня) NC17+
Дисклеймер: никогда не случалось, полностью вымышлено, материальных выгод не имею.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ для тех, кто здесь оказался СЛУЧАЙНО: данный текст содержит описание откровенных сцен гомосексуального характера с упоминанием реальных людей в качестве персонажей в вымышленном сюжете. Если у вас не было намерения читать подобное, прошу немедленно покинуть эту страницу.
Вы были предупреждены."
читать дальшеЖарко. Такого жаркого лета не бывало уже давно. Солнце палило так, что трава зачахла и подёрнулась нездоровой желтизной, а листву на деревьях обожгло до хрупкого коричневого пергамента.
Миха про себя на все лады клял тот день, когда ему в голову пришло, что взять с собой на фестиваль Карен – неплохая идея. Пусть, мол, развеется.
Ну да, ну да... Она-то, ладно, развеялась. Вон, порхает в платье до колен и в шлёпанцах из трёх тонких ремешков, и жара ей нипочём. Сам бы он тоже с удовольствием натянул прямо на голое тело какие-нибудь гавайские шорты с пальмами на заднице. И вьетнамки. А майку игнорировал бы вообще, как класс. В конце концов, не баба же он, чтоб обязательно сиськи прятать.
Но по настойчивой рекомендации Карен – то есть, после малого захода с вопроса «И кого это ты голым торсом соблазнять собрался?», который грозил перерасти в большой скандал – пришлось в целях безопасности капитулировать без боя. И шляться теперь в самый солнцепёк одетым «пристойно» – то есть, замотанным в тряпки с головы до пят. Если б можно было, Карен и в хиджаб его для верности завернула бы, надо думать.
Майка, джинсы… он с психу даже носки и тяжёлые ботинки напялил. Ну просто всё, как полагается приличному джентльмену. Галстука, жаль, под рукой не случилось. А так вообще – вот хоть прямо сейчас на вручение наград, мать его туда…
С таким же успехом можно было в космический скафандр упаковаться. И то, может, проще было бы – какая-никакая изоляция от атмосферных воздействий. Всё, что угодно, лишь бы отделаться от этой чёртовой пустыни Гоби в отдельно взятой земле Баден-Вюртемберг.
Блять, ну хоть бы тучку какую-нибудь, что ли? Или ещё лучше – дождь. Даже лучше бы ливень с грозой.
Ну да, и грязи по колено...
Всё не слава богу, как ни крути.
Михаэль смахнул пот со лба, ожесточённо взъерошил короткие волосы и повертел головой, присматриваясь – куда там Карен опять подевалась. Потеряется ещё в толпе, а потом, когда найдётся, мозги десертной ложкой доест – типа, «какого чёрта ты бросил меня одну?»
Женщины, они… ну просто женщины, что с них взять.
Он собрался уже окликнуть её, рявкнуть во весь голос – уж вялый шум фестивальной толпы, одуревшей от жары, он как-нибудь своим вокалом переорёт – но тут же зацепил взглядом знакомое цветастое платье неподалёку, метрах в тридцати справа, совсем близко к Таубертальвег. Там тоже заинтересованно толпились люди, но как-то… отдельно от фестиваля, что ли. Миха заметил среди них и Кая, с ним-то Карен как раз и разговаривала.
Она с Люттером вообще на удивление чудесно ладила, хотя остальных друзей и коллег Михаэля, пожалуй, недолюбливала, каждого в той или иной степени.
Ну, с другой стороны, Кай с женщинами умел дружить. Эдакий рыцарь в сияющих доспехах. Всё всегда поймёт и посочувствует. Поддержит, утешит, сопли-слёзы вытрет, доходчиво мозги вправит…
Женщины его ценили. И любили. Правда, как друга, по большей части. Но именно что «по большей»… а была ведь ещё и меньшая.
Жена у Кая, конечно, строгих правил, и характерец тот ещё. Измены она ему не простила бы ни за что, но ей – как впрочем, и всем другим посторонним, которые не в группе – и в голову не пришло бы никогда, что исключительный тихоня и аккуратист Кай вообще на что-то подобное способен.
Миха усмехнулся про себя. Ну да, конечно, неспособен... восемь месяцев в году на гастролях, на записи, ещё на чём-нибудь важном – и вдруг кто-то был бы неспособен. Ну-ну.
Правда, Кай даже налево гулять умудрялся всегда как-то аккуратно и благопристойно. Да что там гулять… он даже панковал по молодости умилительно осторожно и совершенно без последствий.
Миха так не умел. Ни дружить с дамами, ни обойтись без нежелательных неприятных приключений. Его отношения с женщинами всегда распадались на какие-то плохо связанные между собой составляющие. Флирт – отдельно. Задушевный трёп – отдельно. Секс – отдельно.
Брак, совместное хозяйство – это тоже, как выяснилось, вполне отдельно… отдельно от всего.
Миха иногда думал: жаль, для любви среди всего этого паноптикума так и не нашлось места.
Иногда, секундными вспышками, он искренне жалел, что вообще вляпался в семейную жизнь. Иногда казалось, что одному быть лучше. Что когда тебя никто не считает своим, лишь тогда тебе принадлежит весь мир.
И врать никому не надо...
Врать он не любил и толком не умел, но приходилось. А сделать так, чтобы не приходилось, почему-то никогда не удавалось.
А поскольку не умел, всё в итоге получалось не очень красиво.
Впрочем, такие мысли, если они и приходили ему в голову, он усердно гнал от себя. Они были слишком тревожными, слишком неприятными и неудобными. Тревожиться и беспокоиться Миха не хотел, ему от этого делалось неуютно жить, поэтому для надёжности он неизменно предпочитал по-страусиному сунуть голову в песок, пока гроза не пройдёт стороной.
В грозовые сезоны он пил и курил больше обычного и был особенно, почти истерически весел, говорлив и деятелен. Планка работоспособности подскакивала до невообразимых высот – его личная и всей группы вслед за ним. А после всё снова становилось, как раньше, и беспокоиться вроде бы было вовсе не о чем.
До следующей грозы, по крайней мере.
Неосознанно, в самом глубоком закоулке души он, пожалуй, ждал и надеялся, что Карен всё это осточертеет окончательно, и она просто подаст на развод, облегчив жизнь и себе, и ему. Он бы даже, может, и сам ушёл, но всё никак не мог собраться с духом.
Почувствовать себя ещё большим подлецом, чем есть, решительно не хотелось. Кроме того, это была всё-таки привычная, удобно разношенная петля, а испытывать судьбу, случайно впутавшись в новую, неизвестную, совсем не тянуло.
Карен, вопреки ожиданиям, самоотверженно терпела его выходки уже который год. Правда, попутно на всю катушку мотала нервы им обоим. Ей не нравилось абсолютно всё, без исключения: что его месяцами не бывает дома, что то и дело просачиваются какие-то неутешительные сплетни о его похождениях, что он заигрался в подростка, а ей вовсе ни к чему ещё один сын, что сорокалетний ребёнок – это уж слишком.
И помимо прочего, она способна была приревновать его даже к табуретке.
Миха довольно долго недоумевал: с тех пор, как они поженились семь лет назад, сам он не изменился ни на йоту, разве что юношеского максимализма поубавилось слегка. Так и какого же вдруг чёрта? А потом недоумевать постепенно перестал и начал просто привычно отгавкиваться от привычных претензий.
Инстинкты, рефлексы, ритуал… мысль в этих процессах больше не участвовала, разуму там не было места.
В результате никто никуда не уходил, и всё как-то шло – когда хуже, когда лучше. Терпимо, в целом.
Хотя могло бы, наверное, и совсем хорошо… но увы, никак не получалось почему-то.
- Это всё потому, что ты женщин не уважаешь, - высказал ему Люттер как-то раз.
Тогда была глубокая ночь, они возвращались автобусом в Берлин с очередного фестиваля. Все остальные уже давно мирно дрыхли на втором этаже найт-лайнера, а им двоим отчего-то всё никак не спалось. Они по очереди тихонько спустились вниз и теперь дуэтом старательно изничтожали чудом сохранившуюся в холодильнике водку, курили и трепались «за жизнь».
Они были порядком подшофе тогда, во время этого разговора.
- Чего это вдруг – не уважаю? - Миха хмыкнул удивлённо, сгрёб из пакета остатки чипсов, закинул в рот и весело захрустел. – У меня манеры. Я вообще джентльмен, каких поискать. Воспитанный, вежливый и обходительный. Любая тебе скажет.
- Да я не про манеры, - качнул головой Кай. – Так-то с виду, конечно, джентльмен… что не мешает тебе на женщин свысока плевать.
- Да ну бред какой! – фыркнул Миха. – Какое свысока? Меня что, не женщина родила и вырастила, что ли? Да ты и сам отлично знаешь, как я к маме отношусь. Ну вон, в гостях же недавно вместе были у неё…
- А! - отмахнулся Кай. – Мать, понятное дело. Само собой. Но остальных ты в грош не ставишь. Вот тебе и все твои беды.
- Да ну не знаю я, как, по-твоему, их ещё уважать-то надо? Как-то по-особому, что ли?
- Мне так кажется… - Люттер закурил, отвернулся от окна снова к Михе, - что ты на них злишься. Вообще, всегда и на всех. То есть, понимаешь, ну… потому что они – не твоя мать.
- Пошёл бы ты! – возмутился Михаэль. – Давай, припишем мне ещё этот… как его… эдипов комплекс! Или что там мозгоправы всем в диагноз лепят…
- Ну причём тут это? – досадливо поморщился Кай. – Просто… ну понимаешь, матери ведь нас принимают всяких. Придурков, блядей, сволочей, неудачников… да вообще любых. И ничего взамен не требуют. Это... ну, такая… безусловная любовь, понимаешь? А ты, Миха... тебе материнская юбка вообще по жизни нужна, как воздух. Просто все остальные бабы в твоей жизни – они не твоя мать. Они не любят тебя без условий, потому что ты не их ребёнок. Ну логично, в общем-то… но ты же им всегда как будто мстишь за то, что они тебя в этом обманули. И хоть с одной бы что-нибудь хорошее вышло, а так… - он не договорил и только махнул рукой. - В общем, куда уж тут до уважения.
- Ты сам-то понимаешь, чё несёшь вообще? – с угрозой спросил Миха, подавшись к нему через стол.
- А, ладно! - пьяно рассмеялся Кай и неловко хлопнул ладонью по столику, перевернув пустую рюмку. - Херня всё. Забей.
Рюмка с глухим рокотом прокатилась по пластиковой столешнице и брякнулась дном о выпуклую окантовку по краю. И Миха подумал, что Люттер, пожалуй, выпил куда больше, чем хотел бы показать. И подумал ещё, что у него, может, тоже грозовой сезон, мало ли…
По крайней мере, так было удобно думать.
И он послушно забыл об этом разговоре, выкинул его из головы, как и любую другую неудобную мысль.
А сейчас, глядя, как Карен разговаривает с Каем и стоящей рядом с ним незнакомой девицей, обряженной в чёрную кожу и линялую джинсу – по такой-то жаре! – вспомнил зачем-то снова.
И подумал ещё, что ну и подцепил же себе Кай тёлку… и хоть бы Карен не врубилась, в чём дело, а то принесёт ещё супруге Люттера радостную весть на хвосте…
Мало им Райна, вечно страдающего ровно той самой хернёй. Ещё Каю не хватало в это вляпаться.
Миха сунул руки в карманы и торопливо зашагал к оживлённой компании, рассчитывая оттащить Люттера в сторонку и по-быстрому прочистить ему голову прежде, чем случится что-нибудь трудно поправимое.
Пока он шёл, к компании уже успел присоединиться какой-то здоровенный мужик, похожий на гориллу. Весь в чёрном, с длинными волнистыми волосами – такие же тёмные, они почти сливались с футболкой, и из-за этого он казался ещё массивнее – он так по-хозяйски облапал красотку в коже, что Миха аж притормозил, когда понял, насколько ошибся в расчётах и предположениях.
Но всё же решил дойти, куда собрался, раз уж всё равно теперь на полпути.
Компания, расположившаяся у дороги, оказалась байкерами, которые ехали откуда-то куда-то, а заметив толпу и весёлые гуляния, устроили привал в живописной долине, чтобы отдохнуть с дороги, перекусить, принять душ, раз уж тут обнаружились душевые, и переждать жару, прежде чем отправиться дальше.
Обочина была уставлена мотоциклами разных мастей, размеров и конфигураций. Сплошные чопперы – хромированные рамы, лаково блестящие баки, сверкающие шильдики на их округлых боках и надраенные до бриллиантового сияния фары. Просто натуральное байк-шоу на выезде…
Миха и вовсе забыл, куда и зачем шёл на самом деле, а ноги уже сами несли и остановились лишь напротив первого попавшегося по дороге чоппера – «Ямаха», достаточно скромная по сравнению с остальными, не кастом даже, обычная серийка, только бак и колёсные арки выкрашены свежим бирюзовым лаком.
Через минуту он уже оживлённо трепался с владельцем байка, тоже непредусмотрительно запакованным в джинсы и джинсовую же рубашку с длинным рукавом.
И давно ли мотоцикл у него? И как, что? А ходовая? А расход? А скорость? А жопа не отваливается, если в седле подолгу?
Не то чтобы Миха обдумывал покупку собственного чоппера в ближайшей перспективе. Скорее, восточно-германская голодная юность взыграла. Тогда о хорошем мотоцикле можно было лишь помечтать, да и то не во весь голос, где уж там потрогать или покататься. «Явы» и с военных времён оставшиеся «Цюндаппы», тяжеловесные и медлительные – вот и весь наличный ассортимент, пожалуй.
Да, таких лёгких и стройных ласточек тогда днём с огнём было не найти…
Хозяин «Ямахи», именем которого Миха забыл поинтересоваться, пухлощёкий небритый парень, изнывающий от августовского зноя в насквозь пропотевшей джинсе, говорил только по-английски – так же скверно, как и сам Миха, а то и хуже, поэтому понимали они друг друга прекрасно. Миха подумал, что чех, наверное. Может, румын или венгр, что ли… откуда-то оттуда, в общем, судя по выговору.
Парень мялся, явно слегка стеснялся своей скромной лошадки на фоне других стальных мустангов, но на вопросы послушно отвечал.
А потом неохотно признался:
- Ну, у меня и смотреть-то пока не на что. Тут ещё делать и делать. Я только купил, едва успел нутрянку кое-как в порядок привести. Это первый выезд большой, считай, пробный. А если хочешь интересное, сходи вон к Хирургу¹. Вот там есть, на что глянуть.
Он мотнул головой вправо, и Миха перевёл взгляд на мягко отблёскивавший бархатной чернотой «Харлей». Больше всего он напоминал пантеру, которая застыла, вытянув тело в ленивом и смертоносном прыжке.
Хромированные трубки блестели и мерцали бликами на солнце, и лишь по бокам фигурные объёмные накладки, похожие то ли на драконий хребет, то ли на броню «чужого», переливались тусклым чернёным серебром.
- Ага, - согласился Миха, торопливо пожимая руку владельцу «Ямахи» и больше уже не отводя взгляда от «Харлея». – Пойду… посмотрю, ага.
Краем глаза он заметил, что Карен и Кай до сих пор мирно беседуют с той самой девицей. Но гориллы в чёрном с ними уже не было. Карен, увидев Михаэля, махнула ему рукой в приглашающем жесте, однако «ревнивый радар» не включила: женщин здесь было мало, и все они были с кем-то, так что беспокоиться ей было не о чем.
Миха помотал головой, выставил ладонь в предупреждающем жесте – мол, я тут, рядом, но занят – и направился к манившему благородным блеском чёрному красавцу.
Его хотелось потрогать, огладить ладонью круглый лаковый бок бензобака, но Миха не рискнул – чужое всё-таки. «Харлей», стоящий чуть поодаль от остальных байков, манил, как только может манить двухлетнего малыша новая чужая игрушка в песочнице, и Миха упрямо и бессмысленно топтался вокруг него кругами – то подходил поближе, то отступал в задумчивости.
На плечо внезапно легла тяжёлая рука.
- Нравится?
- А? – встрепенулся Миха, выпадая из раздумий, и обернулся. – Хорошая зверюга, н-да…
Перед ним стоял тот самый темноволосый, похожий на гориллу, и самым внимательным образом его рассматривал, прищурив светлые глаза – под ярким солнцем они выглядели ледяными, совершенно прозрачными, а из-за угольно-чёрных ресниц обманчиво казалось, что обведены подводкой. У него явно когда-то была не раз сломана переносица. Нос заметно скошен на левую сторону, а по правой стелились шрамы – один пересекал лоб и густую бровь, а второй очертил скулу и заканчивался почти у самого подбородка. Широкое скуластое лицо, высокий лоб, тяжёлый подбородок, густо заросший короткой бородой – аккуратно подстриженной и даже с претензией на эспаньолку, впрочем.
- Твой? – Миха кивнул на чоппер.
- Мой.
- Ты, значит, Хирург?
- Он самый.
Хирург говорил по-немецки. Акцент слышен был, конечно, но говорил он всё равно свободно и бегло.
- Разбираешься в мотоциклах? - спросил он.
Больше всего на свете Миха не любил признавать, что в чём-то не разбирается. Но и облажаться, пытаясь влезть в плохо исследованные дебри, совершенно не улыбалось. А в мотоциклах он разбирался примерно так же, как и в высшей математике – то есть, чисто теоретически.
Поэтому он смущённо пробурчал, неопределённо повертев в воздухе пальцами:
- Ну… так. Управлять умею. А в механике не очень.
- Ясно, - кивнул Хирург. – Но интересуешься, как я понимаю. Себе хочешь?
- Может быть, - Миха пожал плечами со вздохом. – Когда-нибудь…
- Ну, оно дело такое, - хмыкнул Хирург. – Никогда не поздно.
- Покататься дашь? – набравшись наглости, Михаэль всё-таки хлопнул ладонью по блестящему бензобаку. Нагретый полуденным солнцем, металл почти обжигал пальцы.
Не то чтобы всерьёз верилось, что Хирург согласится, но вдруг... чем черти не шутят.
- Не, - со смешком мотнул головой Хирург. – Своего коняшку под жопу я никому не дам, уж извини.
Ну вот. Что и требовалось доказать.
- Но покатать могу. Хочешь?
- Девица я, что ли, катать меня? – фыркнул Миха презрительно.
- Вот ты странный… если хочется прокатиться, почему бы нет? – Хирург бесстрастно пожал плечами и внезапно рассмеялся.
Широкая, вроде бы добродушная улыбка смотрелась на его лице странно – лучиками залегли вокруг глаз тонкие смешливые морщинки, но ничуть не смягчили пронзительного холодного взгляда, а из-за острых клыков, выступивших меж растянутых узких губ, улыбка была больше похожа на оскал хищника.
- Боишься, что уроню? – Хирург обошёл Миху, напоследок лениво хлопнув его по плечу, небрежно выбил боковой упор и уверенно оседлал своего «коняшку», коротко кивнув на место позади себя. – Да садись, не дрейфь. На встречный ветер слетаем. Ну?
- Вот не лень же тебе всех встречных-поперечных катать….
- А я люблю ездить, - хохотнул Хирург. – Больше, чем на месте стоять. А тут и повод вроде.
- Ладно, поехали.
Миха крикнул Карен, что скоро вернётся и, не дожидаясь вопросов и возражений с её стороны, поспешно забрался на своё место, с трудом втиснувшись позади Хирурга.
Карен, впрочем, если и собиралась возразить, то не успела – подруга Хирурга, которая по-прежнему крутилась рядом с ней и с Каем, фамильярно приобняла её плечи, что-то сказала, рассмеялась и небрежно махнула рукой в сторону «Харлея». Карен засмеялась с ней вместе и отвернулась, казалось, напрочь позабыв о муже.
- За меня держись, - предупредил Хирург и вдруг дёрнул подбородком в сторону Карен. - Твоя?
- Моя, - вздохнул Миха, послушно обхватывая мощный торс руками и чувствуя себя при этом глупее некуда.
- Красивая баба… но стервозная. Уж извини.
Миха уже готов был возмутиться и рявкнуть, а то и морду наглую кое-кому набить. Что стервозная, это он и сам знал получше многих, но не этой же обезьяне рот открывать на его жену.
Но опоздал – Хирург молниеносно завёл мотор и дал по газам. «Харлей», быстро набирая скорость, с рёвом выпрыгнул в развороте с обочины на пыльную дорогу и рванул на север, в сторону Штайнбаха. Миху инерцией отбросило назад, в поясницу вдавилась спинка седла, и он инстинктивно подался вперёд и намертво вцепился в Хирурга, распластавшись всем телом, изо всех сил стиснув коленями его бёдра.
Вот теперь уж точно было глупее некуда.
Поля и рощицы по обе стороны от дороги сливались в сплошные бурые полосы с едва различимой прозеленью. «Харлей» взрезал собой встречный ветер, и тот, пренебрежительно брошенный за спину беспечным ездокам, лишь угрожающе вихрился, шипел и гудел, проносясь мимо. Дорога стелилась под колесо блекло-серой лентой, и из-за плеча Хирурга всё виделось так, словно «Харлей», едва касаясь колёсами асфальта, просто набирает скорость – только и ждёт, когда удастся разогнаться хорошенько, а после вдёрнет нос, встав на заднее колесо, и пойдёт на резкий взлёт.
Ветер мстительно бросал в лицо дорожную пыль, глаза слезились, и дыхания не хватало – воздух слишком уж быстро нёсся навстречу и исчезал, оставаясь за кормой, а поймать его в глубокий вдох всё никак не получалось.
Голые руки обжигало жаром, мелкими осколками дорожного гравия, хлёстким ветром, и от этого покалывало в кончиках пальцев, словно кровь в теле забурлила, вскипая крохотными пузырьками.
Миха даже не замечал, что смеётся.
Чистейший восторг. Совершенная иллюзия полёта.
Хотелось орать во всё горло от неожиданного пьяного счастья. Широко раскинуть руки, притворившись птицей, которая парит на распростёртых крыльях, подхваченная воздушным потоком. Оставаться на земле, но будто бы застрять в свободном падении, преодолевая собой тяжёлое сопротивление воздуха. А навстречу с ужасающей скоростью, как на быстрой перемотке, несётся весь мир – но и в этом нет ничего опасного, потому что нет никакого падения, и не будет никакого конца. Ведь в каждую секунду можно свернуть. Можно выбрать другую дорогу, собственный путь – любой, какой захочется…
Полная свобода.
Скорость лихорадила. Сердце блаженно ёкало, и от предвкушения и нетерпения сладко, почти до слёз сжималось что-то в солнечном сплетении. Совершенно детское чувство – словно ожидание обещанного сюрприза. Долгое томление в неведении захватывает ведь куда больше, чем единственный краткий миг, когда наконец раскрывается тайна.
И Миха готов был нестись по этой дороге вечно, захлёбываясь восторженным ожиданием неизвестности и не останавливаясь ни на секунду…
Однако проехав ещё пару километров, Хирург вдруг плавно сбросил скорость, а после и вовсе затормозил, скатившись на обочину.
Кивнул Михе:
- Разворачиваться пора. И так уже чёрти куда заехали.
Но разворачиваться почему-то не стал, а вместо этого шлёпнул Михаэля по колену.
- Слезай. Разомнёмся слегка.
Миха послушно сполз с мотоцикла. Несмотря на то, что и седло, и спинка были мягкими и удобными, задница всё равно тупо ныла с непривычки. И в низу живота до сих пор сладко тянуло, хотя джинсы уже не врезались между ног оттого, что бёдра широко раздвинуты над седлом.
Стояк, блять. Как у подростка же – не пойми с чего. Ветром, что ли, навеяло…
Миха постарался встать как-нибудь боком к Хирургу, чтобы не так в глаза бросалось, и принялся усиленно думать о чём-нибудь, как минимум, невесёлом.
Без толку. В голову лезли туманные мечты о собственном мотоцикле, которые мгновенно переключались на воспоминания о поездке минутной давности, и…
В общем, не помогло.
И Хирург, конечно же, заметил.
- Ого, как тебя разобрало-то! - ухмыльнулся он добродушно, и Миха с изумлением почувствовал, как полыхают уши и щёки.
Смущаться он давным-давно уже отвык. Ещё в подростковом возрасте, когда на собственном многократном опыте с горечью осознал, что на смущение и стыд окружающие реагируют, как псы на страх – набрасываются всей стаей, зло щерят клыки и остервенело рвут клочья мяса.
Потому что слабому одна дорога – сдохнуть.
Миха тогда и решил из чистого упрямства, что слабым не будет ни за что, и сдохнуть – это вы хер дождётесь. И с тех самых пор всеми своими деяниями, за которые обычным людям было бы стыдно, бравировал напоказ, из принципа. Мол, вон как я могу. Вот такой, мол, я нетипичный парень. Вы стыдитесь, а мне запросто, так что любуйтесь и завидуйте молча.
Сначала это было страшно. Потом просто неловко. Потом он начал собой гордиться. А потом… вошло в привычку, вросло под кожу. И стало попросту всё равно.
И тут – сюрприз, тоже ещё! – вдруг уши горят от стыда перед каким-то заезжим байкером, которого он в первый и последний раз видит. Да ещё и за что? За то, что хуй встал не ко времени.
Вообще-то, этим даже гордиться стóило бы.
Бред же какой…
- Ну скорость же, знаешь, чистый драйв... адреналин, - как можно небрежнее пожал Миха плечами, не глядя на Хирурга.
- Ну да, - покладисто согласился тот. – Оно бывает такое.
А потом неожиданно ухватил чоппер за руль, развернул и покатил его по траве с обочины в сторону небольшой рощицы, полосой отделявшей дорогу от полей.
- Идём, - бросил он через плечо.
- Куда?
- Туда.
- Зачем?
- Затем.
- Поссать, что ли? Так нахера мотоцикл-то тащить? Можно просто по очереди в кусты наведаться.
- Поссать… - хмыкнул Хирург и внезапно остановился, а Миха чуть не влепился ему носом в затылок. – Учитывая причуды мужской физиологии, боюсь, прямо сейчас у тебя это не выйдет.
Он, едва обернувшись, легко провёл тыльной стороной ладони по отчётливой выпуклости под застёжкой джинсов Михаэля и со смешком закончил:
- У меня, кстати, тоже.
- Э… - глубокомысленно протянул Миха, не вполне доверяя собственным ушам и заодно – всем остальным органам.
И взглянул на рощицу с сомнением.
- Да ладно, чё ты? - рассмеялся Хирург. - Испугался, что ли?
- Ну прям! – фыркнул Миха задиристо. – Есть чего пугаться, можно подумать!
- Не, нечего. Ничего плохого не сделаю.
- Хорошо, что ли, сделаешь? – вырвалось у Михаэля.
Гораздо раньше, чем он успел как следует подумать.
- Хорошо – это запросто, - ничуть не смутившись, согласился Хирург и зашагал дальше, так и ведя свой «Харлей», словно коня в поводу. – Я люблю, когда кому-то со мной хорошо.
- Так ты серьёзно это, что ли? - Миха догнал его, пошёл рядом, заглядывая ему в лицо пытливо.
- Ну а в чём проблема-то, недоверчивый ты наш? - криво усмехнулся Хирург. – Пойдём, поможем друг другу, разойдёмся сытые и довольные. Никаких проблем.
- У тебя же баба там… - растерялся Михаэль. - С моей, кстати, подружилась вроде даже…
- Ну вот пусть они там дружат себе, а мы с тобой тут… по-своему.
Рощица была совсем небольшой. Просто три или четыре ряда редко посаженных деревьев и скудный подлесок – какой-то хилый кустарник с мелкими листьями. Хирург вогнал байк в узкий просвет между двумя крепкими деревьями, варварски смяв листья и ветки кустов. Поставил мотоцикл на упор, осмотрелся деловито.
- Ну вот… вроде так не особо светимся. Ни с поля, ни с дороги.
Миха с самым независимым видом привалился спиной к толстому стволу старого тополя, скрестив руки на груди, и в хребет даже через майку немедленно вгрызлись выпуклые извивы коры и мелкие сучки. Миха поёрзал, поморщился и шёпотом ругнулся сквозь зубы, но с надёжного места не двинулся. Выудил из кармана джинсов измятую пачку сигарет, заглянул в неё и выругался ещё раз, уже в полный голос – последняя сигарета оказалась переломлена почти ровно пополам.
- Сигареты есть у тебя? – хмуро спросил он, беззастенчиво швыряя пустую пачку в кусты, и принялся ожесточённо крошить в пальцах жалкие останки бывшей сигареты.
- Не курю. Бросил давно.
- Вот же блядство…
- Да ладно тебе, хватит нервничать. Назад вернёмся – накуришься, потерпи уж.
Голос Хирурга зазвучал вдруг приглушённо и вкрадчиво. Многообещающе весьма зазвучал.
И Миха с трудом подавил желание выматериться ещё раз.
Разумеется, он прекрасно понимал, чего ради они спрятались в этих грёбаных кустах где-то в жопе мира. Разумеется.
И не сказать даже, что повод для этих пряток его всерьёз возмутил или обескуражил. Строго говоря, такая идея приходила ему в голову не раз. Благо, с бабами он за всю жизнь уже успел натрахаться в любых вообразимых и не очень количествах, местах и позициях. Разве что стоя в гамаке и в прыжке с парашютом не довелось.
Так что свежие ощущения пришлись бы даже весьма кстати – в теории вопроса.
Однако теория так и оставалась теорией, поскольку на практике всё никак не подворачивался ни подходящий случай, ни подходящая кандидатура.
И если уж совсем честно, то эта конкретная кандидатура подходящей тоже не казалась. Хотя... если вдуматься, то случай почти идеальный. Приезжий, незнакомый, через пару часов двинется дальше, и нет его… да они даже имён друг друга толком-то не знают.
Но Миха вовсе не рассчитывал, что его партнёром в этой новаторской инициативе окажется эдакий вот гривастый качок-переросток с разукрашенной шрамами мордой и на байке. Скорее, виделся какой-нибудь… более мягкий вариант, что ли.
И поэтому теперь Михаэль безуспешно допытывался сам у себя: кой же чёрт всё-таки его дёрнул именно сейчас безропотно тащиться именно в эти кусты?
А Хирург уже подошёл близко и встал прямо перед ним, упёр ладонь в ствол дерева рядом с головой, задевая запястьем висок. Вторая рука сноровисто расстёгивала пряжку ремня на джинсах Михи, пальцы дёргали язычок молнии, цепляли и оттягивали вниз резинку боксеров, одновременно стаскивая джинсы с бёдер.
Миха рассматривал его руку с отвлечённым болезненным любопытством. Эта рука и то, что она творила – всё это упорно не желало совмещаться в воображении с самим Хирургом.
Поэтому выше Миха старался не смотреть.
Хирург тем временем ловко справился с застёжкой, и его широкая ладонь скользнула между животом и членом, большой палец небрежно проехался сверху вниз, зацепив ногтём уздечку.
Миха потрясённо выдохнул и инстинктивно подался бёдрами вперёд, совершенно наплевав на неясную принадлежность ласкавшей его ладони. Ладонь в ответ грубовато сгребла мошонку в горсть, потянула вперёд и вверх, а вторая неторопливо потащила джинсы и боксеры ещё ниже, остановившись, лишь когда широкая резинка плотно врезалась под яйцами.
- Ну… – лениво протянул Хирург, не переставая мерно, неторопливо поглаживать и сжимать, выкручивал ладонь по спирали на движении сверху вниз и обратно. – Руку-то давай сюда.
Миха чуть было не брякнул: «Зачем это?» - но вовремя прикусил язык и лишь поспешно вытянул руку вперёд, с размаху ткнувшись ладонью в мягкую кожу штанов под тяжёлой литой пряжкой ремня.
- Жарко как, чёрт… - пробормотал Хирург и немедленно потащил с себя чёрную футболку с белым принтом на груди, оставляя Миху наедине с ремнём и застёжкой-молнией.
И Миха во всём этом, конечно же, запутался. Неудачно застрял язычком пряжки в блочке ремня, потом долго не мог выцарапать пуговицу из петли, потом зубцы «молнии» зажевали ткань…
Хирург быстро и весело выругался сплошными шипящими – язык Михаэль так сразу не опознал, но подумал мельком, что похоже всё-таки на польский – шлёпнул его по ладони, отводя руки от себя, и в два счёта разобрался со всем, что Михе так и не удалось.
- Вот ей-богу, мнёшься, как целка на выданье, - всё так же весело констатировал Хирург.
- Ну так я в этом плане вроде как целка и есть, - хохотнул Миха.
И против всякого желания снова запылал ушами, даром что по давно усвоенной привычке постарался с ходу обернуть всё в шутку. И даже не без кокетства, следовало признать – и от этого уши загорелись совсем уж факелами.
И теперь приходилось пялиться Хирургу куда-то в подбородок. В глаза смотреть как-то не тянуло, а разглядывать всё, что ниже...
Было любопытно, конечно. Но Миха небезосновательно опасался, что серьги в ушах расплавятся. Серебро, оно вообще, как известно, металл легкоплавкий…
- Вот уж не подумал бы, – усмехнулся Хирург.
- Я что, по-твоему, на пидора так похож, что ли?
- Да не… хотя жопой при ходьбе крутишь занятно. Но я не к тому. Оно, уж извини, на морде у тебя написано, что ебаться до того любишь, что сон и жратву на это променять готов. А у таких тормозов нету. Попробуют всё, хотя бы по разу. Ну, чисто из интереса, чтобы с чистой совестью нахер послать, если не понравится. А так-то, по возрасту ты уже не младенец… ну и так-то я рассчитывал, что все эксперименты уже состоялись, и ты теперь знаешь, что делаешь. А тут вон чё... надо же.
Должным образом прокомментировать эти пространные размышления о природе его, Михаэля Райна, сексуальности и ориентации, а заодно – и об особенностях телодвижения, Миха попросту не успел.
Как раз в этот момент к его собственному члену притиснулся сбоку чужой, бархатистый, горячий и чертовски твёрдый, а округлая головка требовательно ткнулась в пах.
Как назло – чужой член оказался если и не длиннее, то однозначно толще, чем свой.
- Померяться ты, что ли, решил? – раздражённо фыркнул Миха.
- Не… просто познакомиться.
У Хирурга были крупные красивые руки с ровными, почти изящными пальцами. И ладони – на удивление мягкие, хотя, казалось бы, с мотоциклами же возится постоянно, должны были бы загрубеть…
И в том, что эти мягкие ладони сейчас оборачивали собой оба возбуждённых члена сразу, двигались вразнобой, навстречу друг другу, поглаживали пока ещё легко, почти невесомо – во всём этом было нечто, слабо соотносимое с реальностью обычного жаркого дня в конце лета. Но вместе с тем – и что-то отчётливо правильное в своей нереальности. Необходимое.
И прямо сейчас, в этот самый момент – неизбежное.
- Во-первых, ты во мне уже дыру глазами протёр, - прозвучал сверху насмешливый голос Хирурга, и Миха только сейчас сообразил, что внимательнейшим образом рассматривает его голую грудь и живот.
Полюбоваться, откровенно говоря, было на что: торс у Хирурга был мощный, скульптурно вылепленный, явно приобретённый в результате серьёзных тренировок.
Миха завистливо оценил широкие плечи и бугры бицепсов, чёткую сетку кубиков на животе, выпуклый рельеф смуглой груди с маленькими тёмными сосками – грудь была почти вся гладкой, лишь небольшой треугольник тёмных волосков по центру. Скользнул глазами ниже, по тонкой стрелке от пупка к паху, неловко сглотнул и, поспешно вскинув голову, снова прилип взглядом к груди.
- Во-вторых, - совершенно спокойно продолжил Хирург, - хорош отлынивать. Руки людям вообще для того нужны, чтобы ими брать то, что хочется. Так что валяй, не стесняйся, познавай мир.
У Михаэля на языке вертелась тысяча и одна колкость – и про руки, и про брать, и про познавать мир.
И про «хочется», в частности…
Вообще-то, строго говоря, хотелось. Не то чтобы прямо невозможно тянуло потрогать именно эту вот конкретную грудь, но как-то в общем и целом…
В целом у Михи к этому отношение было особое. Почему-то ни на одной другой части тела – женского, правда, само собой – он не зацикливался. Но грудь… тут клинило просто из ряда вон.
Первым же делом Миха всегда лез руками именно в дамское декольте. А потом там же надолго присасывался ртом. А потом… потом он весь исхитрялся там побывать, в разное время разными частями собственного тела. Лбом и скулой потереться, сгибом локтя или подмышкой прихватить, между шеей и подбородком на пару секунд придержать. Самому прильнуть так, чтобы соском в сосок ткнуться. Или член в ложбинку меж грудей пристроить и зажать его с обеих сторон мягким, упругим…
На самом деле Миха, оценивая интересующих его женщин, запросто плевал на всё, что угодно. На лишний вес и неидеальную фигуру, на признаки возраста, отпечатанные на лице – да на любые внешние несовершенства он плевал легко и непринуждённо. Брюнетка, блондинка или рыжая, с длинными волосами или с короткой мальчишеской стрижкой, тонкая тростинка или пышная «гитара», юная нервная кокетка или уверенная в себе опытная дама… вот это всё были мелочи, просто картинки-наклейки на запертом сундуке с сокровищами, и никакого принципиального значения они не имели.
Зато неподходящая грудь могла перечеркнуть какие угодно достоинства. Надо было обязательно, чтобы высокая, упругая, чтобы небольшая и в руку целиком уютно укладывалась. И чтобы сосок только потереть, ущипнуть слегка – и он уже сразу твёрдый и острый, щекочет пальцы и ладонь.
Ну, или губы и кончик языка…
Вот тогда внутри всё закипало мгновенно, разрядом шарахало по всему телу. Тогда вообще уже больше ничерта не надо было – и одного этого достаточно. Дай Михе волю, он бы часами от женской груди не отлипал. Так бы и мял, и тискал, облизывал, посасывал и покусывал. Игрался бы, как с любимой игрушкой, и сладко мурлыкал от удовольствия.
Ну и вот что тут скажешь при таком раскладе, а?
Может, и прав был Кай, когда приписал ему этот хренов эдипов комплекс. Он сказал тогда «юбка», да…
Промахнулся на полметра вниз, пожалуй.
Теперь перед глазами маячила грудь, не имевшая ничего общего с женской. Непривычно плоская, с непривычно мелким соском.
Непривычно шерстистая к тому же, чего уж там…
И тем не менее, в кончиках пальцев всё равно привычно покалывало и зудело. И руки сами так и тянулись дотронуться.
Михаэль одновременно хотел и опасался выяснять – отреагирует ли он и теперь так же, как обычно…
Короткие раздумья и сомнения завершились неловким опасливым тычком кончиками пальцев прямо в один из вопиющих кубиков пресса.
Было упруго и жёстко. Опять-таки, ничего общего с привычными ощущениями.
- Мощно, - буркнул Миха угрюмо, ткнув пальцами для верности ещё пару раз. – А если постучать, эхом отзовётся, да?
- Бубенцами, блять, зазвенит! - фыркнул Хирург. – Завидно, что ли?
- Есть чуть-чуть, - неожиданно честно признался Миха. – Правда, как представлю, как над собой надо изгаляться, чтобы вот такое получилось, так нахер никакие рельефы на пузе не нужны.
- Да ладно уж, - Хирург покровительственно усмехнулся. - Ты тоже вполне себе смотришься. Особенно для того, кто к спорту вообще никак.
А потом подцепил край пропотевшей насквозь майки Михаэля, потянул вверх. Коротко уронил:
- Снял бы. Жарко. И неудобно, под руки лезет.
Было и впрямь чертовски жарко, и Миха послушно принялся выпутываться из влажной тряпки. Хирург поймал его, когда он уже готов был выкрутить руки из пройм. Придержал за запястье и досадливо бросил:
- Ну не целиком же… дерево за тобой, спина будет разукрашена вся. Оно тебе надо?
- Да не дай бог! - почти испуганно открестился Миха, мгновенно вообразив себе, как объясняет взбешённой Карен, каким это хитрым методом ему удалось в результате получасовой прогулки на мотоцикле добиться россыпи столь подозрительных царапин на спине.
- Так и я тебе о чём… Через голову стяни, а руки так оставь. И назад просто перекинь, чтобы лопатки прикрыть. Всё помягче будет.
Проймы перекрученной майки тесно обтянули и пережали плечи тугими складками, и сразу стало неудобно, почти больно. И вдобавок ко всему хребет противно заныл.
Миха передёрнул плечами, поёрзал спиной по тополю и едва заметно скривился.
Хирург вдруг положил руку ему на загривок, сдавил горячими пальцами, а потом проехался ладонью вниз, заставляя отлипнуть спиной от ствола, и жёстко, уверенно прощупал позвонки один за другим.
Цокнул языком сочувственно.
- Со спиной беда прямо у тебя… если не делать ничего, через десяток лет скрутит так, что хрен разогнёшься.
- Да ну знаю я... - проворчал Миха.
О том, что на самом-то деле уже скручивало, и что четыре года назад уже оперировали, и потом три месяца восстановительной терапии и жёсткого корсета. И в первые дни даже просто сползать с кровати надо было в три приёма и не быстро, а уж в сортир по большому сходить – так вообще та ещё авантюра…
Вот об этом он решил скромно умолчать, чтобы не нарваться на ещё более суровую проповедь.
И вместо этого спросил:
- Так ты правда, что ли, по этой части? В смысле, хирургия?
- Не совсем, - Хирург качнул головой. - Хирургия-то хирургия, да не та. Я по челюстно-лицевой вообще. Но то в прошлом, давно уже к медицине отношения не имею.
Он ещё раз ощутимо, болезненно ущипнул Миху возле крестца и подытожил:
- Но уж такой цветущий сколиоз опознать, тут даже дипломов не надо. Слепой разве что не заметит. Ты б не затягивал с этим, правда. Хуже будет.
Миха горестно вздохнул.
- Я в курсе. Просто... ну, времени нету. То туры же, то запись, то репетиции, то ещё какая херня… короче, я на одном месте дольше пары недель и не бываю. Мне либо в каждом городе по врачу держать, либо уж не начинать, раз заканчивать некогда.
- Так ты из музыкантов, что ли?
- Ну так да... – кивком подтвердил Миха и почти сразу же пожалел, что проговорился.
И привычно изготовился отвечать на порядком поднадоевшие вопросы – что за группа? что за музыка? на чём играешь? - ну и так далее в том же духе. Всё это было давно знакомо, и ответы отработаны до автоматизма – изложить свою краткую культурно-историческую биографию он мог хоть днём, хоть ночью, хоть вообще не приходя в сознание.
Против всяких ожиданий Хирург спрашивать ни о чём не стал, а просто тряхнул гривой, презрительно поджал губы и хмыкнул:
- Понятно... Пьянки, наркота и ебля вместо спорта. А я ему тут за здоровье, значит, втираю. Ну-ну.
- Чего это сразу вдруг… - Миха полез было в амбицию, но заткнулся на полуслове и торопливо отвёл глаза, потому что и правда же – пьянки, ебля…
Ну, наркоты разве что нету. Уже.
Так, иногда только травка для настроения, но и то не всерьёз, по мелочи.
- Ладно, спина твоя, твоё дело, в конце концов, - решительно заявил Хирург и вдруг уцепил Миху за подбородок, потянул к себе уверенно.
И Михе показалось, что вот сейчас поцелует…
И к этому он как-то и вовсе не был готов. Учитывая щетину хотя бы.
Хирург, однако, с поцелуями спешить не стал. Присмотрелся внимательно, сощурив ледяные глаза, разжал пальцы, отпуская Михаэля, и многозначительно протянул:
- Отвлеклись мы не по делу… Ты куда руки-то убрал? Потрогай ещё. Мне нравится.
- Серьёзно, да? - съехидничал Миха. – Надо, чтобы я ещё в какую-нибудь твою выдающуюся мышцу влепился, и ты мне тут опять кучу нравоучений выдашь?
- Да ладно, не… ты просто так мнёшься и стесняешься забавно. Грех не подразнить.
- Кто? Я?! – вскинулся Миха. – Я стесняюсь?
- Ну, может, и нет... может, показалось просто. Ладно, мне правда нравится. И ты нравишься.
Ладонь Хирурга снова вернулась на своё место – поймала член Михаэля, накрутилась тугой спиралью от самого основания, пальцы плотно сжались под головкой и жёстко потянули крайнюю плоть вверх.
Миха растерянно всхлипнул, мгновенно и навсегда позабыв обо всех претензиях и неудовольствии секундной давности. Машинально подался всем телом вслед за движением чужой руки. Качнулся, теряя равновесие, и машинально выбросил обе руки вперёд, проехался напряжёнными ладонями прямо по рельефной груди Хирурга.
Если и мелькнула у него такая мысль – сравнивать эти ощущения с привычными – Миха позабыл о ней в ту же секунду…
Было уже не до сравнений.
От резкого, неловкого прикосновения соски напряглись, затвердели и ощутимо царапнули ладони в самой середине. И у Михаэля немедленно, без всяких усилий с его стороны включились все инстинкты и рефлексы, проверенные и отточенные годами практики, а сомнения и тормоза, напротив, отключились, как вовсе не было.
В следующую секунду он уже влип ртом в рельефную грудь. Вылизывал горьковато-солёную от пота кожу, пахшую звериным душным запахом. Остро и коротко прикусывал маленькие соски, ощущая, как твердеет и стягивается под губами кожа на ареолах, и язык теперь проезжался будто бы по чему-то жёсткому и шершавому.
Никакой нежности, никакой мягкости. Ничего подобного. Непробиваемая сталь мускулов под губами. Упругая проволока волосков под языком. Твёрдые, как головки болтов, соски под кромками зубов.
И ничерта это в итоге не меняло.
Миха урчал довольно и всхлипывал, захлёбываясь вкусом и запахом. Прихватывал губами и тянул волоски на груди. Кусал гладкую кожу над грудной мышцей, горячую и влажную от пота. Шарил ладонью по спине и судорожно вминал пальцы в тугой монолитный бок.
И второй рукой намертво вцепился в запястье Хирурга, чтобы не выскользнуть из его ладони – пришлось ведь изворачиваться всем телом, чтобы достать ртом туда, куда так хотелось, а хотелось же не только этого…
- Ох-х ты… - выдохнул Хирург. Сумбурно прошипел над головой что-то на своём непонятном языке, а потом снова по-немецки и уже куда спокойнее: - Рот у тебя какой, а? Жаль, не в тему оно мне. Так-то приятно, конечно, ты не думай… но честно, голову не сносит.
Миха почти не слышал, и уж точно не вслушивался. Сносит голову, не сносит голову…
У него снесло. И ловить уже было поздновато.
- Эй, эй… - Хирург придержал его ладонью за скулу, оттолкнул от себя легонько. – Стоп, погоди.
Миха рыкнул недовольно, по-прежнему цепляясь за Хирурга, не желая отпускать. Глянул исподлобья осоловелыми глазами, нервно облизнул губы, горько-солёные, пожжённые едким пóтом.
- Ты это… - Хирург замялся вдруг, хмыкнул неуверенно. – Знаешь, говорят, мы вообще охотнее всего делаем то, что самим понравилось бы. Так что…
Он не стал договаривать. Толкнув Михаэля в плечо, снова впечатал его лопатками в дерево. Широко огладил тяжёлой ладонью плечи, вскользь тронул ниже, зарывшись пальцами в густую поросль на груди. Потом склонился и легко обвёл кончиком языка левый сосок. И сразу же сомкнул губы кольцом, защемил между ними мягко, а пальцы в тот же момент тисками сдавили правый, потянули и выкрутили болезненно.
Контраст ощущений был бешеным, и сами эти ощущения – такими неожиданно мощными и яркими, что Миху прошило от макушки до кончиков пальцев на ногах.
Колени дрогнули предательски, ноги ослабли, подкосились, и Миха, не удержав равновесие, сполз спиной по шершавому тополёвому стволу. Бёдрами рванулся вперёд, прижимаясь ещё теснее к ладони, до сих пор лениво ласкавшей член, а руки утопил в волнистой тёмной гриве, надавил на затылок, притягивая ближе, потащил вниз следом за собой.
- Ты, твою ж мать! – выругался Хирург. Вывернулся поспешно и выпрямился, заодно подхватывая Миху и возвращая на место. Усмехнулся удовлетворённо: - Во как угадал, ага… ровно стой давай, ну?
Потом погладил его по щеке, скользнул тыльной стороной ладони по шее к плечу – нежно, почти невесомо – и серьёзно, без намёка на улыбку сказал:
- Хороший кот, ласковый. Жалко, сам я не такой.
Миха хотел было переспросить – почему сам не такой? Но лишь судорожно сглотнул пересохшим горлом и облизнул сухие губы, а Хирург уже продолжал говорить, тихо шипел-бормотал в ухо:
- Давай же, руку дай мне… - поймал его за запястье, потянул к себе между ног. – Давай. Ты мне, я тебе.
В ладонь на мгновение ткнулась гладкая головка, и там остался отчётливо-влажный след. Миха пропустил её в кольцо пальцев, сдвигая крайнюю плоть. Скользнул ниже, к самому основанию, и опасливо тронул кончиками пальцев волоски в паху. Осмелев, сжал пальцы, осторожно повёл руку обратно. И сразу снова вперёд, от себя.
Потом резче, жёстче, быстрее...
Было одновременно похоже и непохоже на привычные ощущения. Вроде бы всё то же самое – такая же твёрдая плоть под шелковистой кожей, влажно скользящая в кольце вспотевшей горячей ладони. Но направление было не то. Запястье ныло, когда кисть выворачивалась в непривычное положение и двигалась так, как до сих пор ещё не приходилось никогда.
И собственный член, плотно обёрнутый чужими пальцами, которые тёрлись об него, стискивали и мяли, скользили тугим кольцом от основания к головке и обратно, отвечал на ласку совершенно не так, как было привычно.
Возбуждение никуда не уходило, но и оргазм не приближался ни на секунду, несмотря ни на какие старания.
Наверное, всё из-за того, что никак не удавалось внутренне смириться с тем, что в своей руке – чужой член, а свой ласкает чужая мужская рука. Вроде всё сходилось, но воедино никак складываться не желало.
А может, Миха просто ждал и старался слишком уж сильно...
Вот хоть плакать начинай, ей-богу.
- Стой, - вдруг жарко выдохнул Хирург ему в висок. – Подожди…
Перехватил Миху за запястье, останавливая движение, и Михаэль воззрился на него в немом недоумении.
- Мне уже почти всё, - сбивчиво пояснил Хирург. – И это… в общем, подожди. Отпусти.
Миха послушно разжал пальцы, всё ещё никак не улавливая, почему это вдруг надо остановиться, если уже почти всё.
Хирург тем временем торопливо повернулся к нему спиной. Сам поймал его руку, потянул вперёд, заставляя обнять себя, притянуть ближе.
- Давай теперь. Ну?
До Михи с большим опозданием дошло, в чём дело, и он нервно усмехнулся про себя: Хирург-то молодец, вспомнил-озаботился, а вот сам он даже и близко об этом не подумал.
А хорош был бы с пятном подсохшей спермы на фасаде… прям вот самое то, что надо.
Хирург прижался к нему плотно, жарко, почти улёгся расслабленным телом. Крупный и тяжёлый, он вдавил Миху в ствол дерева всем весом, и спину теперь снова покалывало крохотными сучками и зазубринами на коре. Жёсткий ремень в шлёвках кожаных штанов Хирурга, едва приспущенных сзади с бёдер, чертовски больно и неприятно давил на торчком стоящий член, цеплял грубым краем уздечку.
И Миха, почти не осознавая, что делает, подцепил и рванул чёрную кожу брюк вниз, ткнулся членом между гладких ягодиц, напряжённых и каменно-твёрдых, и застонал от облегчения. Головка скользнула снизу вверх, прижалась к крестцу, а член уютно улёгся вдоль ложбинки.
Рука двигалась где-то впереди в размеренном монотонном ритме, будто бы сама по себе.
- Сильнее сожми, - прозвучал голос Хирурга, неожиданно хриплый и низкий. – Ну чё ты боишься-то? Давай, всё как себе.
Теперь уже сделать «как себе» оказалось гораздо проще, чем раньше. Даже думать не надо было. Миха и не думал, а просто рефлекторно стискивал пальцы ещё теснее, накручивал кулак на член нервными короткими рывками. Бёдра вздёргивались вперёд и вверх почти машинально, член проезжался по влажно-замшевой коже – и об этом Миха не думал тоже.
Хирург вдруг резко закинул руку за спину, нащупал и сжал в кулаке член Михаэля, оттянул вниз и направил головкой прямо себе между ягодиц. Дёрнул бёдрами, словно собирался насадиться с размаху.
Конечно, глупость и бред. Слишком туго сжато, и едкий пот, сбегающий каплями с поясницы вдоль ложбинки – совершенно не годится для лёгкого скольжения. Головка просто ткнулась в неподатливые мышцы, и мелкие, показавшиеся острыми складки кожи, стянутые к центру, как лучи звезды, обожгли и оцарапали собой нежную плоть.
- Ты чего? Я же так не влезу… - Миха нервно усмехнулся и тут же вжался ртом в мускулистое плечо, старательно маскируя сбитое возбуждением дыхание.
- А то я не знаю! – хрипло выдохнул Хирург. – Просто прижмись там… и всё, так побудь.
Миха хотел ещё что-то съязвить по поводу того, что, мол, «от тебя как-то не ожидал, что ты жопу подставлять возьмёшься», но вовремя заткнулся, потому что тогда само собой по логике выходило, что из них двоих, если уж не Хирург, так тогда именно он, Миха, и должен бы подставиться…
Дальше всё виделось и ощущалось, как сквозь туман. Хирург прижимался всё теснее, тело его тяжелело, распластывалось совсем расслабленно, и Миха растекался под ним, втирался спиной в ствол дерева. Перехватил поперёк живота свободной рукой, жадно шарил ладонью по влажной коже. Помнил теперь всё время, что грудь трогать ни к чему, потому что бесполезно, ему не нравится, но всё равно лез, проезжался по острым соскам ладонью время от времени и вздёргивался весь, вздрагивал от этого ощущения – знакомого и ошеломляюще нового одновременно.
В кулаке стало влажно, хлюпало при каждом движении, и пальцы соскальзывали, как по маслу, сжимаясь непроизвольно ещё плотнее. И под этой скользкой влагой ещё отчётливее и ощутимее проступала каждая венка, каждая складка и выпуклость. Так, что совершенно невозможно было отмахиваться от осознания всего, что здесь сейчас происходило…
Впрочем, если совсем честно, то Миха уже и не старался.
А потом вдруг почувствовал, как под ладонью упруго напрягся идеальный пресс, под пальцами второй руки плоть будто бы вскипела – до того чётко ощущалось, как рвануло семя из глубины наверх. В бедро больно вцепились сильные пальцы Хирурга, и в грудь вжались его лопатки, вдруг остро проступившие на мощной спине, когда он изогнул позвоночник, подавшись бёдрами вперёд, втираясь в кулак. Ягодицы его напряглись, защемили собой давно и бесполезно возбуждённый член, который всё никак не желал ни кончать, ни падать. Миха машинально скользнул свободной рукой вниз по животу Хирурга, проехался мимолётно по паховой складке, сгрёб поджавшиеся яйца в горсть и перекатил между пальцами. Мотнул головой, подбородком отодвинув плотную волну густых волос с плеча, раскрытым ртом прижался к впадинке между шеей и плечом, лизнул солёную кожу и на секунду коротко, быстро стиснул зубы.
Хирург дёрнулся резко, но не издал всё равно ни единого звука, только выдохнул длинно и шумно.
В ладони Михаэля было жарко и окончательно мокро.
И тогда вдруг стало кристально ясно, что давно нет никакой боязни, неловкости и уж тем более неприязни. Есть одно лишь сытое удовлетворение, удовольствие, разделённое поровну на двоих. И, пожалуй, впервые оно – это удовлетворение от хорошо сделанного чужого удовольствия – было таким честным и безусловным.
Что касалось женщин, то в отношении их Миха лишь верил, но в глубине души никогда не был до конца уверен: действительно ли им так хорошо, как они показывают, или же в этом правды и вовсе не больше, чем в дешёвом порно.
Здесь же, сейчас, с таким же мужиком, как и сам Миха, всё было прозрачно и бескомпромиссно. Не нужно было ни веры, ни сомнений. Всё напоказ, всё ясно.
Миха неловко встряхнул в воздухе мокрой ладонью. Семя быстро остывало, делалось липким и клейким, и Миха всё никак не мог придумать, обо что бы вытереть испачканную руку.
Хирург заметил, выпрямился, освободив, наконец, от своего веса, и Миха выдохнул с облегчением, ссутулился и оплыл по стволу, низко склонив лицо.
- Погоди, сейчас… - Хирург сумбурно вздохнул, помотал головой, будто стряхивая недавнее наваждение. – У меня салфетки тут где-то были.
Небрежно подтянул штаны, но застёгивать не стал. Присел на корточки возле мотоцикла, покопался в седельной сумке и извлёк оттуда пачку влажных салфеток.
Неторопливо обтёрся сам, потом так же обстоятельно и вдумчиво вытер ладонь Михаэля. Скомканные липкие салфетки отправились в последний полёт куда-то между корней подлеска, где осела и пустая пачка из-под сигарет.
Рука его сама собой улеглась опять Михе на низ живота, оглаживала неспешно и легко. Миха прикусил губы и отвернулся в сторону – льдистые глаза снова оказались напротив, и смотреть в них снова было неохота.
- Жалко, - вдруг сказал Хирург.
- Чего – жалко? – буркнул Миха.
- Да смазки ни грамма, ни полграмма… всё у Ольги в сумке.
- Нахуя нам смазка ещё? – фыркнул Миха, машинально отметив и запомнив зачем-то имя спутницы Хирурга.
- Я б тебя тут разложил… - мечтательно протянул Хирург. – Отлюбил бы от души. Тебе понравилось бы. Я б постарался, не сомневайся.
- А чё сразу – ты меня?
- Ну или ты меня, – со смешком, на удивление легко согласился Хирург. – Мне как-то всё равно.
Ногтём большого пальца он осторожно царапнул головку, поддел край щели на самой вершине, а потом скользнул вниз, коротко и с силой притёрся подушечкой к уздечке.
Миха откровенно поплыл, но сдаваться упрямо не собирался.
- Удивительное рядом, - скептически хмыкнул он, хотя вышло предательски неровно и прерывисто. И всё-таки озвучил терзавшее его несоответствие: – На тебя глядя, меньше всего подумаешь, что ты свою задницу кому-то дашь.
- И как же это я, по-твоему, должен для этого выглядеть? - усмехнулся Хирург.
- Ну... - замялся Миха. - Как-нибудь... менее мощно, что ли.
- Вот идиотизм! – Хирург рассмеялся. – А вроде цивилизованная страна ещё. Ладно б у нас такое услышать…
- У вас – это где? Ты вообще откуда?
- Русский я, из России.
- А… ну то-то я смотрю, язык знакомый, - соврал Миха, который с детства знакомый, оказывается, язык по звучанию так и не опознал. – А по-немецки прям хорошо говоришь, свободно.
- Ну так я жил здесь... на немке был женат, ещё в восьмидесятых. Недолго, правда, но хватило. Да и потом общаться приходилось, и приезжал тоже часто.
- У нас впервые мужиков попробовал? – едко поинтересовался Михаэль. – В цивилизованной стране?
- Не, - Хирург мотнул головой. – У меня девушка была несколько лет назад… ну как сказать, девушка… - он вдруг рассмеялся. – Транссексуал. Личико женское, сиськи там, попка круглая, ноги от ушей... и болт двадцатисантиметровый между ног.
- Нихуя себе… - пробормотал Миха. - Вот тебя угораздило!
- А чё? Она предупредила, всё честно. Правда, когда сказала, уже поздно было, я уже вляпался по уши, хоть и пальцем её до того даже не трогал. Но уж больно баба классная была. Характером, я имею в виду. Да и вообще… ну, в общем, я решил, что нехер выёбываться.
- Чего ты его всё бабой-то называешь? - ухмыльнулся Миха. – Какая из него баба?
- Да уж получше многих, я тебе скажу. Ну а что хуй вместо дырки… оказалось, что невелика проблема. Пользоваться она им умела – дай бог каждому.
- Я бы не смог, - уверенно заявил Миха. – Сбежал бы сразу, как только сказала бы.
- Не-а…- Хирург покачал головой. – Не сбежал бы. Ты ж тоже любопытный, обязательно полез бы проверять, как там чего. А потом… сразу если не сбежал, потом всё равно становится. Ну то есть, реально похер. Совсем, наглухо.
- Не знаю… не думал даже об этом.
- Ну подумай на досуге, - усмехнулся Хирург. – Много интересного надумаешь, гарантирую.
- И что? Чего разошлись тогда, если всё так круто было? – поддел его Миха, ловко переводя тему с неутешительных прогнозов.
Хирург улыбнулся грустно и почти растерянно.
- Да уехала она потом, в Голландию. Не смогла там у нас… ну, оно и понятно. Ни на пляж сходить, ни в бассейн, ничего такого, сам понимаешь.
- А ты чего с ней не поехал?
- Не моё оно, - пожал плечами Хирург. – У себя дома я кто-то. Байк-клуб у меня, люди… ну, понимаешь. А там был бы никем, всё с нуля. Что, за её счёт жить, что ли? – он вздохнул вдруг. - Хотя до сих пор не знаю, может, и стоило вместе уехать... чёрт его разбери. Побоялся просто, наверное. Может, и зря.
Он продолжал говорить – не повышая голоса, не добавляя в слова особо ярких эмоций. Просто рассказывал, коротко, спокойно и размеренно.
И так же размеренно и точно двигались его руки. Одна внизу – обхватывала неплотно, просто поглаживала, скорее. Вторая гуляла по телу, обмахивая ладонью шею, стискивая в пальцах соски.
Неторопливо, небрежно. Так, будто у них двоих – всё время мира, и спешить совершенно некуда.
- Я, когда она уехала, долго в себя потом приходил, - говорил Хирург. – Девки каруселью, конечно… вроде, понимаешь, и не сказать, что трагедия великая. Об её отъезде мы давно говорили, не вдруг всё это случилось, я вроде и к мысли привыкнуть успел… Но как-то не по себе было потом, неуютно. И девчонки после неё были неплохие, а всё чего-то не хватало… я, понимаешь, не въезжал долго, чего. А потом как-то раз подпил в компании и не домой потом поехал, а попёрся ни с того, ни с сего в гей-клуб. Перемкнуло чё-то вдруг… И не затем даже, чтобы подцепить там кого-нибудь потрахаться, а чтобы подцепить, потрахаться и убедиться, что это всё не то и нахер мне не сдалось. И мужика ж специально выискал такого же, как сам... ну, в смысле – совсем мужик. Здоровенный бычара такой... Ну типа, чтоб точно с души своротило и отшибло эту дурь раз и навсегда.
Миха едва слушал. Льнул к рукам всем телом, тяжело дышал приоткрытым ртом и едва удерживался от того, чтобы не взвыть в полный голос – мол, какого чёрта всё так медленно? давай уже, заканчивай болтать, и быстрее, сейчас…
Код для Обзоров
можно тут
тыкdrive.google.com/file/d/0B9etPKr8NWtPdnZwQkJCRE...
окончание в комментах
@темы: рек
-
-
28.12.2015 в 19:41-
-
28.12.2015 в 19:44-
-
28.12.2015 в 19:46-
-
28.12.2015 в 19:47-
-
28.12.2015 в 21:17Но надеюсь, что Саша этого никогда не прочитает.
-
-
28.12.2015 в 21:27-
-
28.12.2015 в 21:34Моть, и еще раз спасибо за то, что у себя порекомендовала :-*
-
-
28.12.2015 в 21:35-
-
28.12.2015 в 21:55-
-
28.12.2015 в 22:00-
-
28.12.2015 в 22:05-
-
28.12.2015 в 22:09-
-
28.12.2015 в 22:10-
-
28.12.2015 в 22:21-
-
28.12.2015 в 22:31Я никого не знаю, читала какордиж, и прям вот да )) И нежно, и брутально, и кинково, и неожиданно неспешно там, где вроде как обычно бывает энергично )) спасибо!
-
-
28.12.2015 в 22:37-
-
28.12.2015 в 22:40-
-
28.12.2015 в 22:54-
-
28.12.2015 в 23:55Vineta1, не буду больше, че сло
-
-
29.12.2015 в 16:12-
-
30.12.2015 в 17:55-
-
30.12.2015 в 18:19-
-
30.12.2015 в 18:22