Любовь - это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить и все же она у нас остается.
Анечка A.Raff написала историю
еще раз спасиииибооо тебе огроменное!!)))
![](http://static.diary.ru/userdir/2/9/3/6/2936881/84196786.jpg)
читать дальшеДва года назад мы с Деном пили коньяк из морозилки и закусывали его солеными фисташками. Ден считал, если какие-то устоявшиеся правила не вписываются в его вкусы, привычки и предпочтения, не говоря уже о картине мира, значит, эти правила – ошибочны. А верны те, в которых комфортно ему, - Даниилу Наумовичу Кожевник. Он знал, что ледяной коньяк, по меркам гурманов, плебейство, холод разрушает аромат, уничтожает букет послевкусия, но ему было наплевать.
Мы встретились в пробке, кто к кому притерся и кто кому первым оставил отметину на крыле машины, - не помнили. Выйдя рассерженными из своих тачек, пыхтя в сторону друг друга негодованием и страшно вращая глазами, уставшие после работы, голодные, в съехавших галстуках и с распахнутыми воротами уже несвежих, к восьми вечера, офисных рубашек, со сброшенными пиджаками и отброшенными хорошими манерами, - мы встретились. И притерлись с ходу. Его взгляд искоса, мой исподтишка. Его слова, мои фразы. Его смех: «А, ладно, давай не заморачиваться с полицией, тут царапина на три копейки». Мой смех: «Да не вопрос, не тот калибр». Его осторожное предложение поверх моей головы, то ли голубям на проводе, то ли синеве небесной: «Жрать хочется, если ты тоже, как относишься к стейкам?» Мой осторожный ответ: «Быка бы, если ты понял, я о стейках». Его отметина на моей машине – детский лепет по сравнению с отметинами, которые он год, день за днем, оставлял на мне. Физические, когда начальница поджимала губки: «Александр, у тебя, видимо, есть причины прийти в водолазке, но позволь напомнить, у нас дресс-код, подразумевающий сорочку, передай это твоей… ээээ…». Душевные, когда от спящего Дена, завтракающего Дена, моющегося Дена, бурчащего Дена, выпендривающегося Дена – нутро распевало на фортиссимо «и жизнь хороша, и жить хорошо, пусть всегда будет солнце, оранжевое небо, ребята, надо верить в чудеса, и хорошее настроение, не покинет больше вас». Сексуальные, когда от предвкушения вечерней встречи – вставало все.
Ден говорил: «Саша, момент лови, забей на сомнения и рефлексии, наслаждайся, пока не остыло, хватай от мига по максимуму, нахер что будет, главное, что есть, нахер обещания, обыденность и стакан воды, нахер чувство долга и затасканный от часто бессодержательного употребления пафос слова «верность». Сколько мы с тобой? Год без малого? Можешь поверить, мне тебя хватает, я тобой наслаждаюсь, я не многостаночник и не люблю распыляться на нескольких, но, в то же время, не поклонник однообразия».
Дену было тридцать, мне двадцать пять.
Сейчас понимаю, - он готовил меня к тому, что отношения когда-то закончатся. А тогда не придавал значения. К чему размышлять над неуютным, когда все отлично и нет даже мало-мальской причины для завершения. Нет, наивняком тоже не был, определение «мужик – самец полигамный», - оно каноническое. Но, в то же время, искренне не всасывал, зачем швыряться по разным хуям, если можно облюбовать один. Потому что заложено природой? Звучит отмазкой.
«Год прошел – как сон пустой, Ден «женился» на другой». Только не пустой, - наполненный через край. На другом.
«Завершая круг…» Назад он не смотрел, нет.
Через год и месяц после «Стейк-хаус» он, выпив залпом полбокала ледяного коньяка, весело сказал:
- Саша, анаболические конструкции типа «извини», «так вышло» и прочее, я опущу, перейду к главному: пора разбегаться.
Вспоминая тот разговор, удивляюсь, насколько спокойно отреагировал. Не было стопа на полном скаку. Не было кулака в солнечное сплетение. Не было ушата воды на голову. Только щекам стало жарко. НоИ голос не дрожал:
- Почему? Что-то произошло?
Он закинул в рот фисташку, выплюнул скорлупку, потер средним пальцем правой руки переносицу, дернул левым уголком рта, щелкнул пальцами, - я фиксировал каждое его движение.
- Ничего. Время пришло. Острота в новизне, понимаешь? Никто не отменял и не отменит. Сейчас ок, действительно хорошо, я не спорю, но, Саш, - причесано же до белого пробора, подстрижено, подметено. Привычка…привычка портит кайф и удовольствие от отношений, предсказуемость убивает смак и вкус, делает его пресным. Дело не в тебе, - во мне. Хочу, чтоб каждый день был блюдом высокой кухни обильно, даже чрезмерно, приправленным кайенским перцем. А у нас… наступил геркулес. Овсянка. Понимаешь?
- Понимаю. Однако, поедая каждый день изысканную откутюровскую стряпню, перемешанную с «суицидальными крылышками» Розенберга, кстати, ха! кайенский, мелко берешь, Ден, почему уж не перцы Савина, где ж хваленый максимум? Так вот, поглощая одно и то же, пусть и специфическое, пресытишься и «ядерными трюфелями», в итоге станешь довольствоваться обычным бургером. Да, еще. Спасибо, Ден, за то, что не жалел своего чили для моей геркулесовой сущности.
Я встал, поклонился ему. Он втянул воздух через зубы, желваки задвигались, выплюнул слова, вставая:
- Спасибо за заботу, спасибо и за предупреждение, товарищ диетолог. Спасибо за приятный год, за постель, за повышенное внимание к моему… - он засмеялся, погладив себя по ширинке, - … хот-догу. Спасибо за спасибо. Я пошел?
- Пожалуйста…. Сейчас, секунду.
Вспомнил, как пару месяцев назад мы дурачились, вытаскивая из автомата с плюшевыми игрушками китайских разноцветных уродцев, всех раздали детям на улице, но одну, - небольшой аккуратный гамбургер, я забрал домой.
Ден плюшевый бургер принял с гримасой снисхождения, говорящей: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось», побросал в сумку шмотки и отбыл.
Я позвонил начальнице, сказал о гриппе и лег смотреть «Дживс и Вустер». На трое суток. Вкруговую. Попустило. Потом отпустило.
За год несколько раз встречал его. В «Стейк-хаусе», где он ланчевался со стройным темноволосым молодым человеком. На выставке в Крокус-Сити, где он активно общался с коренастым русоволосым молодым человеком. В модном бассейне, где он прыгал с вышки вместе с атлетическим светловолосым молодым человеком. Мы кивали друг другу, но ниже лица взгляд не опускался, ближе трех метров не сходились.
Прошло десять месяцев. Сказать, что забыл и выбросил, растер и вычеркнул, - соврать. Помнил. И нитка-связь между мной и им все еще была. Но уже не натянутая, а провисшая, этакая нитка–память, нитка–«прошлое не зачеркнуть»,подобные есть у каждого: сотни, сотни, от себя к людям, с которыми что-то было связано. Они не разрываются, ну как можно без остатка отчекрыжить факт уже случившийся: разговор, секс, помощь, разное? Никак. Нельзя. Так и живется с этими много-нитками из прошлого, в настоящем они, чаще всего, не мешают.
По пятницам я пил коньяк из морозилки, закусывал солеными фисташками.
А месяц назад начальница представила нового сотрудника:
- Прошу любить и жаловать, Даниил Кожевник, надеюсь, сработаетесь.
Кивнули друг другу, но в первый же день дистанция в три метра была нагло нарушена общей столовой, общим сортиром, общей курилкой. Через два дня - общим собранием и общим сабантуем.
Неделю назад на их этаже начался ремонт и отдел, который возглавлял Ден, переехал в наш рум, а его, как начальника, зарыли в мой кабинет, - как начальственный. Ребятки втащили второй стол, кресло, комп, шкаф, мусорное ведро, и зачем-то чайник. Нужно было срочно вырабатывать стратегию сосуществования, в которой все междометья – только про работу, тем более, что близилось окончание важнейшего проекта и ненормированный рабочий день перетекал в ненормированный рабочий вечер, грозясь взорваться ненормированной рабочей ночью.
Он переехал. Принес с собой запах. Голос. Жесты. Запах. Голос. Жесты. Запахголосжесты. И – бургеры. Ден провоцировал меня открыто, демонстративно, шурша обертками, откусывая громко, жуя шумно.
Я молчал. Понятно, абсолютно абстрагироваться невозможно, разговаривать минимально, но приходилось. А он - жрал бургеры. Трескал. Хавал. Поглощал. Через пару дней я стал показушно заварить кипятком овсянку из пакетиков, пронося чашку аккурат перед его столом и нудно сетуя, каша-де пресная, перца явно не хватает.
Подруливая к офису, увидел Дена, выходящего из машины, поравнявшись с его «Хондой» заметил на заднем стекле присоску с болтающимся на ней плюшевым гамбургером, - тем самым.
Предполагаемая ненормированная рабочая ночь случилась со вчера на сегодня. Начальница, трепеща руками и громыхая голосом, довела до сведения: к 10 утра проект должен быть с лейблом «завершен, вылизан, отлакирован», так как от его успеха зависит наша премия. Народ поматерился, пострадал, поерепенился и расползся.
Я тоже. Ден туда же.
Он всю ночь ел бургеры, а я овсянку.
На рассвете, когда от нас, начальников, требовался лишь вялотекущий контроль, поднялся на последний этаж, в полупустое помещение с большим панорамным окном. Вид на утренний город и стаканчик кофе, как я надеялся, должны были утихомирить желудок, мегаотравленный геркулесом.
Да мать ж твою!
В одном из кресел перед окном сидел Ден. Ругнувшись, остановился на пороге, прикидывая, - назад, вперед? Он обернулся, кивнул на кофе:
- Сто первая?
- Сто вторая.
Начала болеть голова. И кофе остыл. Поставил стаканчик на пол у стены. Ну ладно, не страшно. Собрался уходить. Голос в спину:
- Знаешь, я бы съел овсянку. Только не сладкую.
Вот тут-то нитка, считавшаяся окончательно провисшей, - натянулась, да так, что передавила горло:
- С перцем?
- Для цвета. Можно паприку. Но с приправами.
Все так же, спиной к нему, ответил:
- Одолжу тебе кашку.
- Мерси. Увы, не предлагаю на обмен бургер, - суррогатище.
- В сравнении с высокой кухней и многочисленными хотами?
- С геркулесом. Но – вкусным.
Я знал, во что снова вляпываюсь. Отдавал отчет. Видел риски. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад» - привет, лопушок, Александр Званцов. Нитка не давала уйти, тянула назад, – связаться. Опять. Я знал, во что снова вляпываюсь. Но заварил овсянку в двух чашках. В конце концов, предупрежден – вооружен, и по-честному, по самому-самому честному-пречестному, - хочу получить снова. Здесь, сейчас, в настоящем, в этот момент. Хочу Дена. Как было, по-новому, - без разницы.Просто - хочу.
Хочу ледяной коньяк не в одиночку.
В конце концов, что мешает отправиться в приключение. Авантюрное, драйвовое, с потрясающим сексом. Игра. Адреналиновый прыжок. Погружение. Восхождение. Полет. Оторваться по максимуму. Да пусть финалом – как прошлый раз – будет «пора разбегаться». Я готов. В любом случае это лучше, чем испугаться, перебдеть и, - сожалеть.
Написал записку, положил ему на стол под чашку с горячей овсянкой «Бутылка коньяка в морозилке. Фисташки куплю по пути»
Код для Обзоров
![:jump:](http://static.diary.ru/picture/1212.gif)
![](http://static.diary.ru/userdir/2/9/3/6/2936881/84196786.jpg)
****
читать дальшеДва года назад мы с Деном пили коньяк из морозилки и закусывали его солеными фисташками. Ден считал, если какие-то устоявшиеся правила не вписываются в его вкусы, привычки и предпочтения, не говоря уже о картине мира, значит, эти правила – ошибочны. А верны те, в которых комфортно ему, - Даниилу Наумовичу Кожевник. Он знал, что ледяной коньяк, по меркам гурманов, плебейство, холод разрушает аромат, уничтожает букет послевкусия, но ему было наплевать.
Мы встретились в пробке, кто к кому притерся и кто кому первым оставил отметину на крыле машины, - не помнили. Выйдя рассерженными из своих тачек, пыхтя в сторону друг друга негодованием и страшно вращая глазами, уставшие после работы, голодные, в съехавших галстуках и с распахнутыми воротами уже несвежих, к восьми вечера, офисных рубашек, со сброшенными пиджаками и отброшенными хорошими манерами, - мы встретились. И притерлись с ходу. Его взгляд искоса, мой исподтишка. Его слова, мои фразы. Его смех: «А, ладно, давай не заморачиваться с полицией, тут царапина на три копейки». Мой смех: «Да не вопрос, не тот калибр». Его осторожное предложение поверх моей головы, то ли голубям на проводе, то ли синеве небесной: «Жрать хочется, если ты тоже, как относишься к стейкам?» Мой осторожный ответ: «Быка бы, если ты понял, я о стейках». Его отметина на моей машине – детский лепет по сравнению с отметинами, которые он год, день за днем, оставлял на мне. Физические, когда начальница поджимала губки: «Александр, у тебя, видимо, есть причины прийти в водолазке, но позволь напомнить, у нас дресс-код, подразумевающий сорочку, передай это твоей… ээээ…». Душевные, когда от спящего Дена, завтракающего Дена, моющегося Дена, бурчащего Дена, выпендривающегося Дена – нутро распевало на фортиссимо «и жизнь хороша, и жить хорошо, пусть всегда будет солнце, оранжевое небо, ребята, надо верить в чудеса, и хорошее настроение, не покинет больше вас». Сексуальные, когда от предвкушения вечерней встречи – вставало все.
Ден говорил: «Саша, момент лови, забей на сомнения и рефлексии, наслаждайся, пока не остыло, хватай от мига по максимуму, нахер что будет, главное, что есть, нахер обещания, обыденность и стакан воды, нахер чувство долга и затасканный от часто бессодержательного употребления пафос слова «верность». Сколько мы с тобой? Год без малого? Можешь поверить, мне тебя хватает, я тобой наслаждаюсь, я не многостаночник и не люблю распыляться на нескольких, но, в то же время, не поклонник однообразия».
Дену было тридцать, мне двадцать пять.
Сейчас понимаю, - он готовил меня к тому, что отношения когда-то закончатся. А тогда не придавал значения. К чему размышлять над неуютным, когда все отлично и нет даже мало-мальской причины для завершения. Нет, наивняком тоже не был, определение «мужик – самец полигамный», - оно каноническое. Но, в то же время, искренне не всасывал, зачем швыряться по разным хуям, если можно облюбовать один. Потому что заложено природой? Звучит отмазкой.
«Год прошел – как сон пустой, Ден «женился» на другой». Только не пустой, - наполненный через край. На другом.
«Завершая круг…» Назад он не смотрел, нет.
Через год и месяц после «Стейк-хаус» он, выпив залпом полбокала ледяного коньяка, весело сказал:
- Саша, анаболические конструкции типа «извини», «так вышло» и прочее, я опущу, перейду к главному: пора разбегаться.
Вспоминая тот разговор, удивляюсь, насколько спокойно отреагировал. Не было стопа на полном скаку. Не было кулака в солнечное сплетение. Не было ушата воды на голову. Только щекам стало жарко. НоИ голос не дрожал:
- Почему? Что-то произошло?
Он закинул в рот фисташку, выплюнул скорлупку, потер средним пальцем правой руки переносицу, дернул левым уголком рта, щелкнул пальцами, - я фиксировал каждое его движение.
- Ничего. Время пришло. Острота в новизне, понимаешь? Никто не отменял и не отменит. Сейчас ок, действительно хорошо, я не спорю, но, Саш, - причесано же до белого пробора, подстрижено, подметено. Привычка…привычка портит кайф и удовольствие от отношений, предсказуемость убивает смак и вкус, делает его пресным. Дело не в тебе, - во мне. Хочу, чтоб каждый день был блюдом высокой кухни обильно, даже чрезмерно, приправленным кайенским перцем. А у нас… наступил геркулес. Овсянка. Понимаешь?
- Понимаю. Однако, поедая каждый день изысканную откутюровскую стряпню, перемешанную с «суицидальными крылышками» Розенберга, кстати, ха! кайенский, мелко берешь, Ден, почему уж не перцы Савина, где ж хваленый максимум? Так вот, поглощая одно и то же, пусть и специфическое, пресытишься и «ядерными трюфелями», в итоге станешь довольствоваться обычным бургером. Да, еще. Спасибо, Ден, за то, что не жалел своего чили для моей геркулесовой сущности.
Я встал, поклонился ему. Он втянул воздух через зубы, желваки задвигались, выплюнул слова, вставая:
- Спасибо за заботу, спасибо и за предупреждение, товарищ диетолог. Спасибо за приятный год, за постель, за повышенное внимание к моему… - он засмеялся, погладив себя по ширинке, - … хот-догу. Спасибо за спасибо. Я пошел?
- Пожалуйста…. Сейчас, секунду.
Вспомнил, как пару месяцев назад мы дурачились, вытаскивая из автомата с плюшевыми игрушками китайских разноцветных уродцев, всех раздали детям на улице, но одну, - небольшой аккуратный гамбургер, я забрал домой.
Ден плюшевый бургер принял с гримасой снисхождения, говорящей: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось», побросал в сумку шмотки и отбыл.
Я позвонил начальнице, сказал о гриппе и лег смотреть «Дживс и Вустер». На трое суток. Вкруговую. Попустило. Потом отпустило.
За год несколько раз встречал его. В «Стейк-хаусе», где он ланчевался со стройным темноволосым молодым человеком. На выставке в Крокус-Сити, где он активно общался с коренастым русоволосым молодым человеком. В модном бассейне, где он прыгал с вышки вместе с атлетическим светловолосым молодым человеком. Мы кивали друг другу, но ниже лица взгляд не опускался, ближе трех метров не сходились.
Прошло десять месяцев. Сказать, что забыл и выбросил, растер и вычеркнул, - соврать. Помнил. И нитка-связь между мной и им все еще была. Но уже не натянутая, а провисшая, этакая нитка–память, нитка–«прошлое не зачеркнуть»,подобные есть у каждого: сотни, сотни, от себя к людям, с которыми что-то было связано. Они не разрываются, ну как можно без остатка отчекрыжить факт уже случившийся: разговор, секс, помощь, разное? Никак. Нельзя. Так и живется с этими много-нитками из прошлого, в настоящем они, чаще всего, не мешают.
По пятницам я пил коньяк из морозилки, закусывал солеными фисташками.
А месяц назад начальница представила нового сотрудника:
- Прошу любить и жаловать, Даниил Кожевник, надеюсь, сработаетесь.
Кивнули друг другу, но в первый же день дистанция в три метра была нагло нарушена общей столовой, общим сортиром, общей курилкой. Через два дня - общим собранием и общим сабантуем.
Неделю назад на их этаже начался ремонт и отдел, который возглавлял Ден, переехал в наш рум, а его, как начальника, зарыли в мой кабинет, - как начальственный. Ребятки втащили второй стол, кресло, комп, шкаф, мусорное ведро, и зачем-то чайник. Нужно было срочно вырабатывать стратегию сосуществования, в которой все междометья – только про работу, тем более, что близилось окончание важнейшего проекта и ненормированный рабочий день перетекал в ненормированный рабочий вечер, грозясь взорваться ненормированной рабочей ночью.
Он переехал. Принес с собой запах. Голос. Жесты. Запах. Голос. Жесты. Запахголосжесты. И – бургеры. Ден провоцировал меня открыто, демонстративно, шурша обертками, откусывая громко, жуя шумно.
Я молчал. Понятно, абсолютно абстрагироваться невозможно, разговаривать минимально, но приходилось. А он - жрал бургеры. Трескал. Хавал. Поглощал. Через пару дней я стал показушно заварить кипятком овсянку из пакетиков, пронося чашку аккурат перед его столом и нудно сетуя, каша-де пресная, перца явно не хватает.
Подруливая к офису, увидел Дена, выходящего из машины, поравнявшись с его «Хондой» заметил на заднем стекле присоску с болтающимся на ней плюшевым гамбургером, - тем самым.
Предполагаемая ненормированная рабочая ночь случилась со вчера на сегодня. Начальница, трепеща руками и громыхая голосом, довела до сведения: к 10 утра проект должен быть с лейблом «завершен, вылизан, отлакирован», так как от его успеха зависит наша премия. Народ поматерился, пострадал, поерепенился и расползся.
Я тоже. Ден туда же.
Он всю ночь ел бургеры, а я овсянку.
На рассвете, когда от нас, начальников, требовался лишь вялотекущий контроль, поднялся на последний этаж, в полупустое помещение с большим панорамным окном. Вид на утренний город и стаканчик кофе, как я надеялся, должны были утихомирить желудок, мегаотравленный геркулесом.
Да мать ж твою!
В одном из кресел перед окном сидел Ден. Ругнувшись, остановился на пороге, прикидывая, - назад, вперед? Он обернулся, кивнул на кофе:
- Сто первая?
- Сто вторая.
Начала болеть голова. И кофе остыл. Поставил стаканчик на пол у стены. Ну ладно, не страшно. Собрался уходить. Голос в спину:
- Знаешь, я бы съел овсянку. Только не сладкую.
Вот тут-то нитка, считавшаяся окончательно провисшей, - натянулась, да так, что передавила горло:
- С перцем?
- Для цвета. Можно паприку. Но с приправами.
Все так же, спиной к нему, ответил:
- Одолжу тебе кашку.
- Мерси. Увы, не предлагаю на обмен бургер, - суррогатище.
- В сравнении с высокой кухней и многочисленными хотами?
- С геркулесом. Но – вкусным.
Я знал, во что снова вляпываюсь. Отдавал отчет. Видел риски. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад» - привет, лопушок, Александр Званцов. Нитка не давала уйти, тянула назад, – связаться. Опять. Я знал, во что снова вляпываюсь. Но заварил овсянку в двух чашках. В конце концов, предупрежден – вооружен, и по-честному, по самому-самому честному-пречестному, - хочу получить снова. Здесь, сейчас, в настоящем, в этот момент. Хочу Дена. Как было, по-новому, - без разницы.Просто - хочу.
Хочу ледяной коньяк не в одиночку.
В конце концов, что мешает отправиться в приключение. Авантюрное, драйвовое, с потрясающим сексом. Игра. Адреналиновый прыжок. Погружение. Восхождение. Полет. Оторваться по максимуму. Да пусть финалом – как прошлый раз – будет «пора разбегаться». Я готов. В любом случае это лучше, чем испугаться, перебдеть и, - сожалеть.
Написал записку, положил ему на стол под чашку с горячей овсянкой «Бутылка коньяка в морозилке. Фисташки куплю по пути»
Код для Обзоров
@темы: История к истории
Спасибо, Иланочка, что подтолкнула Аню к этому рассказу своей чудесной работой ))
Motik71,
berezneva, счастье, это ты, Линусь, с такими словами) спасибо тебе, мой хороший-хороший, чудный дружище) обнимаю крепко
tatiana- tiana, спасибо вам большое, приятно)))
VikTalis, ох, похвала такая всеподнимающая) *с улыбкой кота* хорррррошо как) спасибо-спасибо тебе, большое-большое тебе)
Motik71, Илана, - все ты, все ты, в твоих Ночных уже заложены все истории, из них из всех торчат кончики, - только потяни, и сами в руки выпрыгивают, герои даже сами говорят как их зовут и какой характер) спасибо тебе еще раз за толчок, за картинку, за то, что ты такая замечательная
читать дальше
читать дальше