Под музыку2

[Motik71]

в рамках моба zosiapupkina.diary.ru/p199750551.htm
ВОСЬМОЙ!!  nohromo

Там не поместилось в шапку,а прятать в комментны рука не поднимается)
на песню

Listen or download Ed Sheeran One for free on Pleer



One

Через четыре месяца – желтый флаг непрочитанного письма в почтовом ящике на «Гугл Мейле». Солнечный зайчик на белой холодной стене. Волшебный марципановый пирожок для девочки Алисы. С дразнящей надписью, обрамленной викторианскими виньетками из сахарной глазури. «Съешь меня». «Чудеса гарантированы фирмой «Безумный Шляпник, инкорпорейтэд». Ограниченная серия. Только под заказ.
На обратной стороне век – зеленоглазый Джонни Депп в бархатном цилиндре с широкой лентой из лилового атласа, там, в шизанутом мире Тима Бертона, с говорящими собаками, Бармаглотами и карточными армиями – ратями и ротами злой королевы червей. Всё ярко сочится концентрированными красками, растекается расплесканными кляксами, бравный меч сверкает плазмой, но у бледной, неголливудской Алисы под ресницами – черные наркоманские круги. Лишний повод проверить: всего три часа назад она, в кожаной куртке, тюлевом платье и красных «конверсах», прижималась к боку патлатого мальчика-рокера, а теперь, зажав виски ладонями, втыкается в страну чудес прямо с пола за барабанной установкой, среди сигаретного дыма, пролитого пива и пьяной толпы. В стеклах ее солнечных очков с пластмассовой оправой в виде крупных розовых сердечек отражается синий свет танцующих лучей.
Ты знаешь, как улыбается эта убитая насмерть девочка Алиса. Знаешь наизусть. Два года подряд, до того, как хромой лотерейщик судьбы выкинул твой золотой билет, ты улыбался точно так же. Но это в прошлом. И надписи на пирожке в моем почтовом ящике нет. Письмо без темы. Без названия. Послание в бутылке? Одной из тех пустых бутылок из-под «Стеллы Артуа», похороненных в белом песке на диком пляже, с клятвами, что мы будем любить друг друга вечно? Когда ты заснул, я приложил руку к твоему животу. Хотел оставить след. Свидетельство. Моей жизни – в твоей жизни. Как зубчатый отпечаток листа, найденный геологами в каменной плите на слое мезозоя. Чтобы все твои швейцарцы, все твои бельгийцы, будущие жертвы, будущие любовники, знали: ты – чужое, ты то, что принадлежит мне. Моя лакированная коробка с турецкими сладостями. Моя драгоценная ваза из тонкого фарфора. Мое узелковое индейское письмо.
Интересно, как ты им объяснял? Узкую ладонь на несколько тонов светлее бронзового загара. Загадочный оттиск руки на стене пещеры Пер-Мишель. Так же, как объяснял – мне – старые сигаретные ожоги? До сих пор при одном взгляде на них – сердцебиение, болезненно пульсирующее в горле. Такое сильное, что будь мое тело из бумаги, бумага бы давно порвалась. Миллион алых клочков. Миллион пламенных язычков – лепестков на оранжево-красном шаре хризантемы. С мокрыми полосами от растаявшего на стылом ветру первого ноябрьского снега – кто-то вошел с улицы и наступил на цветок подошвой сапога.

Через два месяца я не выдержал и написал тебе, что мы – свободные люди. Широкий жест самоубийцы. Прощальный воздушный поцелуй японского пилота, уже решившего сгореть в своем картонном самолете. Мы все камикадзе, любимые дети божественного ветра, и он толкает нас в спину, срезает дыхание, зовет за собой. Вкрадчиво и настойчиво нашептывает голосами бесплотных духов из черноты тайфуна, губами в губы: «Стань брошенным в небо факелом, стань огнем».
Не долг. И не бесстрашие. Какого черта? Какого черта придавать благородные тона обыкновенной трусости? Я знал, что потерял тебя, и знал уже тогда, когда услышал первое, плавучим туманом дыма по губам: «Всего лишь год». Без вопросительных интонаций. С раздавленной в стеклянной пепельнице, докуренной до фильтра сигаретой. В расплавленном мареве красного июльского вечера. Твой грант. Твой шанс доказать всему миру, что ты достоин большего, что серая жизнь в карандаше спального района по принципу «работа-метро-телик-сцена-бухло-работа» не для тебя. Не будущее. Не твое.
Какой убедительный довод я мог найти?
Год в чужой стране. Без обратного билета. Мы могли лгать друг другу, что ничего не изменится, что есть скайп, фейсбук, сотни способов по-детски сцепить мизинцы, оставаться вместе даже на расстоянии в десять тысяч километров, но знали правду: верность без тела мертва.
Я ни за что бы не отпустил тебя, но не хотел, чтобы – мне – было больно. Чувствовать, что ты – все дальше и дальше? Замечать, как находишь оправдания-объяснения-предлоги, первыми тактами вечного вальса начинаешь врать, неизбежно, пишешь из вежливости, реквиемом по прошлому, после огней на набережных, звяканья пивных бутылок в барах и теплого дыхания Гольфстрима? Нет. Для того, чтобы цепляться и просить, я был слишком горд и слишком мало верил в людей. Впусти другого в свой храм и через пять минут он оплюет все твои святыни. И даже не потому, что тебя ненавидит. Да просто так.
Твоя правда: я и тогда не мог обладать без гордости и принадлежать без унижения. Все, что мог, - открыть окно, впустить в комнату влажный воздух осеннего вечера, встревоженный шелест листвы, темно-синее тучи над Москвой, посмотреть на белые стаканчики из «Макдональдса» внизу – на сырой земле, с тонкими трубочками, брошенные любовники, поджечь сигарету, вернуться к ноутбуку и набить последнее:
«Давай закончим эту «Войну и мир». Мы свободные люди. Не надо больше. Живи, люби, дыши, будь счастлив, et cetera».
Я не знал, что ты ответишь.
И разве можно на это что-то ответить?
Молчание. Пульс курсора в прямоугольной рамке сообщения. Молчание. Скерцо листвы. Минута. Две. Желание закрыть скайп, закурить, лечь в эту адскую могилу из вишневых веток, к белым, забрызганным грязью стаканчикам. Заснуть до весны. Весной я кого-нибудь найду. Всегда кого-нибудь находишь. С кем-нибудь спишь. С кем-нибудь разговариваешь по ночам.
Молчание. Самое сложное в разговоре.
Зеленая плашка «онлайн» рядом со снимком на аватаре – ты все еще остроскулый, но подстриженный иначе, на фоне кафедрального собора, с краешком чужого синего неба за спиной, не смотришь в объектив «Никона», не смотришь на меня, я - прошлое, осколок памяти, уже забытый сон, тот парень, о котором ты со снисходительной улыбкой говоришь швейцарцам и бельгийцам «мой бывший», тот парень, который сейчас, в комнате с видом на детскую площадку, разнес себе выстрелом в подбородок полголовы. Честно. Без прикрас.
И – звонок, звук, оставленный для неизвестных контактов. Длинная переливистая трель. Ты не мог доверить это шрифту. Охрипшим голосом, из небесного Стокгольма, без «привет-привет», сразу, в лоб:
- Только мозги мне сейчас не еби. Скажи правду. Ты кого-нибудь встретил?
Ирония – последнее оружие приговоренных к смерти, уже посаженных на электрический стул:
- Это столица, придурок. Я в одном метро каждое утро встречаю больше тысячи людей.
Злостью, через всю Европу, через бессонную ночь с холодным ветром, хлещущим на сквозняке тюлем, телевизором у соседей:
- Не делай вид, будто не понял, о чем я.
Другого ответа не написали в сценарии. Я молчал. В драматической паузе. Царапал значок Логитека на черной клавиатуре. Должен был, наверное.
- Да. И тебе советую.
Ты не стал ждать. Ведь это я просчитался, это я забыл, что в ответ на удар бьют. Насмешкой в голосе. Желанием мести. Святой правдой: будет больно, потому что я – Шива, а не Христос.
- В первый же день. Классный секс. А потом, знаешь, пошло, поехало. Не хотел тебе говорить.
- Половину Стокгольма?
- Плюс-минус.
Было больно. Так больно, что в глазах на мгновение стало темно. Багровое. Красное. Реки войны. Но я засмеялся. До странности – спокойно. Только руку в кулак сжал. Ее свело.
- Почему говорить не хотел? Совесть?
- Жалость. Мне показалось, что для тебя это было серьезно.
- Показалось.
- Значит, показалось?
- Со всеми случается. Не ты первый, не ты последний.
- Значит, вот как?
- Только так.
Ты помолчал. Я слышал твое дыхание. Мое дыхание. На раскрытой ладони остались красные полумесяцы от ногтей.
- Послушай меня, умник. – Твой голос, быстро, без лишних пауз. - Только внимательно послушай. Помнишь, я говорил тебе, что жизнь – это дао…
- Помню. – Я снова засмеялся, от клоунской улыбки заныли губы, - Когда буду пролетать над гнездом кукушки, отсыпешь мне своей священной буддистской травы.
Но ты не хотел шутить. Ты больше не хотел играть по моим правилам. Тоже честно. И тоже без прикрас.
- Можешь меня просто выслушать? Один раз! И катись к черту! Иди нахуй! Забудь, что я был вообще. Но сейчас выслушай. Я много думал о нас. О тебе. Блядь, я только о тебе и думал. И хочу сказать. Жизнь – это путь. Как белая лента сплошной линии на ночном шоссе. Мы приходим в этот мир, чтобы ей следовать. Из точки А в точку Б. Простая задачка из учебника по геометрии для седьмого класса, правда? Но только она не простая. Стоит один раз затупить, сбиться с пути, сделать глупость и будешь рождаться снова и снова. До тех пор, пока не загладишь свою вину. Ты слышишь?
- Слышу. О, великий Лао-Цзы, скажи мне, грешному, когда мы сбились с пути?
- Пять минут назад. Но не мы. – Ты засмеялся с прощальной горечью. - Один из нас. И, поверь мне, это был не я.

Не ты.
Не ты услышал короткие гудки с той стороны зеркального стекла. Не ты увидел «оффлайн» в скайпе. Не ты решил, что так будет лучше.
Лучше?
Для кого?
И не пять минут назад.
Тысяча лет – проклятое плаванье Летучего Голландца под распахнутым в штормовое небо черным парусом. Я рождался снова и снова, кельтом и викингом, монахом и разбойником, жертвой и ее палачом. Шел через ливанскую пустыню, закрыв от горячего ветра лицо иссохшими ладонями. Поднимал меч над белыми одеждами пленников под раскаленным глазом чужого бога. Лежал на сером сыром песке пляжа в Дюнкерке, умирая от тифа и вздрагивая всем телом каждый раз, когда раздавался глухой выстрел – в розовом тумане бледного весеннего рассвета, ряд за рядом, линию за линией, приканчивали не годившихся к эвакуации морем лошадей.
Я был оборванным дервишем в ветхом плаще гонимого по дороге караванов странника, рыцарем креста с алым распятием на пыльной накидке, двадцатилетним лейтенантом, пившим воду Рейна, такую холодную, что сводило зубы, из лодочки соединенных ладоней, пока мимо катились танки, вскрывшие лед волны дивизий и грязные, как сама война, облака.
Спроси меня еще раз, от чего я бежал, и кого я искал?
Через четыре месяца - желтый флаг непрочитанного письма в почтовом ящике на «Гугл Мейле».
«Шереметьево. Рейс на 10:50. Стокгольм - Москва. У табло. Жду пятнадцать минут. Если нет, то нет навсегда».
Я никогда не думал, почему ты улетел. Нашел тебя глазами гораздо раньше, чем ты смог меня заметить. В суете международного аэропорта. На границе пустоты. Настоящий европеец. Настоящий рок-н-ролльщик из бессмертного кинонаследия британского гуру Гая Риччи. И никакого Джонни Деппа. В тебе и тогда бушевала хрустальная буря великой музыки. Желание создавать красоту без всякого обмана всегда было сильнее соблазна принести ее с собой из путешествия в страну чудес.
Ты улетел, чтобы вырваться из замкнутого круга и не превратиться в мертвого героя.
Блуждание в кромешной темноте – моя стезя.
И что я мог дать тебе? Что отдать взамен?
Нет? Навсегда?
Пятнадцать минут.
Я смотрел на тебя и шептал беззвучно: «Давай, уходи. Купи билет. Улетай к своей музыке. Улетай обратно. Покори мир, положи его на лопатки, если ты не улетишь, мы умрем вместе, в канареечном счастье, моем счастье, только ты, как музыкант, погибнешь скорей».
Телефон из кармана короткого пальто. Плавным жестом пальца – по экрану. Знакомым и любимым до «сейчас, хочу тебя, блядь, это пиздец».
Двадцать минут.
«Через полгода ты опять провалишься в свою буддистскую нирвану. Мы будем трахаться, как животные. Ты – на приходе, я – на том, что это сильнее меня. Все равно, как открыть твое письмо. Все равно, как приехать в Шереметьево, потому что желание увидеть тебя – рубильник на разуме. Мы будем ненавидеть друг друга, как ненавидели, катаясь по песку на диком пляже. Я – твоя клетка. Я – твоя тишина. И ты знаешь об этом. Давай же, уходи».
Двадцать пять минут.
Телефон – обратно в глубокий карман пальто. Тяжелую сумку – за лаковые ручки крепче. Уверенными шагами – по зеркальному полу, но не к кассам терминала, а в зал, где «прибывающих» ловят вездесущие таксисты.
Тридцать минут.
- Кому ты хотел позвонить? – Шаг в шаг. Нас подхватил поток людей. Он не дал мне коснуться. Прикоснуться. Без шансов. И это было хорошо.
Потому что я бежал от своих призраков и искал своих фантомов: книгу судеб, начертанную на лике пустыни бредовыми миражами, святой грааль из магической легенды о зависти и мести, припорошенного пеплом мраморного ангела в сгоревшем парке, среди черных скелетов обугленных деревьев, перед которым мог бы, прося прощения за всё, приклонить колена и разрыдаться.
Мне нужен был тот, кто покажет мне путь домой из сердца тьмы и из тьмы в сердце, из высокой башни одиночества, похожей на персидскую башню молчания, из крошева собачьего ада.
Я искал всю жизнь, бесконечную и перевитую, словно лента Мёбиуса, соединенную в кольцо вечного возвращения, точно Уроборос.
Пустоту. Иллюзию. Воздушный замок.
А нашел - вечность. Вечность, обернувшуюся и посмотревшую мне в глаза в зеркальном зале Шереметьево.
Тебя.

ДЕСЯТЫЙ!!  Хатифнат я очень тебе рада!)
на песню

Listen or download Маме доказано самое главное for free on Pleer



Бело-серый дым из высоких труб, старые бетонные плиты, густые заросли амброзии. Всего двадцать минут пешком от шумного центра, а словно попадаешь в другой мир. Ветхие двухэтажки, маленькие дворики со старыми водоколонками, телефонами-автоматами, свалками и стаями бродячих собак.
- Всё-таки, эта поездка - твоя самая идиотская идея, - закатываешь глаза и качаешь головой.
- О, как же ты меня недооцениваешь, - улыбаюсь я, стараясь скрыть волнение от предстоящей встречи.
За десять лет город сильно изменился, оброс многоэтажками и торговыми центрами. Яркими, сверкающими на солнце фасадами он вводит в заблуждение приезжих, но мы-то знаем этот город настоящим. У нас столько общего. Так же как и он, мы обманчиво другие. А присмотрись внимательнее, загляни чуть глубже, и сразу поймёшь - мы ни капли не изменились. Те же напуганные дети, что держась за руки уходили отсюда десять лет назад, уходили в никуда. Тогда казалось, что у нас слишком много прошлого на двоих и совершенно никакого будущего.
Дорога невыносимо знакомая, хочется сбросить балетки, медленно идти босиком по асфальту и вдыхать запах пыли и воспоминаний. Кажется, что вот-вот из-за угла на велике вырулит Ксю в соломенной шляпе, мы услышим смех Витька, скрип тарзанки и ворчание бабы Иры: «Лисапеды развели!» А в темной, исписанной граффити подворотне под слоями краски разглядим свои имена.
Узкая тропинка между гаражами заканчивается. Почти пришли. Невольно замедляю шаг, при виде новенькой горки. По твоему растерянному взгляду понимаю, что на её месте ты тоже представляешь наши старые качели. Почему-то кажется, что не мы чужие в этом дворе, а эта блестящая свежепокрашенная горка без единой царапины.
Вот и дом, из которого мы уходили под крики и рыдания. Ладонь вспотела, но ты не отпускаешь и, царапая короткими ногтями кожу, сильнее сжимаешь мою руку.
Колени подгибаются, пожалуй, мне никогда не было так страшно. В ушах всё ещё звучат слова недавнего телефонного разговора: «Приезжай… эту свою возьми тоже».
Выдыхаю, собираюсь с силами и поднимаю голову. Сразу нахожу нужное окно и, заметив бледное родное лицо, чувствую, как по щекам катятся невесть откуда взявшиеся слёзы. Ты тут же обнимаешь меня за плечи и нарочито громко, с плохо скрываемой дрожью в голосе весело кричишь:
- Здрасти, тёть Оль, давно не виделись!
- Да, давненько, - смотрит напряженно мама, но уже секунду спустя усталая улыбка трогает уголки её губ. – Поднимайтесь же скорее!
С плеч вдруг падает десятилетний груз невысказанной боли, и мы словно дети со смехом несёмся на второй этаж по крутой деревянной лестнице, толкаясь и спотыкаясь о высокие ступеньки.
Маме доказано.
Самое главное.

ОДИНАДЦАТЫЙ!!  good-bye-america
на песню

Прослушать или скачать Розовые очки бесплатно на Простоплеер



Автобус ползет в пробке, я пытаюсь размеренно дышать, но сидящий рядом «гость» из Средней Азии пахнет кислой капустой и дешевым дезодорантом. Я утыкаюсь в окно. Осень еще красива, эстетически почти безупречна, иногда только мелькнет скукоженная голая ветка да рябина тревожит стоп-сигналом. На ближайшем светофоре наблюдаю, как разбирают летнюю террасу кафе. Рисунок зонтиков над столиками вылинял до неразличимой мути, а я помню, что в прошлом году, летом, эти большие желтые яблоки на зеленом фоне каждый раз заставляли меня улыбнуться, когда мы приходили сюда.

— Девушка, а вашей маме зять не нужен?
Не оборачиваясь, закатываю глаза. Такой банальщины я давно не слышала.
— А что вы будете делать сегодня вечером, после того как мы с вами сходим в кино?
О, да он читать умеет! Это же явно из убого пособия «Как познакомиться с девушкой на улице». Что дальше?
Дальше я отчетливо чувствую чужое тело совсем рядом, надо мной. И хотя на улице день-деньской и полно народа, в панике резко оборачиваюсь. Запинаюсь за какую-то хрень и впечатываюсь лицом в голубую рубашку. Сверху доносится веселое:
– Я согласен носить вас на руках хоть каждый день, но давайте сначала познакомимся. Я Максим, а как зовут девушку моей мечты?
Мои иголки тают под этой улыбкой, и я растерянно шепчу:
– Катя…

Так начинается наш невообразимо красивый роман, наполненный цветами и россыпью слов. Максим живет в другом городе, 5 часов до нас на автобусе, поэтому наши встречи расползаются по выходным. Иногда он приезжает в командировку, и тогда у меня есть еще один вечер и одна ночь, которые я бережно складываю в копилку. Мы сидим в кафе, гуляем по городу, но чаще закрываемся от всего мира в моей маленькой квартирке и до изнеможения, до боли во всем теле любим друг друга. Мой прежний опыт, который утверждает, что секс – это всего лишь приятные телодвижения, ломается поднебесным счастьем физического воплощения нашей любви.
А еще есть режим «он-лайн». По дороге на работу я перелистываю сообщения. «Мое солнце встает вместе с тобой»… Хорошо помню свою истерику, когда, задержавшись на работе, уже дома обнаруживаю, что баланс на сотовом пересек нулевую границу, а автоответчик провайдера равнодушно бормочет про ремонтно-восстановительные работы. В халате и тапочках я бегу по темноте через наш не самый благополучный район до ближайшего платежного терминала, распугивая случайных собачников и, кажется, неслучайных гопников.
Я утопаю в нем, я дышу только рядом с ним, я живу от него до него. Я не рассказываю о Максиме ни подругам, ни семье – прячу, берегу.

Когда я чувствую первые песчинки? Наверное, когда мы встречаемся на улице с одной из наших бухгалтеров, и на следующее утро мои коллеги устраивают мне допрос, в котором рефреном звучит: «Ну, когда свадьба?» А я мнусь, потому что понимаю, что мы с Максимом никогда не говорим о будущем, том, которое потом. Только о ближайших часах, о следующей встрече.
Еще один камешек сваливается, когда выясняется, что на очередные выходные ТСЖ запланировало замену труб. Я в панике делюсь этой новостью с Максимом и слышу, как ему жаль меня и как он бесконечно страдает от того, что мы не сможем увидеться. «Почему не сможем?» – недоумеваю я, но вслух этого вопроса не задаю. Робость? Трусость? Предчувствие? Не знаю.
Что-то внутри меня начинает скрести, подленько, по-крысиному. Я пытаюсь собрать все, что я знаю о моем возлюбленном, и понимаю – он для меня вне времени и пространства, вне быта и сиюминутного окружения. Как он живет? Где и с кем работает? Кто его родители? Был ли он женат? Или, может, он женат и сейчас? Может, у него симпатичная дочка-первоклассница и сын-бутуз?
Я гоню эти мысли, потому что я абсолютно, каждой своей клеточкой уверена – он любит меня. Это в воздухе, это вокруг. Это самое главное. Но вопросы остаются. Я понимаю, что кроме той, блестящей копилки, наполненной счастливыми мгновениями, появляется вторая – простая черная коробка.
В следующий раз в эту коробку падает его чуть заметная гримаса, когда я, захлебываясь от возмущения, рассказываю о разводе подруги. Избитая ситуация – он изменил, она не захотела, не смогла простить. Я пытаюсь выскрести из Максима хоть что-то личное, получить хоть какой-то ответ, мнение, но он зацеловывает мои вопросы. Мой сказочный принц.
Приближается Новый год. И пусть давно уже не модно радоваться этому празднику, все равно атмосфера лихорадочно накаляется. Я тоже суечусь, покупаю подарки семье и друзьям, участвую в обсуждениях, в чем и как встречать. Может, это детское желание сказочного чуда прорастает из снежинок? Меня зовут то в одно место, то в другое, но я неопределенно отмалчиваюсь, ожидая самого главного приглашения, и никак не могу дождаться.
Во время очередного приезда Максима я решаюсь.

– Какие у тебя планы на Новый год?
Я так издергала себя заранее, что мне плевать на то, что подоплека вопроса откровенно прорывается в интонации.
– Я, наверное, уеду.
Истерика подступает к горлу, но я еще держусь. Не спрашиваю, куда и зачем. Он целует мои пальцы, по одному, начиная с мизинца. «Почему с мизинца?» – недоуменно зацикливаюсь я на пустяке.
– Катенька, любовь моя бесконечная, спасибо судьбе, что ты у меня есть.

Новый год я встречаю в компании институтских подруг. С нами дети, собаки, чьи-то мужья и кандидаты на эту роль. Я зла и подозрительно трезва. На двенадцатом ударе я не загадываю ни-че-го. А потом слышу, как кто-то из женщин на кухне жалуется на грязные носки. И все весело хохочут – это же баян, как сейчас говорят, грязные мужские носки.
Я выхожу во двор, смотрю в глубокое темное небо. Звезды мерцают и складываются то в букеты, то в черта с рогами. Интересно, а чертовки тоже ругают своих чертей за разбросанные вещи и не купленный к ужину хлеб? Счастливые они, наверное.
Всплывает услышанная где-то фраза: «Нужно с кем-то просыпаться». Не так, спорю я. Нужно верить, что ты завтра, и послезавтра, и после-после, и еще потом, после всех «после» проснешься с этим человеком.

Автобус наконец-то трогается с места. Я прижимаю концы шарфа к груди, там, где все еще болит.


ДВЕНАДЦАТЫЙ!!  Татьяна_Кряжевских очень неожиданно,но безумно приятно!) спасибо огромное за то,что заинтересовались и решились!)
на песню

Прослушать или скачать Poets Of The Fall Sleep Sugar бесплатно на Простоплеер



Поставщики, покупатели, каталоги, встречи, договоренности, срывы, споры, обещания, договоры, снова договоренности, снова поставщики и звонки-звонки-звонки…
И среди какофонии звуков один – твой голос. Классика жанра требует разозлиться, выплеснуть бродящее по жилам раздражение на того, кто ближе, кто беззащитнее. Выпустить свои иглы в мягкое, неприкрытое, впрыснуть, избавиться от части переполняющего меня яда.
– Привет! – тепло и чуть с хрипотцой.
– Привет, – да, я должен был бы разозлиться на то, что ты опять отвлекаешь меня от работы, продолжая заниматься своими делами, но вместо этого закрываю глаза, и вижу тебя: как ты придерживаешь телефон между плечом и щекой, заваривая себе неизменный чай в пакетике. Едва слышный звук шагов, щелчок – ты затягиваешься, выпуская струйку дыма, смешно искривляя губы, чтобы не выдохнуть в трубку.
И мои уже скопившиеся в ядовитой железе слова не для тебя, никогда для тебя.

Люди, новые, едва узнаваемые, знакомые – память давно подводит. Костюмы, галстуки, запонки, блестящая кожа ботинок и юбки на ладонь ниже колена – официально-деловой стиль, коробочно-упаковочный.
И среди сменяющейся череды лиц, одно – твоя фотография на моем столе. Ты – загорелый, улыбающийся, такой счастливый, совершенно иной: вихрастый, расслабленный, смешно сморщивший нос от солнца, почти подросток, с сумкой наперевес, руки на ремне, такой, каким ты был в Марракеше тем летом. Каким я бы хотел видеть тебя всегда.

Решения, быстрые, рискованные, продуманные, взвешенные, предложение, согласие, отказ, оферта – акцепт.
И между мыслями – напряженными струнами, шестернями, неповоротливыми валами, одна – о тебе, проскальзывающая, лаская и согревая меня изнутри. И только где-то на периферии ложкой дегтя, царапая осознанием, что я сегодня опять – опять задержусь, опять не успею поужинать с тобой, опять тебе засыпать без меня в нашей огромной и такой холодной для одного кровати.

Вечером телефоны, голоса, корпоративная почта затихают, лениво прорываясь редкими, будто заблудившимися письмами от таких же трудоголиков или просто тех, кому некуда и незачем уходить. И среди них жирным акварельным мазком твой звонок. В нем уже нет улыбки, кривоватой от неизменно зажатой во время разговора по телефону со мной сигареты, только усталая констатация очередного «опять».
Старая сказка: ты злишься, выплескивая через край все мои отсутствия, невнимание, и остальные не-: не-вечера, не-выходные, не-дни рождения, не-прогулки, не-выставки, и глубже – не-семья, не-принятие, не-возможность. И уже совсем на дне так и остается лежать невысказанным самое главное – потребность осознавать себя любимым, нужным через словесно-действенные подтверждения.
А я срываюсь, обвиняя тебя в том, что работаю ради нас, ради жилья, ради машины, ради твоего моря, ради… И весь поток слов-осколков, режущих до незарубцовывающихся ран, сквозит ответом – люблю, нужен, настолько, что готов жертвовать вечерами, выходными, отдыхом, отсутствием штампа в паспорте и принятия родственников. Но глухой не слышит, а немой не может сказать.
Но не ты, не я. Может, наши души повернуты по-другому, и нам не нужно прикрытие из сотен шрамов, чтобы открыть их сразу с дна – с твоей просьбы всегда возвращаться, и моей – всегда дожидаться.

И ты не злишься, а я не срываюсь. Но где-то там уже поднимает голову другая голова гидры – безразличие и отчужденность, когда тебе станет все равно, во сколько я прихожу, а мне – куда уходить.
– Я буду ждать тебя.
Вздох.
– Я поздно.
– Тогда я буду ждать тебя поздно, – полуулыбка, усталая и такая родная.
Гидра не просыпается. Любые отношения – это симбиоз и единственное, что делает их не просто удобными, а необходимыми, даже когда они начинают мешать, приносят боль и неудобства – чувства.

Вечерний город неохотно раздвигается рядами машин, пропуская меня. Негромкая музыка, и спокойный мужской голос поет мне о любви и невзгодах под тихий шелест колес. Точечное золото фонарей рассеивается, сливается с неоновыми вывесками и рекламой так, что над городом остается светящийся купол.

Осторожно закрываю за собой дверь, кладу ключи на тумбочку, снимаю ботинки, по-мальчишески, друг об друга, расслабляю узел галстука, прохожу вглубь и застываю в проеме спальни.
Твои очертания под одеялом и темные волосы на подушке. Ты манишь своим сонным теплом, домашней, такой правильной уютностью.
Наконец отмираю, снимаю пиджак, вешаю его на спинку стула, не открывая шкаф, чтобы не нарушать тишину. Нет, не боясь разбудить тебя, не боясь потревожить твой сон, а чтобы не прервать мгновение очарования сказки моего безупречного счастья.
Душ, ужин – нет, все потом, сейчас раздеться, нырнуть под согретое тобой одеяло, прижаться еще холодным после улицы телом к твоему – мягкому, разморенному, уловить твое невольное движение – ко мне, ближе, теснее. Спрятаться от всего мира в нашем коконе, одном на двоих, там, где мне всегда хорошо, где ты меня ждешь и прощаешь, куда я хочу вернуться.

Я не жду того дня, когда не будет этого «опять», я лишь надеюсь, что, несмотря ни на что, ты будешь рядом. Снова.

на песню

Прослушать или скачать 30.02 Когда Я Увижу Море бесплатно на Простоплеер



Почему-то в такие моменты мне начинает казаться, что мы сейчас расстанемся. Ты скажешь, что устал от наших ссор и споров, в которых погрязли, размылись, растворились мы, наши чувства, наши первые дни и месяцы, когда мы жили друг для друга, а не требовали от другого жить только для себя.
Куда уходит детство? О, нет, куда уходим мы прежние: та девчонка в летящем платье из желтого ситца, смеющаяся над непогодой, болтающая ногами, сидя на сваях моста, и знающая все выставки и рок-концерты в нашем городке? Где тот парень с вечными смешинками в чуть сощуренных от терпкого табачного дыма глазах, не расстающийся со своим мотоциклом? Помнишь, как провожали нас взглядом прохожие, когда я садилась позади тебя в умопомрачительно узкой юбке и ботфортах и раскованно прижималась к твоей спине. И непонятно, кто из нас больше гордился другим.
Мне нравилось считать себя другой, неординарной, особенной, наверное, даже творческой. А теперь я та, кого раньше считала серой мышью, офисной крысой – черный низ, белый верх и «вольно» по пятницам, ненормированный рабочий день и обед в столовой в соседнем крыле. Диеты, скидки, телевизор по вечерам, уборка по выходным зимой и дача летом.
И ты – подающий надежды, уже никому ничего не подаешь, а только стремишься выжить, маневрируя между уплатой кредитов, счетами за квартиру, школу, кружки сына и еще бесконечным списком неимоверно нужных вещей.
И сын. Кроха в кульке на руках у счастливых, улыбающихся родителей на фото в гостиной теперь видит лишь замученные, уставшие лица, радующиеся премии, халтуре, новой покупке.
Только есть ли в этих трудоднях мы настоящие? Не поэтому ли та девчонка прорывается во мне нелепыми, обидными, раздражающими ссорами и упреками, просясь наружу из скучной тетки, в которую я сама ее и заточила?

И, пугаясь, я замолкаю, запускаю привычным движением руку в твои волосы. Мне всегда нравились в мужчинах волосы - густые и обязательно темные, почти черные. У тебя именно такие. На самом деле, я уже и не злюсь, привычно огрызаясь заученными фразами. Мне кажется, что я могла бы параллельно со ссорой решать, что приготовить на ужин или на какой фильм сводить Сеньку.
Но ты тоже научился отвечать, даже не вслушиваясь в мои слова.
И вдруг хлороформом посреди обычного препирательства.
- Может, махнем на море?
Забываю о привычном раздражении, о льющейся воде и посуде в белой, едко пахнущей искусственными цитрусами пене.
- Но деньги? – тетка во мне сопротивляется.
- С палаткой.
- А Сеня? – уж мои родители точно не собираются провести две недели с мелкой шкодой, пока мы греемся на солнце.
- И Сеня, - уверенно.
- И Сеня? – удивленно, но уже с интересом.
- Ну а что? – обнимаешь меня, и я невольно поддаюсь тебе, тому, за кем я шла девчонкой в желтом ситцевом платье. – Возьмем отпуск на недельку, и десять дней в нашем распоряжении. Сень! – кричишь сыну.
Тот неохотно отрывается от игры и внимательно смотрит на нас.
- На море поедем?
- Поедем, - кто бы сомневался. Не знаю, наше ли это наследство или особенность детской психики, но он согласен идти в любую сторону, куда бы не направились его родители.

Мотоцикл давно отживает свой век в сараюшке на даче, дожидаясь, когда Сенька станет плечистым, немного дерзким подростком со смешинками в глазах. Но ветер, уже теплый, кубанский, бьющийся в ладонь руки, вытянутой насколько возможно из окна автомобиля, все также нашептывает мне о свободе и счастье быть вместе.

запись создана: 21.09.2014 в 22:06

@темы: моб.на музыку

Comments

[nohromo]

Motik71, мы по-прежнему будем писать наши странные истории, вплетая в фразы героев слова тех, кто рядом и тех, кто мог бы быть рядом, сидеть на кухне по вечерам, складывая из салфеток журавликов-оригами, гулять под дождем, по проспектам, под капюшонами и храмами зонтов. мы будем. и это самое главное.
спасибо тебе.

[Motik71]

nohromo,

[Хатифнат]

Motik71, Какая клёвая картинка)

[Motik71]

Хатифнат, ))

[Motik71]

Соооль) уже сказала) еще раз-ты умница моя любимая больно-больно,ага,жизненно,к сожалению...а очки розовые ,вообще,мой любимый аксессуар )

[good-bye-america]

Motik71, как-то так, да

[oldmonkey]

good-bye-america, ты такая молодец, такой настоящий, такой правильный текст, и чуточку тайны, как всегда у тебя, спасибо!

[good-bye-america]

oldmonkey, спасибо. там просто взгляд с одной стороны, но именно он и бывает важен, когда принимаешь решение

Соленька, мне было не больно, было грустно,потому как было...ты с головой уходишь в отношения не задумываясь и не придавая значения...купаешься в любви и своих чувствах,где-то в глубине души надеясь на продолжение и что-то большее...но наступает прозрение..хорошо,что героиня смогла прочувствовать и не наделать ошибок..не исковеркать свою судьбу...это опыт, пусть негативный,но видимо надо самому это пережить,потому что следующий раз,а он будет обязательно, должен быть лучше и может быть это поможет героине найти истинную любовь..я на это надеюсь...
Спасибо тебе за прекрасный рассказ)

[good-bye-america]

Витория1111, будем надеяться вместе.

[Kallis_Mar]

good-bye-america, это прекрасно, да,
тяжело удержать на носу розовые очки, особенно когда они сползают, и ты цепляешь их, цепляешь обратно.

Motik71, Прошедшее лето, как прошедшая любовь, наступившая осень и в душе и в природе.
Солнце,ты как всегда на высоте,и все так подходит для рассказа.

[Kallis_Mar]

Motik71, здорово, как будто это Соль встала со скамейки) и этот бросок тени

[smokie_eyes]

good-bye-america, ваши дорожные истории такие пронзительные, такие болючие (простите мне это слово) . Спасибо вам за эти трогательные строки

[MARCH999]

good-bye-america, так обидно за нее... но пусть наступит это "после" и однажды она проснется счастливая, рядом с тем самым. Спасибо большое Америка, замечательный текст!

[Motik71]

Витория1111, спасибо когда Соль попросила сделать картинку,я и представить не могла ,что это будет)

[nikitoss.]

good-bye-america, так узнаваемо. У каждого, наверное, были и есть такие вот "очки". Хорошая история, честная и настоящая.
Спасибо.

[Motik71]

Kallis_Mar, спасибо,Маш)) дааа)))

[good-bye-america]

Собственно, картинка была изначально - когда-то я попросила Мотик сделать что-то смутное, осеннее. Так что Мотик тут вдохновительница.

[good-bye-america]

smokie_eyes, MARCH999, nikitoss., спасибо. Осень, будь она неладна...

[Motik71]

good-bye-america, спасибо,родная )

[Пелагея 007]

good-bye-america, так по-осеннему пронзительно, грустно и по-настоящему. И всё равно - пусть так, без будущего, но эти отношения сохранятся в памяти яркой вспышкой...
Спасибо тебе огромное!

Motik71, очень красиво, одновременно и грустно, и трогательно, спасибо!

[Motik71]

Пелагея 007,

good-bye-america, Motik71, Спасибо за такую чудную историю с таким изящным оформлением. Грустно, очень грустно, и, наверное, трудно пережить тот момент, когда приходится снимать розовые очки. Конечно, опыт - это тоже важно, но какой ценой он приобретается. Очень пронзительная история, особенно зацепило противопоставление: блестящая копилка тёплых воспоминаний - черная коробка, постепенно наполняющаяся песчинками и камешками. Очень яркое и сильное впечатление. Спасибо!

[Motik71]

HumanNature, тебе спасибо!)

[Fantamix]

Обычная история: прощай, пока, до скорого, Но сердце всё поймёт, он больше не придёт(c)
good-bye-america, Motik71, спасибо вам за эту чувственную осеннюю грусть

[Motik71]

Fantamix, меня тут капля,но спасибо большое)

[good-bye-america]

Пелагея 007, HumanNature, Fantamix, ах, если бы опыт помогал больше, чем ранил... Спасибо!

[Motik71]

 Татьяна_Кряжевских буду повторять ,пока не поверите,что бояться не стоило-это очень,очень здорово!) я не умею писать отзывы,это уже вся наша компания знает)) умею только фонтанировать эмоциями) простите?)) одно могу сказать-это моё) слова,слова,слова ... а видишь всю картинку полностью,чувствуешь усталость,слышишь этот фоновый шум и его голос,как светлячок ночью ))я очень хотела показать это на картинке,но все казалось слишком банальным,поэтому просто руки,связанные,что всегда было "СНОВА" и нежность ,и любовь ) перечитала несколько раз) и еще буду)

и вторая история прекрасна) счастье быть вместе.

спасибо!

[oldmonkey]

Татьяна, Вторая история - просто "Герой нашего времени". Это настолько знакомо и узнаваемо, главное, чтоб был тот с кем захочется уехать на море, даже с палаткой. Я люблю тексты, которые написаны просто. Без вычурных метафор. Наверное, я не очень умна, и мне так легче понимать. Одно но - эта простота должна показывать глубокую основу, за которой целая история. Такие тексты как айсберг, ты не видишь 90 процентов истории героев, но ты знаешь, что она есть. У вас получилась именно такая. Спасибо!